— говорил он. — Дороже у меня в целом мире ничего нет.
Слышал, его из полиции выгнали. А жена опять в суд на него подала, на этот раз хочет получить причитающееся ей с продажи прав на экранизацию его фантазии. Этакое маленькое состояние, если все подсчитать. Фильм будет снят в Морристауне, в старом особняке с привидениями. Не знаю, правду ли пишут в колонке слухов, но вроде как собираются объявить конкурсный просмотр девушек на роль молодой иммигрантки из Ирландии. Шерифа О’Луни уже согласился играть Аль Пачино, а Кевин Маккарти сыграет миллионера со странностями.
Зажился я что-то вольной пташкой, а теперь, говорят, пора мне опять садиться. Как раз в том, что я останки Мэри Кэтлин обобрал, никакого преступления не было, потому что у трупов такие же права собственности, как у недоеденных сэндвичей. Однако мои действия подпадают под разряд предусмотренных главой «Е» разряда 190.30 уголовного кодекса штата Нью-Йорк, а эта глава трактует о противозаконном сокрытии завещания.
Завещание это я спрятал в своем личном сейфе, который завел в банке Хэноверского промышленного треста, являющемся структурным подразделением корпорации РАМДЖЕК.
Попробовал вот сейчас растолковать своей собачке, что хозяину придется на некоторое время уехать, потому что он нарушил положение раздела 190.30. Понимаешь, говорю, законы для того и пишут, чтобы их соблюдать. А она ничего понять не может. Ей голос мой нравится. Что ни скажу, ей все приятно выслушать. Стоит, хвостиком помахивает.
Жил я на широкую ногу, уж не сомневайтесь. Взял ссуду под низкий процент и купил себе дом на две семьи. Акции приобрел текстильные и мебельные. Каждый вечер я то в «Метрополитен-опера», то в нью-йоркском балете «Сити-Бэлли», на лимузине туда езжу.
У себя дома устраивал дружеские вечеринки, на которые собирались пишущие музыку для РАМДЖЕКа, исполнители, а также киноактеры и звезды цирка, ну там Исаак Башевис Зингер, Майк Джаггер, Джейн Фонда, Гюнтер Гебель-Уильямс и прочие[53]. А когда РАМДЖЕК приобрел в собственность галерею Мальборо и Объединение американских живописцев, на мои вечеринки стали приходить также художники, скульпторы и так далее.
Спрашиваете, как у меня в РАМДЖЕКе дела складывались? Пока я возглавлял свой отдел, руководя также различными структурами, открыто или тайно ему подчиненными, мы завоевали одиннадцать платиновых дисков и сорок два золотых плюс двадцать один Оскар, одиннадцать Национальных премий по литературе, два диплома «Американской лиги», и еще два — «Национальной лиги», и еще два — за победы в состязаниях «Всемирная серия», и еще пятьдесят три бронзовых граммофона[54], — а капитал каждый год приносил не меньше 23 процентов. Я даже ввязался в корпоративные дрязги, чтобы ни за что не допустить перевода фабрики, где делали консервы для кошек, под опеку отдела «Продовольствие для всех». Увлекательная была борьба. Осатанел, но своего добился.
Два раза мои сотрудники лишь самую малость не дотянули до Нобелевской премии. Но два лауреата у нас и так было — Сол Беллоу[55] и мистер Зингер.
А моя фамилия — первый раз мне такая честь — появилась в «Кто есть кто». Вообще-то не Бог весть какое достижение, поскольку моему отделу подчинено объединение «Галф и Вестерн», а им в свою очередь подчиняется «Кто есть кто». Их анкету я заполнил всю, только умолчал о своем тюремном сроке и о фамилии сына, а так — все что положено: место рождения, в каком учился колледже, какие занимал должности, девичья фамилия жены.
Интересуетесь, приглашал я или нет на вечеринки сына, чтобы он мог лично познакомиться с героями и героинями своих статей? Нет, не приглашал. Может, думаете, он ушел из «Таймс», когда я сделался его начальником? Нет, не ушел. Вообразили, поди, что он мне написал или хоть по телефону поздравил? Ничего подобного. А я, по-вашему, пытался с ним установить контакт? Один раз, действительно, попробовал. Сижу я у Леланда с Сарой в квартире на цокольном этаже. Выпиваем, хотя я это не люблю и со мной такое не часто случается. И подумалось: физически я совсем рядом со своим сыном. Его квартира всего в каких-то тридцати метрах у меня над головой.
Сам бы не стал, Сара меня заставила ему позвонить.
Ну, набрал я номер. Было часов восемь вечера. Трубку снял один из моих внуков, спрашиваю, тебя как зовут?
— Хуан, — говорит,
— А фамилия как?
— Станкевич. — Кстати, по завещанию моей жены Хуану и его брату Херальдо причитались западногерманские выплаты за конфискованную книжную лавку ее отца, которую отобрали, когда Вену в тысяча девятьсот тридцать восьмом заняли немцы, произведя аншлюс, то есть захват Австрии Германией. Завещание жена давно составила, когда наш Уолтер был еще ребенком. Ей адвокат посоветовал оставить свои деньги внукам, тогда сыну налогов платить не придется. Она старалась по-умному распоряжаться деньгами. Я тогда сидел без работы.
— А папа твой дома? — спрашиваю.
— В кино пошел.
Я вздохнул с облегчением. Не сказал ему, кто звонил. Сказал, перезвоню попозже.
Что до подозрений, которые насчет меня питал Арпад Лин: ну и пусть, каждый волен подозревать, что ему угодно и сколько угодно. Указаний от миссис Грэхэм с удостоверяющими отпечатками пальцев более не поступало. Последнее было просто письменным подтверждением, что надлежит сделать вице-президентами Клюза, меня, Убриако, Эделя, Лоуза, Картера и Фендера.
Потом наступило пугающее молчание — но ведь и прежде бывали периоды пугающего молчания. Один такой период продолжался целых два года. И все это время Лин действовал согласно мандату в виде письма, которое Мэри Кэтлин направила ему в тысяча девятьсот семьдесят первом, ограничившись единственным распоряжением: «Приобретать, приобретать, приобретать».
Самого подходящего человека она нашла для этого дела, не сомневайтесь. Арпад Лин и родился на свет для того, чтобы приобретать, приобретать, приобретать.
Хотите знать, какая была моя самая большая ложь, когда мы с ним беседовали? Пожалуйста: что я каждую неделю миссис Грэхем вижу и что она в чудесном настроении, все у нее прекрасно, и она вполне удовлетворена тем, как идут наши дела.
В судебном заседании я показал под присягой: он, по всему судя, верил мне безоговорочно, что бы я ему про миссис Грэхем ни говорил.
Если же подойти со стороны теологии, странное у меня было с ним положение. Мне был известен ответ на все те фундаментальные вопросы, над которыми его заставляла размышлять избранная им жизнь.
Зачем ему все приобретать да приобретать? Затем, что его божеству угодно передать богатство Соединенных Штатов народу Соединенных Штатов. А где