— А не рано ли ты встала? Девочки ждут тебя не раньше одиннадцати. — Самюель медленно ходила вокруг меня, поедающей овсянку с сухофруктами, кругами. Ее глаза хитро блестели. — Может, ты едешь не с ними?
— Я тебя прошу, — рассмеялась я. Без подсказок я поняла, о ком говорит мама. Конечно, идея поехать в город с Калебом не казалась мне глупой. В среду мы вели себя как нормальные друзья, но ведь я хотела большего. Возможно, когда увижу его на выходных нам тяжело будет сохранять непринужденные отношения — воскресная ссора висела над нами дамокловым мечем. Просто в среду мне некогда было об этом думать, мне нужна была помощь Калеба любой ценой, и приходилось вести себя с ним более миролюбиво. — Просто так получилось, подняться пораньше. Зато все успею. Даже машину могу еще помыть.
— А что ее мыть, — Самюель вертела в руках зеленое яблоко и время от времени подносила к носу, принюхиваясь. Она делала это так аппетитно, что мне сразу же захотелось съесть яблоко. — Терцо и Грему нечем было заняться ночью, — они мыли, полировали, натирали и опрыскивали машины каким-то воском. Я думала, что умру от тоски, наблюдая за ними. И ты знаешь своего отца — снова чуть не оторвал что-то от машины, своей, — быстро добавила она, увидев мои нахмуренные брови. С машинами Терцо не знал меры, он обращался с ними слишком усердно, забывая что, не смотря на свою массивность, против его силы — они хрупки. — Хорошо, что хоть Грем, знает в них толк. Он все исправил. Интересно как бы Терцо объяснял в ремонте, почему на оторванных деталях следы рук?
Она на миг замолчала, ее взгляд стал затуманенным и далеким.
Гроверы старались всю свою жизнь жить среди людей, оставаться людьми. И я понимала, что она вспоминает свои последние 50 лет, которые они прожили с Терцо, Пратом и Ричардом не самым святым образом. Настоящее постоянство наступило тогда, когда появилась я.
И можно понять, как это терзает Самюель, особенно если учесть ее нынешнюю веру, ее должно мучить то, что она давно уже могла остановиться убивать. И изменила все не она сама, самое сильное существо в мире, а слабый пятилетний ребенок. Мне стало ее жалко, я не могла видеть ее мучений.
— Да уж, сколько лет жить среди людей, — словно очнулась она. Наши глаза встретились: ее идеальный сербристый взгляд, без каких-либо изъянов и мой, живой и яркий. Самюель вздрогнула, увидев понимание в моих глазах. Ей должно быть непривычно. Потому что раньше я ее не понимала, как и теперь не до конца, но знакомство с Калебом многому меня научило. — Да, милая и прошу тебя, не обязательно покупать весь магазин. Куда потом мы денем все те вещи, когда ты уже не будешь беременна?
Я улыбнулась, понимая, что Самюель хочет отвлечь меня от ее горестных мыслей, и не стала ничего говорить об этом.
— Я постараюсь, — пообещала я.
Самюель иронично хмыкнула.
— Хорошо, что я могу теперь положиться на Бет, она пообещала мне следить за твоим выбором. Главное чтобы она не позволяла тебе покупать вещи «на вырост».
— Это заговор, — возмутилась я. Самюель тряхнула волосами, чтобы скрыть улыбку, но я знала ее достаточно хорошо, чтобы понять, она чего-то мне не договаривает. — Только не это, — застонала я, догадываясь, в чем дело. — И кого ты подговорила из них двоих на покупку детских вещей?
— Что значит, подговорила? — невинно переспросила мама, но ей меня не провести. Я видела, как она старается скрыть в глазах триумф. — Я всего-то попросила проводить тебя в магазин детской одежды и игрушек. Может что-нибудь приглянется.
Я тяжело вздохнула, стараясь скрыть грустную улыбку.
Да, больше меня не злила мысль, что я беременна, и я уже не ненавидела маленьких деток, растущих в моем животе. Но это не значило, что я полюбила их, так, же как Терцо и Самюель. Они по-прежнему остаются в моем сознании, как будущие брат и сестричка, ну или как уже там выйдет. Словно я была суррогатной матерью. Только сказать сейчас об этом Самюель я не могла, когда ее глаза горели любовью и счастьем. И с тяжелым сердцем вспомнив полный ящик игрушек и одежды, привезенных Гремом, что я прятала в кладовке, я смирилась с тем, что сегодня там склад пополниться. Качнув смиренно головой, я увидела радостную улыбку Самюель, и поняла, что маленькая прогулка по магазинчику стоит того. Подумаешь еще парочка игрушек.
— Пойду, позвоню Терцо, — это же огромный прогресс.
— Только не нужно этого, не надо лишних иллюзий — застонала я, — все остается, как мы и договаривались. Я рожаю, вы — воспитываете.
— Я понимаю, — ее голос прошелестел рядом так быстро, что я даже не успела испугаться. Ничего не могло уже испортить настроения Самюель, как и моего кстати тоже. Я думала, что после этого разговора, снова стану такой как и раньше по утрам. Но ничего не происходило — настроение по-прежнему оставалось приподнятым. К сожалению ни что не влияло на мой аппетит так хорошо, как смена настроений, моих и чьих-либо. Съев яблоко, что крутила в руках Самюель, я все еще думала, чтобы такого перекусить.
Подумав несколько мгновений, я покидала в сумку запасы шоколадок и батончиков. Знала я свой ненасытный живот, — не удивительно, что я ем так много, словно за двоих, так как есть мне приходилось за троих. Я впервые подумала о том, что совсем скоро передо мной встанет проблема выбора имен, обстановки комнаты, и еще куча ерунды, которую нужно приготовить до рождения малышей и кровь застыла в моих венах. Я была готова хоть каждый день ходить на уроки физики и астрономии, лишь бы меня избавили от такой рутины. И самое страшное я подозревала, что Самюель все равно меня, так или иначе, заставит. Скорее всего, это будет какая-нибудь хитрость, из-за которой я просто не смогу отказать.
Я знала, что должна злиться или расстраивается, но не могла, Самюель и Терцо так много терпели ради меня, разве не смогу я потерпеть и ради них? Ответственность это двухсторонняя медаль: ты зависишь от того кому дорог, но и он зависит от тебя.
Подумав о том, как рад будет Терцо узнать о моем походе в детский магазин, я и сама обрадовалась. В моей голове сразу же возник корыстный план. У меня была определенная сумма на карманные расходы в месяц, и так как я хотела купить сегодня одну очень дорогую вещь, намного превышая сумму на моей кредитке, мне нужно было, чтобы он не налагал на меня штрафные санкции.
Выезжая со двора, я держала в уме картинку счастливой Самюель, замершей с трубкой телефона в гостиной. Она говорила что-то так быстро, и я ничего не могла разобрать, но догадывалась. О чем еще она могла так радостно щебетать отцу?
Я снисходительно покачала головой, мол, какие эти родители странные, и постаралась не замечать, как и сама радуюсь. Что-то я становлюсь сентиментальной.