словами, которых Поль ждал с таким трепетом, он услышал еще более радостный звук — звук набираемого номера.
— Отдел патологии, контора доктора Розенталя,— сказал голос на другом конце линии.
У Поля было чувство, что его соединили с раем.
— Доктора Розенталя, пожалуйста,— попросил он.
— Кто его спрашивает? Он помедлил и сказал:
— Поль Донован.
Почти тут же он услышал голос Розенталя.
— Поль! — воскликнул он.— Я тебя не ждал. Я полагал, что ты вернешься на следующей неделе.
— Я еще не вернулся.
— О! Как там? Хорошо ли проводишь время? Что интересного?
— Слушай, Арни. Только слушай. Мне необходимо сообщить тебе нечто невероятное. Но я не сумасшедший. Ты должен мне поверить. Я в здравом рассудке. Только слушай.
— Хорошо, я слушаю,— сказал Розенталь.
— Здесь отдан приказ стрелять в меня без предупреждения. Ты знаешь, что последние три недели я был в Тарсусе. Весь город сейчас заражен, и люди мрут. Я думаю, что это — Дагуэй, какая-то дрянь оттуда. Пришла воинская часть и заблокировала город. Один парень пытался убежать, но его подстрелили. Два дня назад я сумел убежать в горы, и теперь они охотятся за мной с вертолетов, ночью сбрасывают осветительные ракеты. Я слышал по радио, что они объявили меня сбежавшим сумасшедшим и убийцей и отдали приказ стрелять без предупреждения. Они привезли в Тарсус полевой госпиталь и делают вид, что помогают жителям, а на самом деле просто не дают им связаться с внешним миром, получить оттуда помощь. Телефонная связь оборвана. Войти в город или выйти из него невозможно. Они не говорят, какая это зараза, но заявляют, что это вирус и якобы поэтому установлен карантин. Но когда они прибыли, на них были защитные костюмы и маски и все остальное, что входит в «ХБВД» — так они называют эти костюмы. Теперь они их сняли. У заболевших высокая температура, головные боли, рвота, странное выражение лица, невнятная речь и признаки психоза. Госпиталь возглавляет врач по фамилии Робертсон, майор Роберт-сон.
— Странное выражение лица, невнятная речь? — спросил Розенталь.
— Лицо какое-то неживое и глаза навыкате. Было уже пятнадцать смертных исходов, когда я уходил. В городе живет всего восемьдесят шесть человек. Арни, ты должен помочь. Послушай, ты мне веришь, правда? Черт побери, ты должен мне поверить!
Розенталь некоторое время молчал, а потом спросил:
— Какое среднее имя у моего сына?
— Эфраим,— ответил Поль.— Ты хотел, чтобы оно было основным, но твоя жена решила, что оно звучит слишком по-иностранному.
— Где мы купили уток?
— В Майо, по дороге в Нозе.
— Ты болел?
— У меня был жар. Но теперь я просто не знаю. Я… в пути уже тридцать шесть часов. Дорогой я споткнулся и, кажется, сломал запястье. Я весь напичкан дексидрином. Я вымотан. Но я не в бреду. Клянусь богом, я не брежу. Я в таком же здравом уме, как и ты.
— Хорошо,— сказал Розенталь,— я верю тебе. Я не собираюсь преуменьшать, но мне приходилось слышать вещи похуже.
— Что ты собираешься предпринять? — спросил Поль.
— Все проверю. Потом можно будет пошуметь немножко. Посмотрим, что из этого выйдет. Шум поднять я могу.
— Я знаю. Я на это рассчитывал. Это и поддерживало меня в последние два дня и две ночи.
— Но если за тобой так охотятся, что ты будешь делать?
— Не знаю,— ответил Поль.— За последнее время у меня была единственная цель — позвонить тебе и все рассказать.
Тут он услышал шум приближающегося грузовика.
— Слушай, кто-то едет. Я должен идти.
Он повесил трубку и посмотрел в окно. Возвращался человек в спецовке и шлеме, которого, вероятно, звали Карром.
В отчаянии Поль подбежал к столу. Если бы только он мог найти какую-нибудь бумагу, чтобы дать ее подписать, и тем самым как-то оправдать свое присутствие в будке. Но ничего не обнаружил, кроме, как ни странно, большой бутылки виски. Поль схватил ее, но, сообразив, что рука должна быть свободной, сунул бутылку в карман и взялся за рукоятку револьвера. Открылась дверь, и человек вошел. Минуту он смотрел на Поля.
— Черт возьми, кто вы такой? — спросил он. Поль молчал.
— Что вы тут делаете? — спросил человек.
И тогда, по внезапному наитию, в восторге, что такая невероятная мысль пришла ему в голову, Поль воскликнул:
— Я?! Я стал отцом двойни! Мать и малыши чувствуют себя прекрасно!
Человек посмотрел на него.
— О, ради бога,—сказал он,— иди проспись. У меня работа.
— Двойня! — повторил Поль, выходя из будки и направляясь к шоссе. Он заставил себя пройти по шоссе с полсотни шагов, прежде чем свернул влево и исчез среди деревьев. Пусть это выглядит так, будто он пошел в кусты по естественной надобности.
13 ЧАСОВ 30 МИНУТ ПО ВОСТОЧНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ
Первым делом следовало поразмыслить. Конечно, Арнольду Розенталю, патологу, ученому-прагматисту, нетрудно было придумать план действий. Он перебрал все варианты и решил, что Том Гарган из министерства здравоохранения в Вашингтоне — тот человек, которому надо звонить. Гарган его выслушает, и у него наибольшие возможности для выяснения того, что произошло. Он сможет что-то предпринять, если еще не поздно. Том смелый человек, да и министерство здравоохранения ни лишено власти.
Розенталь знал Гаргана уже двадцать лет. Они вместе проходили практику в больнице и, хотя не сразу почувствовали расположение друг к другу, впоследствии стали большими друзьями. Дружба эта выросла из взаимного уважения и была гораздо крепче, чем случайные знакомства, основанные лишь на необъяснимой симпатии. Гарган был первоклассным врачом и, что не менее важно, человеком высоких принципов. Он служил в министерстве здравоохранения, будучи твердо убежденным в том, что профилактическая медицина, хотя и низко оплачиваемая и непризнанная, несет гораздо больше благ человечеству, чем все сердечные хирурги, акушеры, жующие свои толстые сигары, скучные психиатры и вкрадчивые терапевты. И теперь, после стольких лет дружбы, Розенталь испытывал к Гаргану — и был уверен, что и Гарган испытывает к нему,— искреннее чувство привязанности и полное доверие.
Итак, Гарган был тем человеком, которому следует позвонить. Однако Розенталя волновало другое. Он прекрасно знал, кому звонить и что сказать. Это было просто. Вопрос был в том, делиться ли с Томом некоторыми подозрениями, настолько серьезными, что он даже себе боялся в них признаться. На столике позади его письменного стола под стеклянным колпаком