Из обзора работы национальных советов Туруханского РИКа по протоколам обследования быта туземцев за 1934 год:
«Быт туземцев Туруханского района находится в неудовлетворительном состоянии, кочевой образ жизни не дает возможности жить туземцам в более лучших условиях, чем они находятся. Для примера можно привести данные Сымско-Касского родового совета. Из 20 семей в 59 человек, из них зрелого возраста мужчин 19 человек, трудоспособных только 14 <…> Из 16 человек женщин – 5 хронически больны, 4 обременены детьми, и только 7 женщин могут заниматься физическим трудом. Основными болезнями туземного населения являются туберкулез костей, легких, трахома и головные боли».
Прошло 74 года, и как же сегодня обстоит дело в фактории Сым с медицинским обслуживанием?
На территории фактории имеется фельдшерско-акушерский пункт, есть один фельдшер, очень плохо с лекарствами, так как аптека пополняется нерегулярно и только очень дешевыми лекарствами, жители сами имеют запас на случай болезни. Бывают серьезные заболевания, требующие консультации врача, или экстренные случаи, тогда прилетает вертолет и забирает больного, но случалось так, что не успевали.
В маленькой фактории ничего не утаишь, здесь все про всех знают. Со слов жителей известно, что здесь болеют туберкулезом (даже со смертельным исходом), сахарным диабетом, глаукомой, циррозом печени и др. Но главное заболевание большинства жителей эвенков и кетов – это поголовное пьянство, которое досталось нашим жителям в наследство.
Из отчета Д.А. Кытманова: «Как только задаешь вопрос тунгусу – пьет ли он водку, лицо его вдруг озаряется улыбкой, и всегда получаешь стереотипный ответ: „Как, друг, не пьешь, пью я, тунгус век пьет“, было бы только чего. Да действительно, тунгус век пьет, эта вековая наследственность еще по сие время тяготеет над ним».
Пьянство сегодня – это трудноразрешимая проблема для фактории, многие слоняются по поселку в поисках спиртного, и это очень страшно. Оно наблюдается даже среди детей и подростков. Отсюда очень высокая смертность (и в молодом возрасте), бедность, плохое питание, малообразованность.
Традиционные занятия и промыслы жителей фактории Сым раньше и сейчас
Мне сегодня трудно представить себе, как жили в глухой тайге, при жутких морозах предки сегодняшних наших жителей, не знавшие, что такое электричество, моторные лодки, огнестрельное оружие.
Главным занятием населения Сымской тайги на начало XX века было разведение оленей, это подтверждают фотографии, сделанные в 1926 году во время Туруханской переписи коренного населения. Что же произошло и почему никто больше этим не занимается в Сыме?
Из бесед со старожилами удалось выяснить, что фактория Сым образовалась примерно в 1930-х годах, тогда здесь начали строить деревянные дома и поселение приобрело вид небольшого поселка. До этого каждая семья жила традиционно, дом – это берестяной чум, покрытый шкурами оленей. Жили отдельно, имея свои родовые участки и большое количество оленей, а кроме этого занимались традиционными промыслами – охотой, рыболовством, собирательством. Семьи вместе с детьми кочевали по всей Сымской тайге, перевозя с собой с места на место все свое имущество. Верными помощниками и кормильцами были северные олени.
Массовая кампания вторжения в Сым скую тайгу началась в 1924 году. В молодой Советской стране это было время НЭПа, а в Енисейской тайге решили организовать общий «олений фонд», куда отнятые олени собирались со всех северных стойбищ.
Первое, что стали делать представители власти, – это насильно отбирать оленей в общий «олений фонд».
«В силу того, что в олений фонд в 1924 году олени принимались председателем и членами и распределялись разным пастухам, каковыми полный учет не был произведен вовремя, в настоящее время учесть этот фонд не представляется возможным». Дальше удалось выяснить из следующего приказа: «В силу отсутствия продуктов питания для бедного населения и острого ощущения голодовки, обложить имущих тунгусов, выделить оленей для снабжения бедного населения, Удигиров-5, Ельдогоров-5, Хукочир-3»4. Здесь применялось общее правило того времени отобрать и поделить. Как мы видим из этих приказов, даже отобранное имущество в виде оленей не могли сохранить, потому что это не свое, а за чужое отвечать еще было непривычно.
В неурожайный из-за суровой зимы год, зверя не было, и люди забивали своих оленей, чтобы не умереть с голоду. Может, это и послужило предпосылкой к резкому уменьшению численности оленьего стада, которое и в дальнейшем только сокращалось.
