нечто сложное совершают другие животные, мы впадаем в растерянность и чувствуем досаду оттого, что не понимаем причины такого поведения. Мне же кажется, что правильным объяснением, каким бы оно ни казалось спорным и противоречивым (и именно потому, что оно спорное и противоречивое), следует считать, что горбатые киты поют вот зачем: чтобы объявить о своем существовании в мире, чтобы пообщаться с другими китами, чтобы побороться за свой статус среди самцов, чтобы произвести впечатление на самок. Возможно, их изменчивые песни выполняют для них разные социальные функции – отчасти как и человеческая музыка.
Наша собственная, зачастую прекрасная, музыка побуждает нас к самым разным вещам. Но иногда ничего такого не происходит. Впрочем, нет, такого не может быть, потому что в мире куда больше музыки, чем нам нужно, – но мы упорно создаем и слушаем ее. Когда я пишу, фоновая музыка часто играет весь день напролет. И я наслаждаюсь чувствами, которые она пробуждает во мне. Кажется, она даже помогает мне думать. При этом я не очень понимаю почему. Роджер Пейн – один из людей, открывших песенную культуру горбатых китов, вы с ним уже знакомы, – сказал мне так: «Пение представляется нам чрезвычайно важным, но сами мы никак не можем разобраться, почему нам так нравится петь. Я думаю, что оно возникло раньше, чем люди, даже раньше, чем киты. Раньше, чем сформировалась лобная кора. Возможно, это функция еще рептильного мозга, где все происходит на бессознательном уровне». В сущности, пение значительно старше рептилий; многие амфибии и рыбы тоже поют, и способность петь независимо эволюционировала у насекомых. «Но почему музыка так важна?» – продолжал наседать я, и Роджер задумался над ответом. «Мы не можем в точности знать, – сказал он, – потому что она возникает помимо речи; это прямое воздействие на уровне эмоций. Смотри сам: если бы ты пытался завести друга или партнера, а может, войти кому-то в доверие, как здорово было бы сделать это напрямую, без слов. Музыка позволяет такое».
Пение просто обязано быть приятным, приносящим удовольствие занятием, иначе ни киты, ни люди, ни птицы не пели бы так охотно. Как уже упоминалось выше, те зоны в мозге птиц, которые задействованы в пении, содержат в себе опиоидные и дофаминовые рецепторы. Но мы еще не обсуждали, как эти два важных для мозга вещества действуют в тандеме. Ученые обнаружили, что дофамин – мотивирующий «гормон удовольствия» – побуждает петь и продолжать пение, когда оно вызывает интерес у самки. После спаривания опиоиды снижают у самца стремление к этому занятию. Проще говоря, дофамины создают мотивацию для поиска удовольствия; затем опиоиды создают приятное чувство вознаграждения. Эта сенсорно-перцептивная система и создает ощущение «жизнь хороша», и у животных и людей она работает в общих чертах очень похоже.
Итак, птицы поют, чтобы заявить права на территорию, привлечь брачного партнера, а еще потому, что это доставляет удовольствие. А может, и еще зачем-нибудь? Я задал вопрос Дэвиду Ротенбергу, автору книг «Почему поют птицы» (Why Birds Sing и «Соловьи в Берлине» (Nightingales in Berlin). «Птицы поют, – ответил он, – потому что эволюция – это не только выживание наиболее приспособленного, это еще и выживание красивого».
Его на первый взгляд не слишком продуманное замечание подводит нас к очень запутанному клубку весьма глубоких вопросов.
Что есть красота? Истина, как сказано у Китса? Возможно, все действительно так просто. Но… Поскольку мы воспринимаем как прекрасное множество разных вещей, от истины до пения китов или звуков, порождаемых прохождением воздуха через клюв мелкой пичуги, перед нами встают вопросы посложнее: почему их песни красивы на наш вкус? И, что еще более важно, почему восприятие прекрасного вообще существует?
Ясно, что тут есть о чем поразмыслить.
Пение достигает своего полного развития после его социальной «обкатки». Когда чуть ранее мы говорили о вокальном обучении, возможно, вам стало интересно: неужели все действительно так просто – «птенец-самец заучивает папину песню»? Правильно, что вы об этому задумались. Потому что на самом деле, конечно, все далеко не так просто. И в каждом случае есть свои особенности.
У воловьих птиц, или коровьих трупиалов, молодые самцы учатся петь у самок… которые не поют[195]. Исследователи, работающие в Индианском университете, поместили несколько трупиалов в огромный вольер. Время от времени какой-нибудь самец вдруг менял темп пения и резко поворачивался в сторону самки. В чем же дело? Самка с помощью жестового сигнала – подрагивания крыльями – показывала ему, какая из его песен ей особенно понравилась. Самцы часто повторяли полюбившиеся самкам песни, отрабатывая их и запоминая последовательности звуков, которые оказывались действеннее других. Позже самки реагировали на те песни, которые побуждали их трепетать крыльями, принимая позы готовности к спариванию. В публикации этого исследования говорится, что у коровьих трупиалов обучение пению – не просто копирование молодым самцом песни старшего, а «процесс социального формирования». Самцам приходилось исполнять песни снова и снова, чтобы убедиться в положительной реакции самок. Иными словами, именно эта реакция корректировала и формировала песню самцов.
Кроме того, самки чаще задерживались, чтобы послушать, если песню исполнял самец, выросший где-то по соседству с ними. Если же самки в вольере различали голос самца, привезенного откуда-то из другого места, они нередко улетали, даже не дослушав пришельца до конца. То есть, как выясняется, разные популяции обладают разными песенными культурами. Различия в песнях влекут за собой и разницу в успехе размножения. Как писали сами исследователи, «наибольшее впечатление на нас произвело то, что социальное поведение может служить источником изменчивости». И это означает, что особи, наделенные сходством между собой, образуют группы, а различия между особями разводят социальные группы врозь.
Трупиалы в этом смысле далеко не одиноки. Конкуренция и предпочтение, отдаваемое самками самцам, поющим на местном диалекте, были выявлены у дарвиновых вьюрков[196] на Галапагосах, у вдовушек в Африке[197] и у других птиц; возможно, это явление распространено достаточно широко.
Так что на самом деле в социальных взаимоотношениях птиц заключено гораздо больше, чем видит человеческий глаз и слышит человеческое ухо. Песни, диалекты, сложные взаимодействия – общественная жизнь птиц чрезвычайно насыщенна. И это совсем не похоже на простую борьбу за выживание. Обычное поведение птиц и множества других животных зачастую куда более разносторонне и в большей степени ориентировано на социальные взаимоотношения, чем мы полагаем. Как заключают исследователи трупиалов, «культура или традиции усваиваются по мере того, как животные прощупывают особенности своего социального окружения. Навыки могут приобретаться путем имитации и обучения, но в конечном итоге их формирование зависит от социального влияния и обратной связи».
У многих видов птиц брачного