Он развернулся, пришпорил коня и исчез в темноте. Я остался один на горной дороге, в ночи, на пути к Крепости, в непроглядной туманной мгле и слушал, как со стуком копыт уносится от меня человек, которому я верил больше, чем Богу, и которого любил больше, чем мать. Слезы выступили у меня на глазах, горло сжалось болезненным спазмом. Как хотелось мне развернуть коня и помчаться вслед за Учителем, догнать его, просить объясниться. Но я понимал одно: этого делать было ни в коем случае нельзя. Я не знал, зачем Учитель бросил меня на дороге в дьявольской, колдовской мгле, в смертельной опасности. Послушание и гордость равно восстали во мне. Я отер слезы, сел покрепче в седло и тронул поводья. Конь мой продолжил неспешно свое путешествие по горной дороге, скрытой мглой. Как и прежде, стояла абсолютная тьма, небо, да что небо — вся округа была занавешена тяжелым покровом. Я не видел вперед дальше десяти шагов. Иногда мне казалось, что колдовские чары перенесли меня прямо в ад, где я еду навстречу вечным мукам в кромешной сатанинской мгле.
Черные мысли завертелись в моей голове. Почему Учитель бросил меня здесь, сейчас? Было ли это испытание, был ли этот подвиг предназначен мне одному, и он это знал, или Учитель холодно рассудил, что опасность слишком велика, и бросил меня, отравив мою душу дьявольским дурманом непонимания? Слезы уже не возвращались на мои глаза, и рыдания не подступали к горлу. Злой, обиженный, я упрямо понукал коня и продвигался вперед.
Внезапно какая-то перемена произошла в окружающем; поначалу я не понял какая; через мгновение я увидел, что тучи исчезли, небо очистилось. И когда я поднял голову, чтобы посмотреть на звезды, прямо перед собой, в каком-нибудь десятке шагов, я увидел зловещий силуэт Крепости.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Я долго стучал в ворота; ни на мгновение колебаний у меня при этом не возникло; я тупо рвался вперед, прорываясь сквозь слезы отчаяния и безнадежности. У меня было чувство, будто я стучался в ворота ада.
Я знал, что за мной наблюдают; я был готов к тому, что стрела со свистом вонзится в мою шею; но что мне еще оставалось делать, покинутому Учителем на дороге, бедному юнцу из Заплавья, недоучке-богатырю — что оставалось мне? Трусливо бежать сквозь степи назад? Возвращаться в свою деревню или вовсе не возвращаться, а скитаться по градам и весям, рассказывая обывателям небылицы и зарабатывая тем на хлеб? Нет, говорило во мне что-то упрямо, будь что будет, но я войду в Крепость — а дальше, как Бог даст.
Внезапно ворота бесшумно отворились; я пришпорил коня и въехал во двор; ворота так же бесшумно закрылись за мной, и я почувствовал себя в западне. Я не видел никого, только ощущал на себе множество глаз. Я сидел в седле прямо, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица. Это было очень трудно. Не знаю, сколько я так просидел, только потом кто-то появился из темноты, взял моего коня под уздцы и повел куда-то. Я не противился.
Потом я спешился и все так же бессмысленно, намеренно не думая ни о чем, пошел за моим провожатым.
Мы миновали еще одни ворота и затем стали спускаться в глубокое подземелье. Отворилась дверь, и я оказался в просторном помещении с низкими потолками, освещенном огромным очагом; пламя играло на потолке, и на стенах, и на лице человека, который сидел на возвышении и смотрел на меня.
Он был стар; морщины придавали его лицу выражение не слабости, а силы; взгляд его был пронизывающ, и я сказал себе, что человек этот обладает большой Силой и что я никогда не выйду из этих стен Живым.
Он разглядывал меня тщательно, не упуская ничего, проникая в самые глухие уголки моего сердца, и мне казалось, что я ничего не смогу скрыть от него. Я Приготовился к смерти. Пока он молчал, я думал об одном — почему Учитель бросил меня на этой страшной дороге в эту непонятную Крепость, на пути к подвигу, совершить который я был не в силах. Я не искал причин словами, я не спрашивал себя, предал ли меня Учитель или нет; я только вопрошал: почему?
— Не часто я вижу богатырей земли Русской в своем скромном обиталище, — проговорил человек на конец на языке степняков, и тут я что-то понял, словно какая-то преграда перед моим взором рухнула, и я сделался способен понимать, говорить и думать. Вот зачем бросил меня Учитель, думал я с несказанным блаженством, вот зачем оставил меня, рискуя не выполнить приказ великого князя киевского; я, негодный, полагал за его исчезновением какие-то черные мотивы, а он, на деле, совершал великое таинство: будучи готовым поставить под удар спокойствие и безопасность киевского престола, отступая от неписаных правил, оставляя меня наедине с подвигом, Учитель не бежал, не предавал и не лукавил: он посвятил меня в богатыри. И не было другого пути заставить меня почувствовать это посвящение всем моим нутром — до слез, до спазма в горле, до сердечной боли. Да! Теперь я, деревенский юнец из Заплавья, был сподоблен защищать землю Русскую; я был благословлен на свои подвиги, теперь и на мне лежало тяжкое бремя решать и совершать деяния. Я понял это в мгновение ока, и поэтому — когда человек на возвышении насмешливо спросил меня, презирая мой возраст и мою неопытность: «Как тебя зовут, богатырь?» — я ответил не колеблясь:
— Добрыня. Добрыня… Никитич.
Он молчал, шевеля пальцами, потом сказал:
— Я слыхал о таком богатыре: Никита. Ты что, его сын?
— Я его ученик. Могу я спросить твое имя, властитель Крепости?
Его хохот оглушил меня:
— Ты уже сказал его: Властитель Крепости.
«Смейся, — подумал я, — смейся. Я молод, неопытен и глуп, но ты не смутишь меня, потому что я защищен любовью и опытом Учителя и по крайней мере сумею умереть достойно».
Он выжидающе смотрел на меня; я молчал, вспоминая слова Учителя: «Не вступай в бой первым, пока ты не понял намерений и Силы противника». Пока что ничего этого я не понимал и поэтому глядел в переносицу Властителя Крепости, не отваживаясь посмотреть ему в глаза (Учитель научил меня и этому). Наконец, наскучив молчанием, он раздраженно спросил:
— И что же привело тебя в стены Крепости, молодой, неизвестный мне богатырь? Я весьма желал бы узнать это. Меня занимают люди, которые скитаются по дорогам сами не зная зачем, вызывая поклонение толп и презрение мудрых, называя себя богатырями.
— Я ищу мудрости, Властитель Крепости.
— И ты ждешь, чтобы я дал ее тебе? — спросил он, наклонившись ко мне в некотором изумлении.
— Насколько я знаю, мудрость не дают; ее подбирают там, где ее оставляют знающие.
— Неужели ты думаешь, что я настолько беспечен?
— Даже самые рачительные хозяева не властны над птицами, которые питаются их посевами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});