Ещё раз сворачиваем прямо за вымахавшие деревья и останавливаемся рядом с тачкой Рустама.
Услышав нас, Ахмедов выходит на улицу с сигаретой в зубах. Никто никуда не торопится. Ждём Мирного, курим.
— Как там клиент? — спрашиваю у Руса, выпуская густое облако дыма и пара в морозный воздух.
За городом зима ощущается довольно прилично. Застёгиваю куртку. Фил перетаптывается в своих кроссовках с ноги на ногу и тоже застёгивается.
— Скулит, стремительно трезвеет, не понимает, что происходит, — раздражённо отвечает Рустам. — Бля, я его сам чуть несколько раз не грохнул за эти дни, — перекашивает его. — Чё с людьми делает алкашка в таких количествах. Жесть. Он же не был таким, я помню Юнусова в доме отца. Уверенный, даже высокомерный, одет хорошо. И вот такое говно внутри, — снова передёргивает его.
— Оно там всегда было, Рус. Я тебе говорил. Он свою семью опозорил, наследство уничтожил. И твою разорил. Сестру унизил, на племянника руку поднимал.
— Это тебе Егор сказал? — резко выдыхает Рустам.
— Нет, это я сам между строк прочитал, когда мы с ним про семью говорили. Ладно, не вернуть уже назад ничего, — бросаю окурок себе под ноги и вдавливаю его в снег носком ботинка. — Наша с тобой задача, Рус, создать будущее, где вот такого дерьма, как Юнусов, рядом с нашими близкими не будет. Всё остальное теперь не имеет значения. Это наш опыт. Он сделал нас всех сильнее.
— Мне нравится твоя философия, — смеётся Ахмедов. Фил внимательно слушает взрослых дядек и впитывает.
— Да я сам её только недавно до конца усвоил. Буквально на днях. Мир катится с гостями, — киваю в сторону подползающей к нам машины.
На переднем рядом с Мироном сидит женщина. Кто на заднем, мне пока не видно. Он крутит руль, паркуясь в стороне от моей машины, чтобы не мешать выезду. Что-то говорит женщине, выпрыгивает в снег, запирает замки в тачке и идёт к нам.
— Девчонка хорошая у него, — говорит нам, ударяя по рукам. — Маленькая ещё, тихая, воспитанная. Может, не стоит её втягивать? Женой обойдёмся?
— В машине пусть посидит, — соглашаюсь я. — Жена если что подтвердит, что девочка тоже у нас.
— Думаешь, сработает? Серпу похуй было, — напоминает Фил. — На дочь. А тут баба.
— Думаю, что нет, но мы попробуем. Вдруг скажет чего интересного, — отвечаю я. — Если он у неё информацию на меня прятал и она знала, возможно, знает что-то ещё и проболтается от страха.
— Логично, — кивает Фил.
Хлопнув парня по плечу, иду с Мироном к его машине. Друг разблокирует двери. Открывает переднюю пассажирскую. Я слышу, как в салоне тяжело дышит и тихо всхлипывает девочка, ровесница моего Егора. Отхожу, смотрю на неё через стекло. Опустила голову, ничего и никого не видит. Вот и пусть так посидит.
— Ребёнка не трогайте, — слышу тигриный рык матери.
— Всё будет зависеть от тебя и твоего мужа, — спокойно отвечаю ей, забирая под локоть у Мирона.
Она послушно идёт рядом, но всё время оглядывается на дочь. Обзор ей быстро закрывают Мир, Рустам и Фил. Медведь уже в бункере, как я обычно называю это место. Здание состоит из нескольких помещений, разделённых толстыми стенами. Наши шаги заполняют пространство, отражаясь от голых бетонных стен.
Заходим в одно из внутренних помещений. Тут стоит старый стол ещё советских времён, стулья, похожие на школьные. Под потолком несколько ярких светильников, питающихся от заведённого генератора. Окон нет, что опять же нам на руку. И звукоизоляция неплохая. Мы в ебенях, но наши люди куда только не забредают в поисках какой-нибудь херни, так что мы старались учитывать даже минимальные случайности.
Сажаю женщину Асада на стул.
— Зовут тебя как? — спрашиваю у неё.
Она смотрит на меня гордо и зло. Чёрный волнистый волос обрамляет светлое лицо с красивыми чертами. Большие глаза цвета чёрного крепкого чая сверкают праведным гневом. Губы искажены от нервного дыхания, но её это совсем не портит. Как она попала в руки Асада для меня загадка. Не похожа на тех, кого замуж выдают по договору. Мне кажется, эта многое может решить сама. Но дочь по словам Рустама, да и я сам заметил, воспитывает иначе. Неужто ещё и отца почитать приучена? Зачем? Мать его, он же … Блядь, у меня слов таких нет. Животных оскорблять не хочется. Существо, сука! Мерзкое, насквозь гнилое существо!
