Так и уснул я с мечтой о Кавказе, а перепел бил, но всё реже и реже…
Сквозь сон я слышал, как радист давал погоду, как прибежали из тайги к дымокурам олени, как кто-то хвалился пойманным тайменем, но проснуться не мог.
…Ждём самолёт. С собою, кроме карабина, ничего не беру. Надеюсь скоро вернуться. Кучум настороженно следит за сборами. Он, кажется, догадывается, что я собираюсь в поход один, и награждает меня недружелюбным взглядом.
За завтраком Сипотенко снова возвращается к ночному разговору.
— Не отбирайте Лебедева, кто будет доделывать его работу?
— Кого вы предлагаете послать на Маю?
— Сам поеду.
— А наблюдения за вас будет делать медведь?
— Людей не даёте, придётся обращаться за помощью к нему.
— Запомните: всё, что связано с наблюдениями, решайте своими силами, запасные инструменты пришлём.
— Ну, а если опять поднимутся пожары?
— Относительно пожаров я должен вам сказать прямо: мы одни здесь во всей округе и, к сожалению, плохо обращаемся с огнём, вот и расплачиваемся за это.
— Не совсем так, — возражает он.
— Самолёт на подходе! — кричит радист из палатки.
Машина с гулом надвигается на стоянку, разворачивается, осторожно, с какой-то опаской, касается гальки.
Мотор глохнет. Распахиваются двери, и на сходнях самолёта появляется Михаил Михайлович Куций.
— Миша! — кричу я, стаскивая его с трала. — Каким ветром тебя занесло к нам?
— После расскажу, дай обнять Трофима! А-а… Владимир Афанасьевич, здравствуй! Прибыл в твоё распоряжение, с инструментом для наблюдений.
У того широко распахиваются веки.
— На наблюдения?! Вот это здорово!…
— Взял отпуск, выбрал инструмент и прикатил. Любо или не любо — принимай! Отстаёте же вы, дьяволы, с планом, ну как тут вытерпеть, не помочь своим!
— Ай, какой же ты молодец, Миша! Вижу, семнадцать лет, прожитые вместе в экспедиции, не пропали даром для тебя, помнишь наши хорошие традиции — не бросать товарища в беде.
— Значит, я остаюсь у Владимира Афанасьевича?
— Твоё право выбирать, тут уж я ни при чём.
— Выгружай инструменты! — кричит обрадованный Сипотенко и сам лезет в самолёт.
— Ты, Владимир Афанасьевич, не слишком радуйся! Ведь у меня отпуск месяц, на многое не рассчитывай! — кричит ему вслед Михаил Михайлович.
— Нет уж, коли приехал помогать, так засучивай рукава! — говорю я ему.
— Боюсь, что ты задержишь меня…
— И не ошибся. К тому же сам напросился к Владимиру Афанасьевичу. А известно ли тебе, что отсюда до жилья без малого тысяча километров, и всё тайгою да болотами. Попробуй сбежать! Но мы не будем к тебе жестоки. Отнаблюдай нам шесть пунктов и с богом! В Новосибирск самолётом доставлю.
— Ты с ума сошёл, честное слово! Шесть пунктов!… Да ведь это же почти годовая норма!
— Вон Владимир Афанасьевич показывает цифру пять. Согласен на пять пунктов? Чувствуешь, как мы сразу тебе идём на уступки, и это лишь потому, что у Сипотенко действительно плохо с наблюдениями.
— Нет, без шуток, я должен вернуться из отпуска в срок. Сам знаешь строгости начальника предприятия.
— При чём тут Чудинов, ты — в нашей власти!
— Вот и приезжай к вам с добрыми намерениями! Но ведь я знаю, на этом не кончится. Как только ты улетишь, Владимир Афанасьевич скажет: «У нас не хватает рабочих, оленей, нет надёжного помощника, придётся тебе как-нибудь обходиться».
— Угадал, честное слово, угадал! — обрадовался я. — Значит, всё это не будет для тебя неожиданностью. Я улетаю спокойным за твою судьбу, верю, ничто тебя здесь не поразит.
— Братцы, вы одичали! Куда я попал!
— В ту самую экспедицию, где добрая половина хороших традиций вырабатывалась при твоём участии.
— Шутки шутками, а из отпуска я должен вернуться вовремя. Разреши мне на время, пока ты будешь в штабе, взять в помощники Трофима?
— Мне бы не хотелось давать ему большую нагрузку, ты сейчас набросишься на работу, как голодный лев на добычу, а он ещё не совсем окреп после Алгычанского пика. К тому же я его жалеючи затаскал. Ему лучше остаться здесь, у Владимира Афанасьевича, и отдохнуть. Да он может и не согласиться.
— Согласится, мы с ним уже перемигнулись.
— Дело его.
