Он глубокомысленно нахмурился, пристально рассматривая на проекционном экране, как бот выходил на безопасное расстояние от «Черной Розы», чтобы таки запустить уже свой импеллерный клин и, быстро ускорившись, отправиться назад, к ожидавшей «Гексапуме». Оба судна находились на стоянке на своих парковочных орбитах не столь далеко друг от друга, отделенные всего лишь тройной шириной импеллерного клина большего из них. Хотя и по-прежнему оставались все еще слишком далеко друг от друга, чтобы их относительный размер можно было оценить человеческим глазом, но Терехов ощущал знакомый прилив гордости, когда «Гексапума», по мере приближения к ней бота, постепенно увеличивалась в размерах. И пусть его судно было «всего лишь» тяжелым крейсером, но оно принадлежало классу «Саганами-С». Весом в 483 000 тонны, по размеру оно было почти наполовину меньше «Черной Розы». По общему признанию, оно было намного меньше по сравнению и с более новыми линейными крейсерами КФМ, но оно по-прежнему оставалось силой, с которой стоило считаться… что оно и окончательно продемонстрировало четыре месяца назад здесь, на Монике.
Теперь же, как он и сказал О'Мэлли, настало время отвести ее домой еще раз.
– Капитан на мостике! – объявила старшина мостика, как только Терехов ступил на командный мостик «Гексапумы».
– Вольно, – сказал Терехов, наблюдая за тем, как все часовые мостика вытянулись по стойке смирно, и сделал зарубку перекинуться парой слов со старшиной. Или, еще лучше, пообщаться со старпомом, чтобы тот поговорил с ней, постарался развеять ее внутреннюю напряженность. В конце концов, старшина 1 ранга Шерил Клиффорд была очень молода для ее звания, одна из тех, кто получил повышение в следствие понесенных «Гексапумой» потерь. Это было ее первой вахтой в качестве старшины дежурной вахты мостика. И это не должно было столь жестко давить на нее… особенно, когда если бы ее произведение было совершено абсолютно точно согласно Уставу. Но оно не было, однако, вся процедура нравилась Терехову. Как многие из младших капитанов на службе Мантикоры, он обычно был менее обеспокоен формальностями на мосту, чем их эффективностью.
Анстен Фитцджеральд, однако, продолжал стоять. Сейчас он занимал командное кресло в центре мостика, и Терехов быстрым шагом прошел к нему.
Сознательным усилием Терехов удержал себя, когда какая-то часть его начала искать свою правую руку. Но Наоми Каплан была эвакуирована на Мантикору на борту высокоскоростного медицинского транспорта, который отбыл вместе с Аугустусом Хумало на следующий день после прибытия О'Мэлли. Что, по иронии судьбы, означало, что тактик уже очень скоро вернется в строй, гораздо быстрее, чем Фитцджеральд. Хотя его раны были менее серьезными, необходимое медицинское оборудование, доступное в Бассингфордском Медицинском Центре, огромном (и, к сожалению, слишком быстро растущем в последнее время) больничном комплексе Королевского Флота Мантикоры, расположенном за городской чертой Лэндинга, должно было поставить Каплан на ноги намного быстрее. Диагноз «менее серьезная», чем ее тяжелая травма черепа, однако, не превращал рану Фитцджеральда во «всего лишь царапину» и медицинские работники были… решительно настроены отправить его с ней. Но, как Терехову сказала Джинджер Льюис, Анстен был упрямым человеком. Он был категорически настроен вернуться на Мантикору на своем судне, и Терехов был не в силах отвергнуть своего старпома.
Энсин Кагияма Аикава, в настоящий момент, стоял на часах, по правую руку от лейтенанта-коммандера Нагчадхури, главного связиста, наблюдая за Фитцджеральдом уголком глаз. У него была отличная привычка колебаться по малейшему поводу во всем, что касалось Фитцджеральда. Хотя порой это и напрягало, однако, подумал Терехов, судя по искорке в глазах Фитцджеральда, старпома, похоже, это также забавляло.
– Принимаю на себя командование судном, господин Фитцджеральд, – формально произнес Терехов, проходя мимо Фитцджеральда и усаживаясь в командном кресле.
– Командование передано, сэр, – признал Фитцджеральд, только слегка осторожно выпрямив свой позвоночник, и сжал руки за спиной.
– Что-то от «Черной Розы», сообщения?
– Да, сэр, – ответил Нагчадхури. – Вице-адмирал О'Мэлли желает нам добраться быстро и без приключений.
– Ну, как раз то, чему мы все были бы рады, – сухо пробормотал Терехов, бросив взгляд на лейтенанта-коммандера Тобиаса Райта, астрогатора «Гексапумы».
– Могу я предположить, Тоби, что с вашей привычной пунктуальностью, вы уже проложили наш курс?
