Думаю, что Гитлер никогда не был так откровенен с Муссолини, как со мной. Он щадил самолюбие итальянского «дилетанта от стратегии» и молился на него, как на икону. Муссолини сразу же распознал эту слабость и беззастенчиво эксплуатировал доверие и авторитет фюрера в своих корыстных целях.
Все, чего так опасался фюрер, произошло ровно через две недели. На фоне сложных метеорологических условий и труднодоступной местности итальянское наступление малыми силами и без достаточных резервов захлебнулось, и вскоре фронт вторжения рухнул под контрударами греков. Гитлер собрался было отправить в Грецию горнострелковую дивизию, но переброска морем (равно как и через Югославию) была решительно невозможна. Мы передали итальянцам наши последние грузовые флотилии кригсмарине и транспортные эскадрильи люфтваффе, базировавшиеся в Средиземноморье. Если бы наступившая зима не остановила также и продвижение греческих армий, «итальянская авантюра» закончилась бы полным разгромом уже через полтора месяца.
Верный своему союзническому долгу, Гитлер не мог оставить Муссолини в беде — в аналогичной ситуации дуче не пошевелил бы и пальцем. Так родился план весенней кампании вермахта, предполагавший отправку одной или нескольких армий на помощь итальянцам через Венгрию и Болгарию. Предполагалось, что до тех пор Италия сумеет продержаться, по крайней мере, в Албании. Гитлер наотрез отказался от соблазнительного варианта переброски войск кратчайшим путем через Югославию, поскольку нарушение нейтралитета этого балканского государства затрагивало, в первую очередь, интересы самих итальянцев…
В конце октября мы перебрались из Берхтесгадена в Берлин — у меня наконец появилась возможность объединения под одной крышей всех управлений ОКВ, которые с мая месяца вели «полуавтономное» существование. Значительно разросшийся штаб оперативного руководства уже не помещался в служебных помещениях военного министерства, поэтому мне пришлось перевести мое ведомство в административное здание кавалерийско—танкового училища в Крампнице. В Далеме «воссоединилась» и семья генерала Йодля, который перевез свою супругу Ирму Йодль в оставшуюся со времен фон Бломберга служебную квартиру… Мы энергично взялись за дело и всю зиму занимались разработкой плана операции «Марита» (вторжения в Грецию).
В начале ноября (19)40[71] по личной просьбе фюрера состоялся визит народного комиссара иностранных дел Молотова в Берлин для обсуждения международного положения. Я находился среди участников торжественного приема в здании рейхсканцелярии. После церемонии представления всех пригласили в обеденный зал, где фюрер давал завтрак в честь прибывших русских гостей. Мое место за столом оказалось рядом с сопровождавшим Молотова господином Деканозовым.[72] Однако мне так и не удалось побеседовать с ним по вполне прозаической причине — рядом не оказалось ни одного переводчика! Еще один прием министра иностранных дел состоялся в ресторане одной из берлинских гостиниц — и я опять оказался рядом с Деканозовым, однако на этот раз нам удалось поддержать беседу через советского переводчика. Я рассказал о своей поездке в Москву и на маневры в 1932 г., вспоминал те дни и отвечал на его вопросы — хоть и не без труда, но пообщаться удалось.
После отъезда русской делегации я поинтересовался у фюрера результатами переговоров — он охарактеризовал их как неудовлетворительные. Тем не менее Гитлер так и не отдал приказ о начале подготовки к войне, поскольку ждал официальной реакции Сталина на встречу в Берлине. Для меня было очевидно: мы взяли курс на войну с Россией; и в связи с этим меня интересовал только один вопрос: все ли сделал фюрер, чтобы ее избежать? Вопрос войны и мира был напрямую увязан с нашими обязательствами по отношению к Румынии, Болгарии и Прибалтике — не думаю, что фюрер отказался бы от каких—либо из них. Возможно, Гитлер был прав и на этот раз: кто знает, какую позицию занял бы Сталин через год—два, когда его армия была бы полностью отмобилизована и готова к войне с любым противником, если уже в 1940 г. России было по плечу решать свои геополитические проблемы с позиций силы в Болгарии, Финляндии и Дарданеллах. Разгром Франции за 6 недель спутал все планы Сталина, и он надеялся выиграть время. Я бы не стал даже упоминать эту гипотезу, если бы наш превентивный удар летом 1941 г. не подтвердил всю серьезность агрессивных намерений русских.
Можно только предполагать, каким был бы ход событий, не накажи нас бог союзом с Италией. Все бы ничего, если бы Муссолини соблюдал «доброжелательный» нейтралитет и не лез в войну на Балканах. Но раз уж мы имели несчастье обзавестись таким воинственным союзником, что было бы, если бы Гитлеру удалось предотвратить безответственный «поход» дуче против Греции? Нам бы не пришлось помогать итальянцам в их лишенной какого—либо смысла авантюре. Не исключено, что и в нейтральной Югославии не произошли бы известные события — переворот и приход к власти антигерманских сил, стремившихся не допустить военного союза с державами «Оси». Можно только гадать, каким было бы соотношение сил в русской кампании и что мог означать для нас выигрыш двух наиболее благоприятных в военном отношении месяцев. В конце ноября мы стояли в 30 км от окруженной с севера, запада и юга Москвы — наши дивизии безнадежно увязли в русских снегах при температуре –45 °C. Какой оборот приняли бы события, если бы до наступления дьявольских холодов — первая зима стала самой суровой за все время кампании — у нас в запасе было бы не менее 8 недель?
Воистину неисповедимы пути Господни! Само собой разумеется, что всякий государственный деятель и полководец должен держать в уме факторы случайности и неопределенности, однако кто мог предположить тогда, какую лавину последствий повлечет за собой вступление Югославии в «Тройственный пакт»? Решение лежало на поверхности, но никто не захотел увидеть его: во что бы то ни стало Германия должна была заключить мир с Англией — пусть даже ценой всех завоеванных к тому времени побед. Пошла бы на этот шаг Англия, только что потерявшая своего главного континентального союзника — Францию — и связанная договорными обязательствами с Москвой? Думаю, что нет, учитывая традиционную антигерманскую направленность политики Британской Империи в Центральной Европе. Черчилль вряд ли выпустил бы нас из западни, имея за плечами Америку и безоговорочную поддержку Москвы.
В начале декабря 1940 г. Гитлер принял решение о подготовке войны против СССР таким образом, чтобы с середины марта 1941 г. он в любой момент мог отдать приказ о планомерном развертывании вермахта на германо—советской границе, что было равнозначно открытию военной кампании в начале мая… Одновременно мы занимались разработкой комбинированного наземного и воздушного удара по Гибралтару с испанской территории, однако уже 11.12.1940 поступило указание отменить подготовку и проведение операции «Феликс». С этого момента ОКВ всецело посвятило себя разработке планов войны против России.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});