конь, которому всегда казалось, что умнее его нет… Если бы он что-то знал, то уже проговорился бы. Ведь это один из немногих людей, которые за меня стоят стеной. И осмеливается говорить неприятные вещи».
Они молча пили холодное молоко.
— Наш «Замех» снова впереди, — начал Беренда.
— Что значит снова? Не снова, а наконец-то! Наконец-то этот парень вытащил завод из чертова болота. Я хотел бы, чтобы он был рядом со мной, — добавил через минуту Горчин. — Так же, как ты.
— Как это я?
— Венцковской уже конец, аминь. Вчера у меня был прокурор, ее вот-вот посадят. Все-таки она была замешана в торговле квартирами. У нас есть доказательства. Теперь пусть себе брыкается во все стороны. Ты будешь председателем. Ведь ты заслужил… И я там наконец хочу иметь кого-то, на кого можно положиться.
— Я всегда был партийным работником, но не думал, что мне придется стать чиновником.
— Не болтай, — резко прервал его Горчин, — с таким делом не шутят. В четверг на бюро мы тебя утвердим. Цендровский получил указания, чтобы твое назначение заранее согласовать с воеводским советом.
— А если не утвердят?
Горчин только рассмеялся.
— Это будет мое предложение, Павел, — сказал он снисходительно. — Подумай только о том, чтобы на твое место найти хорошего человека.
— Меня там не примут с распростертыми объятиями, — сказал Беренда, как бы не слушая последних рассуждений секретаря, — ведь они меня все знают. Я для них всегда буду мужичком из Шинкелева.
— Ты будешь председателем президиума городского совета, понимаешь? Как ты их убедишь, это твое дело, а в случае чего и я тебе помогу. Меня здесь тоже не встречали с цветами да на ковровой дорожке.
— Ну так вас до сих пор и не любят. Извините меня за откровенность, — сказал серьезно Беренда.
Горчин поднялся со своего места и, играя фаянсовой кружкой, сказал, не глядя на Беренду:
— Кто знает, Павел, может быть, они и правы, что не любят… Да, да. — Михал посмотрел ему прямо в глаза, но его улыбка была тусклой и неубедительной. Он протянул руку: — Ну, надо ехать, встретимся в четверг в два часа. Инвентарь к уборочной готов?
— Так точно.
— Ты сам все проверил?
— Я был во всех сельскохозяйственных кружках[5]. Они думают уже об обмолоте. Да еще нужно будет купить четыре молотилки. Предложения уже внесены.
— Вот это я понимаю! Ну ладно, не буду болтаться по твоей территории, еду прямо в Заречье. Они сидят далеко от бога и людей и думают, что им все можно. Я получил вчера донесение, что там снова обнаружили самогонный аппарат.
— Вот черти, — только покачал головой Беренда. — У меня таких штучек не бывает.
Горчин махнул уже рукой и пошел к выходу.
Он не сел сразу в машину. Еще некоторое время Михал любовался видом поставленных в форме правильного четырехугольника домов, покрашенных в прошлом году в веселые пастельные тона, на секунду у него появилось желание присесть на одной из лавок посреди сквера, в тени раскидистых кленов, посмотреть на клумбы, обсыпанные пурпуром роз, понаблюдать за сонной жизнью городка, который медленно накрывал зной. Но он превозмог минутное чувство вялости и сел в машину.
Дорога была уже другой: сначала булыжная мостовая боковой улицы, за ней проселочная дорога, посыпанная гравием, за которой явно не следили.
Заречье было одним из тех районов, о которых принято говорить, что он находится «у черта на куличках». Вместе с тем это был, а может быть, даже благодаря такому своему положению, спокойный и прекрасный уголок. Река здесь широко разливалась, струясь излучинами среди лесистых холмов и широких лугов. Немногочисленные водяные мельницы только в некоторых местах поднимали ленивое течение, создавая широкие заводи, среди которых возникали острова, покрытые ольшаником, мели, заросшие высоким аиром или ивняком, и длинные песчаные пляжи.
Вот почему Михал Горчин собрался в погожий, как бы специально созданный для такой поездки день в отрезанный от всего мира уголок, где никто не мог помешать ему окончательно продумать дела, которые уже в течение нескольких месяцев не давали ему покоя.
Автомобиль танцевал в глубоких колеях, выдолбленных стальными ободьями крестьянских телег. Иногда на краю глубоких ухабов Михал должен был совсем останавливать машину и двигаться на первой скорости, осторожно отпуская сцепление. Только когда он въехал в лес, колеса почувствовали твердую почву и «Варшава» некоторое время могла ехать свободно. Но снова начался песок, и опять приходилось крепко держать руль, чтобы не выскочить из колеи и не засесть в сыпучем песке. Мотор выл, работая на высоких оборотах.
«Черт возьми, — в какой-то момент подумал Горчин, видя узкую, едва видимую линию дороги на довольно крутом подъеме, — ведь я здесь накрепко зароюсь. Во всем районе будут болтать, какой из секретаря водитель».
Он все-таки поднялся на вершину холма, наклонившись вместе с машиной в сторону медленно текущей внизу реки, и был уже на другой стороне и мчался по длинному спуску в тень высоких сосен. Но в этот момент, неожиданно ослепленный солнцем, он съехал немного в сторону, правое колесо попало на песчаный откос, так что машину резко занесло, и, прежде чем он успел нажать на сцепление и развернуть руль в противоположном направлении, мотор заглох.
— Вовремя же я об этом подумал! Черт бы его подрал! — выругался Горчин.
Он повернул ключик зажигания. Мотор сразу же завелся. Горчин с облегчением вздохнул и тщательно вытер носовым платком мокрое лицо — было уже немилосердно жарко. Минутное чувство облегчения исчезло, когда он попробовал сдвинуться с места. Колеса забуксовали, и машина только дрожала, не двигаясь с места. Разозлившись, он дал задний ход, пробуя задними колесами найти твердый грунт. Потом открыл двери, глядя назад, чтобы не попасть на откос. Снова сильно нажал на педаль газа, так, что из-под колес пополз дымок от горящей резины. Попытка вырваться вперед тоже не дала никакого результата.
Так Горчин мучился почти полчаса. Не помогла ни попытка подкопать колеса, ни подложить под них камни и ветки. Отчаявшись, он сел на передний бампер и жадно затянулся сигаретой. Михал был опытным водителем и понимал всю бесполезность своих усилий. Они еще больше ухудшали его положение.
Однако Горчин ни на минуту не пожалел о том, что ему не мог помочь безотказный Болек, который мог бы сейчас его выручить. Тогда бы вся эта поездка не имела никакого смысла. Он хотел побыть один, приехать на берег реки, поставить машину в тени деревьев, может быть, немного поплавать, а потом лежать в траве, впитывая в себя солнце и спокойствие этих мест. Да,