– К сожалению, сэр, пока – нет, – ответил Райт с печальным выражением. Астрогатор был самым молодым из cтарших офицеров Терехова и обычно наиболее устойчивым. Как оказалось, что у него всегда было живое чувство юмора позади маски отстраненности, которое всплыло на поверхность после Битвы за Монику. Что, возможно, говорило много интересного о его личности, размышлял Терехов.
– Я боюсь, – продолжил Райт, – что на сей раз мы все зависим от астронавигации энсина Зилвицкой.
– Боже ж мой, – пробормотал Терехов. Он взглянул на крепко сложенную молодую женщину, сидящую возле Райта, и покачал головой с сомнительным вздохом. – Осмелюсь надеяться, мисс Зилвицкая, на сей раз вы сделали свои вычисления верно?
– Я очень старалась, сэр, – искренне ответила Хелен.
– Тогда, я предполагаю, что все пройдет как надо.
Несколько человек хихикнули. Астронавигация уж точно не была любимым занятием Хелен, и все знали это. К настоящему времени, фактически, размышлял Терехов, среди экипажа «Гексапумы» осталось очень мало тайн друг от друга. Несмотря на его внушительный тоннаж и огневую мощь, общая комплектация крейсера была немногим больше, чем у довоенного эсминца, и его экипаж прошел через очень многое вместе. Вместе они заложили памятную табличку, и он, как и они, прекрасно знал, что ни для кого из них никогда не будет другого судна, такого как «Гексапума». Ни для них, ни когда-либо.
Его собственное осознание этого факта, казалось, передавалось от него всей команде мостика. Не тягостно, но почти… утешительно. Улыбки его подчиненных не исчезали; вместо этого, они постепенно принимали другое, более серьезное выражение, как будто их владельцы трезво размышляли над всем, что они и их судно прошли и достигли. Что-то, почти как любовь, изливалось из Айварса Терехова, и его ноздри расширились, когда он вдохнул глубоко.
– Хорошо, тогда, астро, – сказал он, – давайте отправимся домой.
* * *
– Ну, и!? Я вижу, вы уже успели заценить последний фокус монти? – желчно выдавил Альбрехт Детвейлер.
Он, Бенджамин, и Дэниэл откинулись в шезлонгах под пекущим солнцем, наблюдая, как бирюзовые волны и сливочный прибой накатывали но белоснежный пляж, но, несмотря на безмятежность, всей обстановки, выражение его лица было столь же кислым, как и его тон.
– Знаешь, отец, – ухмыльнулся Бенджамин, – порой ты бываешь просто невыносим. Монти и хевы снова вцепились друг другу в глотки. Разве это не то, что ты хотел?
– Я и в правду порой бываю невыносим, – огрызнулся Альбрехт, – но ведь и ты порой ведешь себя как непочтительный молодой щенок!?
– Разве это не то, что ждут от меня? – улыбка Бенджамина стала еще немного шире. – Я – всего лишь презренный раб, едущий позади колесницы, чтобы напоминать Цезарю, он только смертен, пока толпа приветствует его (прим. пер. – имеется ввиду древнеримская традиция, во время чествования победителя сражений, у того рядом сидел раб, обязанностью которого было нашептывать: «Ты все лишь смертен»).
– Интересно, и как много из тех рабов пережило этот «опыт»? – язвительно осведомился Альбрехт.
– Ну да, странно, что обрывки истории доносят до нас не так много об этой стороне вещей, – кивнул Бенджамин. И его улыбка исчезла. – А если без шуток, отец, на таком расстоянии и удалении от Ловата трудно сформировать любое существенное или осмысленное представление о том, что они сделали на сей раз.
Альбрехт что-то пробурчал, полусердито признавая мнение Бенджамина. Даже с курьерскими суднами, оснащенными межполосными линейными двигателями всегда есть предел тому, как быстро информация могла быть получена. И честно говоря, они и так порядком злоупотребляли переходом Беовульфа в своих интересах. Он знал, что не существовало ничего, что могло бы отличить корабль, оснащенный линейным двигателем, от любого другого курьерского судна, какая бы экспертиза ни была проведена, но ему не импонировало бросать их туда-сюда – между Мезой и Мантикорой – чаще, чем было необходимо. Беовульф закрыл свой Терминал Мантикорской Туннельной Сети всему мезанскому траффику со дня ее открытия, с полной поддержкой и безмерным одобрением Мантикоры. Конечно, ни один из курьерских кораблей, курсировавших на переходе Беовульфа, не был зарегистрирован на Мезе, но всегда оставалась эфемерная возможность, что мантикорской или беовульфской разведке удастся проникнуть сквозь сплетенные покровы лжи. И пусть это оставалось слишком маловероятным, но Согласие Мезы за десятилетия сумело развить осторожное уважение к аналитикам и Беовульфа, и Мантикоры.