Медведь Асада тащит. Увидев меня, Юнусов перестаёт видеть всех остальных в этой комнате. У него прямо на моих глазах мир пару раз явно переворачивается. Медленно наклоняю голову сначала к одному плечу, потом ко второму. Переплетаю пальцы, разминая их до приятного хруста.
Фил достаёт армейский нож и приставляет его к горлу жены Асада, встав у неё за спиной.
— Сабрина? — наконец её замечает муж. — И зачем ты её сюда притащил? — хмыкает ублюдок.
— Чтобы всё было справедливо. Ты забрал мою женщину и ребёнка. Я заберу твоих жену и дочь.
— Какую женщину? — глаза Сабрины становятся больше.
— Какая прелесть, — ухмыляюсь.
— Асад, что он несёт?! — дёргается она, забывая про нож. Шипит, поранившись о лезвие. Затихает.
— Одна бракованная и фригидная попалась, пришлось брать вторую, чтобы родила мне здоровых наследников, — отвечает Асад. — А твоего больного выродка с самого рождения во сне придушить хотелось.
В два шага оказываюсь рядом. Хватаю его за горло, сдавливаю и поднимаю над полом. У меня внутри адский пиздец от его слов. Огромных усилий стоит не сдавить сейчас хрупкие хрящи и кости. Это будет неприятная смерть, но всё равно быстрая. Швыряю его на пол и бью носком ботинка в живот. Наклоняюсь, чувствуя зловонное дыхание с примесью застоявшегося перегара и дешёвых сигарет.
— Ты за всё мне ответишь, слышишь?! За сына, за каждую слезу Иры. За все шестнадцать лет я возьму с тебя по максимуму.
Хватаю его за волосы, дёргаю голову, чтобы смотрел на жену. А она смотрит мне в глаза. И я не могу понять, чего в её взгляде больше. Страха или обвинения. Любит его? Мля, я не верю. Просто не верю. Наверное, всё же боится.
— Только попробуй закрыть глаза, — рычу Асаду в ухо. — Иначе я срежу тебе веки, и ты будешь смотреть, как твоя женщина истекает кровью. Потом мы приведём на её место твою дочь. У тебя есть маленький шанс спасти одну из них. Назови мне одно имя.
— Всего одно? — хрипло усмехается Юнусов.
— Да. Мне хватит. Кому должен был уйти компромат с флешки и папка с «весёлыми картинками»? — продолжаю шипеть ему на ухо.
— Можешь убить её, я тебе ничего не скажу, Палач. За тобой уже пришли. Ты скоро сдохнешь, — плюётся ядом Юнусов.
— Как скажешь, — соглашаюсь я. — Фил, — отдаю команду своему парню.
Сабрина рвано дышит, чувствуя, как лезвие ножа давит ей на горло и по коже из ранки течёт липкая кровь.
— Асад, — шепчет она, по бледным щекам текут крупные слёзы. — Асад, Ляся любит тебя. Не убивай нашу дочь, — молит женщина. — Асад…
Фил двигает рукой, я одним чётким ударом вырубаю Юнусова. И всё заканчивается. Сабрину бьёт крупной дрожью. Филипп убирает нож и отходит от неё. Женщина удивлённо смотрит на меня, на своего мужа.
— Ч-что э-то з-зна-чит-т, — стучат её зубы.
— Ты умерла для него, — говорю, глядя ей в глаза. — И твоя дочь тоже. Сейчас вот этот парень, — киваю на Мира, — отвезёт вас в отель. Ты успокоишь дочь. Вы выспитесь. Потом я приеду, и мы спокойно поговорим.
— Ты нас не отпустишь? — дрожит её голос.
— Не сегодня. Мои люди вас не тронут. Чужие тоже. У номера будет выставлена моя охрана. Вспомни пока, что ещё важного говорил тебе этот грязный ублюдок. Имена, фамилии, называл какие-то места. Напряги память, Сабрина. Иначе рано или поздно за вами придут те, кому плевать кого убивать. Мужика, женщину или ребёнка. Мы договорились? — подхожу к ней и касаюсь подбородка, чтобы не отводила взгляд.
Она молчит, пытаясь совладать с собой.
— Договорились, — тихо отвечает. — Я попробую вспомнить, но не уверена, что будет что-то ценное для тебя.
— Это уже будем решать мы. Мирный, — зову друга, — отвезёшь?