— И вот ещё что: Плоткин мне говорил о твоих планах относительно Маи. Если ты не сможешь скоро вернуться сюда, то разреши нам с Трофимом отправиться в этот маршрут вместе с Улукитканом и Василием?
— Вот ты о чём! К твоему сведению, Мая очень капризная река, стоит ли рисковать, Миша, ты за два года, как ушёл в аппарат, поотвык от тяжёлых походов.
— Поеду, и даже с удовольствием.
— Но это займёт у тебя месяца полтора-два?
— Не страшно, попробую тряхнуть стариной!
— А как же с отпуском?
— Договорись с Чудиновым, что-нибудь придумай.
— Согласен, но на одном условии: если он не разрешит остаться, то в этом случае ты поедешь на свой риск обследовать Маю.
— Хорошо, значит, благословляешь?
— Бедный же ты будешь, вернувшись в предприятие. Представляю твою встречу с Чудиновым.
Незаметно к нам подходит Кучум, кладёт вытянутую голову мне на колени, смотрит печальными глазами. В них и ласка, и грусть. Неужели он предчувствует разлуку, догадывается, что я не беру его с собою?
— Да-да, Кучумка, мы должны расстаться, но потом непременно будем вместе, так надо, — говорю я и обнимаю своего четвероногого друга.
Пёс от ласки добреет и уже не отходит от меня.
— Остаётся две минуты — прошу в самолёт, — слышится голос пилота.
Мы прощаемся. Самолёт вырулил на дорожку и с торжественным гулом оторвался от косы. В окно мне было видно, как следом за нами бежал по земле Кучум в бессильной попытке не отстать от самолёта.
...Только спустя месяц я смог вернуться на Токо. Пожары стихли. Погода установилась хорошая. Теперь можно заняться обследованием Маи. Путь туда идёт по заболоченной Алданской низине.
Часть четвёртая
Застенки дикой Маи
НА ЛОДКЕ ТАК НА ЛОДКЕ
Прощай, Алданское нагорье! Снова у истоков Маи. Мы расстаёмся с проводниками. Вот они, дикие застенки Маи. Нас не сломили неудачи
Мы вступили в собственные пределы Алданского нагорья. Лощины и широченные пади изобилуют болотами. Обойти их невозможно, и, погружаясь в ледяную воду, мы начинаем понимать, что находимся в зоне вечной мерзлоты. Она будет сопровождать нас всюду, в каком бы направлении мы ни пошли по равнине.
Наш караван, состящий из хорошо отдохнувших крупных оленей,бодро идёт по тропе на север вдоль Мулама. Его ведёт молчаливый и грустный эвенк. Это человек лет сорока пяти, изнурённый тяжёлым трудом. Лицо у него скуластое, загорелое, со слегка горбатым носом. Глаза маленькие,раскосые, почти безцветные. С большого открытого лба не сходят борозды морщин. Он выглядит опрятным и чистым, несмотря на то, что одежда его изрядно поношена. Вместо шапки на голове серый ситцевый платок, завязанный тугим узлом на затылке. На ногах летние олочи из лосины.
Зовут его Хактэ — сухое полено. Он и сам не знает, почему ему прилепили такое странное имя.
Он носит в своей памяти карту нагорья с такими деталями, которые не увидишь на картах самого крупного масштаба. Одну часть территории Хактэ представляет зримо, а вторую по рссказам, но и там, сбрось его с самолёта с завязанными глазами, скажи, куда идти, и он поведёт — путь подскажет тайное чутьё.
Над нами роились полчища кровопийцев — коморов и мошки. Их так много, и они так злобны, что человеку, не испытавшему на себе всех мук от них, трудно представить те трудности, что приносит путешественнику гнус.
Остались позади скучные дни пути вдоль южного края Алданского нагорья. Места там однообразные: холмы, безлюдье и гнус. Путь шёл болотами, по кочковатой земле, по ржавым мхам, толстым слоем лежавшим на буграх, выпученных вечной мерзлотой. Двигались без тропы, доверяясь чутью проводника Хакте. Жили одним желанием — как можно скорее пройти эту забытую людьми землю.
И вот перед нами снова горы — каменные кряжи Станового и Джугджура. Они как-то внезапно, стеною, поднимаются над Алданским нагорьем. Ветер бросает в лицо знакомый запах глубоких ущелий, обнажённых недр, снежников. Как приятно всё это после нагорья, где в душном воздухе только запах болот.
Все долгие дни похода по всхолмлённой равнине мы с Трофимом ни на минуту не забывали о предстоящем маршруте по Мае. Наши мысли, наши желания уже давно там, в диком ущелье. Какая-то дьявольская сила тянет нас туда.
Идём вверх по Удюму. Хакте только по рассказам знает, как попасть с нагорья на реку Маю. Однако это его не беспокоит. Он ни разу не сбился с пути, привёл нас, как намечали, к стыку Станового с Джугджуром. В его способностях хорошо ориентироваться в тайге он убедил нас с первого дня путешествия.