В 30-х годах, как везде по стране, стали организовываться колхозы. Сам колхоз не был организован, но попытки были. Я думаю, они не удались по причине малочисленности оленей в сымских стойбищах и из-за нежелания эвенков и кетов отдавать свое.
Любопытен еще один архивный документ того времени, касающийся оленеводства: «Вопросу об оленьем хозяйстве уделено недостаточно внимания, из года в год потеря колхозных оленей. На 8 декабря в колхозном стаде не собрано 157 оленей, отсюда и рост оленьего поголовья слабеет». Здесь приведу цифры, из которых хорошо видно, как резко уменьшилось поголовье и почему:
Глядя на эту таблицу, можно сказать следующее: в колхозе в 1933 году олени есть, но где олени единоличников? Думаю, что коренное население не хотело идти в колхоз, тем более отдавать своих оленей, может быть, их прятали в тайге, а может просто пустили под нож; такие данные отсутствуют. Резкое сокращение поголовья у единоличников наводит на мысль, что именно попытка организовать колхоз послужила толчком к резкому уменьшению оленей у коренного населения. Теперь остается лишь догадываться, как это было. Человек приспосабливается ко всему, приспособились и наши сымские жители тем, что просто перестали разводить оленей. Так олений промысел перестал существовать в Сымской тайге. Мой дедушка Кузьма Иванович Килин, который 70 лет прожил в Сыме, говорит: «Эвенки совсем обленились, и возиться с оленями больше никто не хотел».
В фактории не осталось и следов от традиционного занятия оленеводством.
Развитие цивилизации в фактории затронуло все стороны жизни коренного населения. В 70-х годах был построен аэродром, каждую неделю садились самолеты, цены на билеты были доступны всем (билет стоил 12 рублей).
Образование в фактории
Населявшие Сымскую тайгу эвенки и кеты жили традиционно в стойбищах родовыми общинами, были совершенно неграмотны, и попытки их образовывать коренным образом изменили их привычный уклад жизни и создавали множество труднорешаемых проблем. Кытманов в своем отчете пишет: «Грамотных же среди них не оказалось ни одного. Если тунгусу надо запомнить, сколько он должен в магазин, то он, уходя, оставляет в знакомом месте в лесу особую бирку, где отмечен долг зарубками каждая, большая зарубка соответствует сотне, малая десяткам. Когда он на будущий год возвращается, он отыскивает бирку и потом уже идет в магазин. Если ему надо где-нибудь расписаться, он чертит так называемое „тамго“, это своего рода личная печать».
Из Доклада северного инспектора Е.С. Савельева за 1924 год:
«Жажда туземцев к образованию велика. Без всякого намека на это, они сами поднимают вопросы об обучении детей и просят открывать туземные школы. Некоторые инородцы просят у меня бумагу, карандаш и книжку и начинают копировать слова. Возможность выполнения этих вопросов, по моему соображению, является следующая: каждая фактория, имеющая торговлю, должна содержать за свой счет учителя, т. е. за счет той организации, которая открывает факторию».
Вместе со строительством фактории была построена школа, называлась она Сымско-Касская туземная школа первой ступени. Несколько раз школу переводили из одного дома в другой, так как дети учились в неприспособленных избушках.
Из архивного документа: «Имеется полная безграмотность населения».
Для меня было новостью узнать, что рядом со школой был интернат, где размещались дети, чьи родители вели кочевую жизнь и занимались охотой. Вывоз детей из тайги в интернат, это одна из жестоких мер государства, которую помнят до сих пор старейшие жители Сыма. Организаторы этой акции думали, что это принесет огромную пользу в плане образования коренного населения и обучения их грамотности.
Детей охотников и оленеводов стали принудительно свозить в интернат, где их содержали, воспитывали, обучали за государственный счет.
В 30-х годах обучение велось на эвенкийском языке, но русский стал вводиться в школьную программу и вскоре стал им родным, что привело сначала к утрате своего национального языка, а впоследствии и к утрате национальной культуры.
Из воспоминаний моего дедушки Кузьмы Ивановича Килина (ему 77 лет): «В 37-м году в Сымской школе было 20 человек. Родители были против вывоза детей в интернат, прятали их в лесу, приезжали на оленях забирать их назад, но им не давали, иногда родители их просто воровали. Отношение самих детей к обучению было отрицательным, очень хотелось домой к родителям в тайгу, к привычному образу жизни. Они так и не смогли приспособиться к этой среде. Были такие случаи, когда учителя снимали с деревьев детей, сбежавших из школы и не хотевших учиться».