— И теперь ты здесь, — смеюсь, невольно представляя эту картину, стягивая с себя куртку и сапоги.
— Мужская сила победила, — хмыкает Оля. — Пришлось уступить в неравном бою.
Проходим в гостиную.
— Мама, — сын сразу же оказывается рядом.
— Егор, мальчик мой, — обнимаю его и взъерошиваю непослушные волосы. — С тобой всё хорошо?
Соскучилась по нему ужасно. Украдкой целую в макушку и хмурюсь, невольно улавливая запах табачного дыма. Всё-таки курит… И Павел, похоже, поощряет.
— Да, нормально всё, — уворачивается. — Мам, там девка какая-то странная, — кивает вглубь дома.
Ольга закатывает глаза и, ухмыльнувшись, неопределённо крутит головой.
— Дуня?
— Не знаю, она не разговаривает, — Егор равнодушно пожимает плечами.
— Ладно, пойдём знакомиться, — вздохнув, улыбаюсь. Это всего лишь девочка. Юная и глубоко раненная.
Заходим все в просторную гостиную, но какую-то пустую, неуютную, хоть и светлую. На диване, единственном предмете мебели в комнате, сидит Дуня. Виднеется только её русая всклокоченная макушка.
— Привет, — присаживаюсь на край дивана недалеко от неё.
Ольга без слов всё понимает и, позвав с собой Егора и Гришу под предлогом помочь ей, уводит их. А мне предстоит познакомиться с частью жизни Павла.
Девчонка, больше похожая на взлохмаченного воробья, вздёргивает подбородок и отворачивается.
— Ты же Дуня? — мягко спрашиваю и касаюсь её плеча, вынуждая всё же обратить на меня внимание.
— Ну, допустим, — тянет она важно.
Смешная такая. Ещё стрижка эта её. Она мне уже нравится. Красивая девочка. Правильные черты лица, большие глаза в обрамлении пушистых ресниц, пухлые губки. Только ужасно колючая, как и говорил Паша. И совсем ещё ребёнок. Обиженный и брошенный. Теперь я смотрю на неё другими глазами, не через призму ревности, и всё воспринимается совершенно иначе.
— Павел просил за тобой присмотреть…
— Вот ещё, — фыркает недовольно. — Я сама справлюсь.
— Конечно справишься, — открыто улыбаюсь ей. — Но мне очень хочется тебе помочь.
Дуня опасливо косится на меня. Не верит. И я её понимаю. Очень сложно научиться доверять после того, как тебя предали. В этом мы с ней похожи. Может, именно это и поможет нам сблизиться.
— Где Паша? — подозрительно прищуривается. — Что с ним?
— Всё хорошо, — нервно кусаю губы, пытаясь скрыть вновь поднявшуюся тревогу. — Уехал по делам на несколько дней.
Не знаю, что он ей говорил и насколько я могу быть с ней откровенной.
— Ты врёшь! Это всё из-за тебя! — зло рычит Дуня. — Это ты виновата! Пока тебя не было, у нас всё было хорошо!
Дыхание сбивается от болезненного спазма. Но я прячу эмоции внутри, стараясь оставаться невозмутимой. Проглатываю её слова и вновь ищу точку равновесия. Такое обвинение как пинок. Но Дуня не виновата, ей просто страшно, и она защищается, как умеет.
— Паша хотел на мне жениться, — обиженно выпаливает она. — Мы любили друг друга!
Сейчас я уже понимаю, что «мы» это всего лишь Дунино воображение. Девочка запуталась.
— Почему любили? — мягко улыбаюсь ей. — Павел и сейчас тебя любит.
— Но тебя любит больше, — по-детски куксится она и складывает руки на груди.
— Дуня, меня он любит по-другому…
Девочка надувается и отворачивается. Маленький колючий ёжик. Больно за неё. Хочется обнять по-матерински и пожалеть. Найти правильные слова, чтобы объяснить.
— Дунь, я всё понимаю, ты боишься остаться опять одна и защищаешься, — подсаживаюсь ближе и осторожно глажу её по плечу. — Но я не хочу тебе зла и не собираюсь ничего отнимать. Даже наоборот…
— Что «наоборот»? — резко поворачивает голову и, забавно шмыгая носом, недоверчиво смотрит на меня своими большими глазами.
— Я не смогу заменить тебе маму, но мы можем попробовать подружиться, — искренне предлагаю ей.
