В соответствии со своими восточными планами или из опасения за судьбу кампании на Востоке Гитлер принял решение о проведении переговоров с Петэном и Франко в сентябре 1940 г. Резиденция маршала располагалась в Виши, в неоккупированной части Франции. Со времени заключения перемирия немецкое правительство поддерживало тесные взаимоотношения с французами. Среди прочего Петэн намеревался перевести правительственную резиденцию в Париж. Фюрер не имел принципиальных возражений, однако отложил решение этого вопроса до личной встречи.
В конце сентября спецпоезд фюрера отправился с Ангальтского вокзала Берлина в Париж. Встреча с Петэном и премьер—министром Лавалем состоялась южнее Парижа в Монтуаре. Когда закрытый автомобиль маршала остановился на площади перед зданием вокзала, я стоял на правом фланге роты почетного караула. Петэн, в генеральской форме, взял под козырек и обошел строй почетного караула, глядя куда—то поверх голов солдат. Следом за ним шли фон Риббентроп и Лаваль. Когда фюрер увидел выходившего из здания вокзала Петэна, то спустился на перрон, обменялся рукопожатием и проводил его в свой салон—вагон. В этих переговорах, как и во всех предыдущих политических совещаниях, я участия не принимал. Моя роль исчерпывалась тем, что через некоторое время после его почти что сердечного прощания с Гитлером я проводил Петэна тем же маршрутом через здание вокзала, вдоль строя почетного караула к его автомобилю. Прежде чем сесть в автомобиль, маршал повернулся ко мне и произнес несколько слов благодарности за руководство переговорами о перемирии, затем сел в машину, так и не подав руки на прощание.
О ходе переговоров мне известно только со слов Гитлера. Петэна интересовал вопрос будущих отношений с рейхом и проблема мирных условий в целом. Фюрер пытался выяснить реакцию французского правительства на уступку некоторых пограничных областей итальянцам в обмен на гарантии целостности колониальных владений Франции, за исключением Туниса. Судя по всему, результаты были ничтожными, а принципиальные вопросы так и остались открытыми.
Мы продолжили свой путь к испанской границе через Бордо. Франко прибыл в Хэндэйе со своим министром иностранных дел Сунье и в сопровождении свиты. Все формальности воинского церемониала были соблюдены, однако на этот раз вместе со мной к роте почетного караула присоединился и фон Браухич. В многочасовых переговорах в салон—вагоне фюрера мы, солдаты, участия не принимали. Потом вместо ужина объявили перерыв для взаимных консультаций. Мы просто умирали со скуки, в особенности когда выяснилось, что «герой Алкасера» — генерал Москардо из штаба каудильо — исчерпал все запасы анекдотов.
Фюрер сказал мне буквально несколько фраз в перерыве между заседаниями. Он был крайне недоволен позицией испанцев и намеревался прервать переговоры. Особенно разочаровало его поведение самого Франко, оказавшегося «под каблуком» у своего министра иностранных дел Сунье. Результатов как таковых, увы, не было…
На обратном пути состоялась еще одна встреча с премьер—министром Лавалем в продолжение предыдущих переговоров. Для меня было очевидным, что французские политические деятели искренне полагают, что ничего «не должны» итальянцам, и никак не могли понять, почему мы представляем не только свои интересы, но и интересы наших союзников.
Еще во Франции стали поступать тревожные известия о намерениях Муссолини силой оружия разрешить территориальный спор с Грецией. Греческое правительство отказалось уступить ряд областей, которые дуче пообещал албанцам. За кулисами интриги стоял министр иностранных дел Галеаццо Чиано граф фон Кортеллацо. Своими подстрекательскими советами губернатор Албании укрепил итальянских государственных мужей в их искреннем заблуждении, что одной только демонстрацией военной силы можно заставить греков уступить.
Фюрер назвал эту экстравагантную выходку наших «братьев по оружию» форменным безумием, принял решение развернуть поезд и выехать через Мюнхен на встречу с Муссолини. Срочные дела заставили меня вылететь в Берлин. Вечером следующего дня я вернулся в Мюнхен и едва не опоздал к отправлению, буквально вскочив в последний вагон набиравшего скорость поезда.
Встреча состоялась 28.10.1940 во Флоренции. Муссолини приветствовал Гитлера приобретшей широкую известность фразой: «Фюрер, мы выступили и следуем походом!» Было уже слишком поздно что—нибудь изменить: за несколько часов до начала встречи итальянские войска пересекли греческую границу. Зная о возможной реакции фюрера, дуче просто решил поставить нас перед свершившимся фактом.
Во Флоренции наступило время многочасовых двусторонних переговоров «большой четверки» — с каждой стороны присутствовали министры иностранных дел. Я убивал время в долгих беседах с генералом Антонио Гандином, начальником оперативного управления итальянского генштаба, единственным итальянцем, сносно владевшим немецким. К моему удивлению, взаимные консультации проходили в непринужденной обстановке. Общее настроение еще более улучшилось, когда дуче получил первое донесение главнокомандующего группой армий «Албания» генерала Себастьяна Висконти Праска и зачитал вслух Гитлеру и мне хвастливый рапорт об успешном развитии начавшегося на рассвете наступления, само собой разумеется, на немецком — единственном языке общения с итальянцами.
Сразу после завтрака мы отправились в обратный путь. Перед отправлением я приказал нашему военному атташе ежедневно информировать ОКВ об истинном развитии событий на албано—греческом театре военных действий. В поезде фюрер дал выход накопившемуся раздражению по поводу «безумной авантюры дуче», как он называл самоуправство наших итальянских союзников. Он ведь неоднократно предупреждал дуче не относиться к проблеме с таким легкомыслием. Это же безумие чистой воды — штурмовать греческие предгорья двумя—тремя дивизиями;[70] и еще в такое время года — скоро их остановит даже не сопротивление греков, а погода. Он считает, что все закончится полной катастрофой. Муссолини пообещал, что незамедлительно усилит армию вторжения, если окажется, что малыми силами справиться не удается. Однако, по его собственным словам, переброска морем дополнительного контингента займет несколько недель из—за низкой пропускной способности допотопных албанских портов. Если уж он решил воевать с бедной Грецией, почему бы не высадиться на Мальте или Крите. По крайней мере, это имело бы хоть какой—то смысл в рамках войны с Британией, учитывая откровенно незавидное положение итальянцев в Северной Африке. Единственный позитивный момент во всей этой истории заключался в том, что дуче попросил об отправке танковой дивизии в Африку — после консультаций с нашим генералом Функом маршал Грациани подтвердил возможность боевого использования танков на африканском театре.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});