Я не питаю напрасных иллюзий. Наладить контакт с первого раза может и не получиться. Но я хочу, чтобы Дуня знала о моих намерениях. Пусть обдумает мои слова потом, когда останется одна.
— Зачем мне это? — хмурится она и небрежно скидывает мою руку.
— Ну, потому что человеку нужен человек, — улыбаясь, пожимаю плечами. — Поддержка. Забота. Любовь.
— У меня есть Паша, — гордо задирает нос, продолжая настаивать на своём.
— Да, есть. Но Паша взрослый мужчина. И у него может быть женщина, — пытаюсь деликатно объяснить.
Мне не хочется делать ей больно, Дуня и так, как загнанный зверёк. Но донести до неё, что она запуталась в своих чувствах, всё же как-то нужно.
— Это ты про себя? — хмурится она и непонимающе хлопает ресницами.
— Мы с Павлом познакомились много лет назад, — решаю с ней поделиться. — Мне едва исполнилось восемнадцать, а ему было уже тридцать, — Дуня округляет глаза, а мои губы трогает улыбка. — Это была любовь с первого взгляда. Чистая и светлая, о которых, наверное, пишут в книжках.
— Почему же вы не поженились? — шёпотом спрашивает притихший «колючий ёжик».
— Мы собирались, но судьба распорядилась иначе, сильно ударив по нам, — как же сложно всё это воспоминать. — Мы расстались на долгих шестнадцать лет.
— Офигеть, — поражённо выпаливает Дуня.
— А сейчас, встретившись вновь, мы поняли, что наша любовь никуда не исчезла, — сердце сжимается от страха вновь потерять Пашу. — Мы всё так же любим друг друга.
— Простите меня, я не знала, — всхлипывает она. На пушистых ресничках зависли слёзы.
Обычная совсем, такая трогательная, ранимая. Хорошая девочка, просто надломленная. Ничего, починим.
Дуня неожиданно кидается мне на шею.
Крепко обнимаю и глажу по спине, ощущая, как юное тельце сотрясают рыдания. Отстраняюсь и стираю с её щёк солёные капли.
— Всё будет хорошо. Слышишь? — прижимаю к себе и шепчу, целуя в висок. — Ты теперь не одна. Мы семья.
— Спасибо…
Глава 57
Ворон
Вспоминаю Иру, она так смотрела на меня через окно, когда её увозил Мирный. Эта мысль не даёт мне покоя. Было больно. Будто прощается, не верит совсем, что у нас всё получится. Это мощный стимул доказать моей Ведьме обратное. Оставшееся между нами недоверие царапает по внутренностям. Так странно. Смахивает на раздвоение личности. Когда головой ты понимаешь, что всё правильно, так и должно быть, нужно время, чтобы всё встало на свои места. А сердце ноет, жадно пульсируя от одного её имени, и тут же хочется всего и сразу.
Чувствую на себе взгляд. Поворачиваю голову к Филу. Вопросительно поднимаю бровь.
— Лыбишься подозрительно, — заявляет с серьёзной рожей.
— Страшно тебе? — подкалываю его.
— На маньяка смахиваешь, когда вот так, — кивает на меня, — улыбаешься.
— Знаешь, я чего только не представлял себе, что сделаю с ублюдком Юнусовым. Наверное, внутри меня живёт что-то звериное по отношению к нему. Зубами рвать хочется, медленно, чтобы он осознавал свой конец, — делюсь с парнем.
— Не отравись только, — посмеивается Фил. — Он же состоит из дерьма и дешёвой водки, — передёргивает его.
— Скучать по мне будешь? — улыбаюсь уже нормально.
— Огромного каменного ворона тебе вместо памятника поставлю. Хочешь? — язвит борзый гадёныш.
— Мужики, харэ, — тормозит наш чёрный юмор Медведь.
Он прав, не стоит искушать вселенную такими мыслями. Они вполне могут оказаться материальны, а я ещё женщиной своей не надышался и с сыном не обо всем поговорил.
Городской пейзаж постепенно сменяется на высокие деревья с тёмными стволами, заснеженные обочины или поляны. Ещё километров двадцать по трассе, и будет неприметный поворот на грунтовку. Тут давно никто не ездит кроме нас. На снегу видны свежие, глубокие следы шин. Аккуратно съехав с асфальта, медленно двигаемся по ним в сторону выкупленной ещё лет десять назад заброшки. Её истории я не знаю, мне всё равно. По бумагам чистая, расположение позволяет спокойно «работать». Для Асада я приготовил нечто особенное. Не уверен, что ему понравится. Тем приятнее.