Маргарита Владимировна Крюкова-Русланова рассказывала: «Пять лет я прожила сначала у одной папиной сестры, а когда её тоже арестовали, у другой».
Для следователей это был конечно же удачный ход. Да ещё какой. Генерала Крюкова можно было постоянно шантажировать дочерью. Возможно, это придумал сам Абакумов. Вот уж поистине талантливый был генерал. У него и сейчас много обожателей: мол, какую важную и трудную работу вёл Смерш на протяжении всей войны, а кто это всё наладил и кто этим сложным и эффективным механизмом управлял — генерал Виктор Семёнович Абакумов! Ему и тут, в расследовании «трофейного дела», ума и таланта хватило, чтобы раскрутить все истории: кто, когда, сколько и каким образом вывез из Германии трофейного шмотья, где хранит. У каждого из арестованных генералов и полковников были слабые, так сказать, точки. В них и били следователи. Кулаками, сапогами, иногда специальными молотками и иными приспособлениями для того, чтобы подследственные не утаили правды о своих коварных намерениях в отношении советского строя, партии и её вождей, не выгораживали своего бывшего командира и кумира Жукова.
Абакумов иногда приходил на допросы, проводимые следователями, задавал вопросы. Анализировал ответы, наблюдал за поведением подследственных, давал указания, как их «вести» дальше. Каждый день он являлся к Сталину докладывать о результатах.
— Ну что нового? — спрашивал генерал следователей. — Как ведёт себя Крюков? Говорит?
— Говорит. Но только после применения спецсредств.
— А ну-ка, ведите его. Я сам поговорю с ним, с этим гвардейцем-кавалеристом.
Приводили генерала Крюкова. Следы применения спецсредств покрывали всё его тело.
— Ну что, Крюков? Небось курить хочешь?
— Хочу, — кивнул генерал.
— Ну, я вот тебе принёс, так сказать, передачку — твои любимые. — И Абакумов вытащил из кармана пачку «Герцеговины флор».
В тюрьме старому заядлому курильщику Крюкову тяжелее всего было, как он потом признавался, без курева.
Папиросу он взял. И кивнул Абакумову, когда тот пододвинул к нему всю пачку. С чего бы вдруг такая щедрость? Неужели он вчера так много им наговорил? Да нет, с трудом собирал мысли генерал, на Жукова я им ничего такого, что им, должно быть, надо, не сказал.
— Кури, кури, — сказал Абакумов. — И на вопросы поточнее отвечай. Будешь упорствовать — будем бить. Понял? Искалечим на всю жизнь. Жена твоя тоже у нас.
— Знаю. Её-то вы, надеюсь, не трогаете? Она тут ни при чём. Совершенно ни при чём. Она — певица. И, кроме песни и сцены, её ничего не интересует.
— А дочь твоя пока на свободе. Поживёшь у нас, в тепле и на казённых харчах, до её совершеннолетия, а там посмотрим…
— Если я в чём-то виноват, уличайте меня фактами. Жена и дочь тут ни при чём. Вы сами это понимаете.
Абакумов усмехнулся:
— Мы, Крюков, будем уличать тебя фактами. Будем. — И Абакумов окликнул следователя, о чём-то с ним переговорил.
Вскоре в камере появился человек с резиновой дубинкой и другими приспособлениями для пыток.
— Вот, посмотри, Крюков, сколько у нас фактов, — усмехнулся Абакумов. — И каждый из них, согласись, более чем убедителен.
Генерала Крюкова били по нескольку дней подряд. Это были своеобразные серии допросов. Избиения чередовались с изощрённым давлением на психику. Когда после побоев он терял чувство времени и реальности, его приводили в себя напоминанием о том, что здесь, за стеной, находится его жена и что дочь Маргарита Крюкова, школьница, пока ещё на свободе, а не в детском доме Наркомпроса как социально опасная и способная к совершению антисоветских действий…
— Говори! Говори! — Следователь, тоже порядком измученный процедурой, зло матерился. — Ты уже никто! Говори!
Да, он уже никто. Не генерал-лейтенант Советской армии. Не Герой Советского Союза. Он лишён всех трёх орденов Ленина, ордена Красного Знамени, орденов Суворова и Кутузова.
Когда он приходил в себя, следователи снова спрашивали о картинах, о гобеленах, о машинах и коврах, о 700 тысячах рублей. Будь они прокляты…
Следствие длилось четыре года. Четыре года пыток и издевательств. Четыре года постоянного ада. Ещё одна война. 2 ноября 1951 года генерал Крюков был осуждён Военной коллегией Верховного суда СССР по статье 58–10 части 1 УК РСФСР и Закону от 7 августа 1932 года к лишению свободы в исправительно-трудовом лагере сроком на 25 лет, с поражением в правах на пять лет, с конфискацией всего имущества и с лишением медалей «За оборону Ленинграда», «За оборону Москвы», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы» и «XXX лет Советской Армии и Флота». Постановлением Совета Министров СССР от 10 ноября 1952 года лишен воинского звания. Ходатайство о лишении звания ушло раньше.
Одновременно было завершено следствие по всем остальным фигурантам «трофейного дела». Это обстоятельство ещё раз подтвердило, что всей «трофейной» эпопеей руководили сверху.
Своей цели генерал Абакумов и его помощники достигнуть не смогли. Сам «фокстротчик» к тому времени уже потерял всё — и должность, и звание, и награды, — томился в тюрьме и терпеливо переносил побои и унижения следователей. Маршал Жуков по-прежнему находился на свободе. Правда, из Одесского его перевели во внутренний и второстепенный Уральский военный округ. Но никаких зацепок, чтобы упечь его туда же, куда и Телегина, Крюкова, Минюка[73] и других, следователям найти не удалось.
Генерал Минюк буквально издевался над Абакумовым и его подчинёнными, излагая свою версию «признания». Он упорно, из допроса в допрос, утверждал, что Верховное главнокомандование неправильно руководит Советской армией. И это заключается в следующем: «В своё время Чингисхан поручил умным руководить войсками, распорядительным — обозом, а неповоротливым доверял только коров…» В Советском Союзе, далее рассуждал он, делается всё наоборот: войсками руководят те, кто должен гонять коров… Следователи хорошо понимали, кого имеет в виду генерал Минюк. На посту министра Вооружённых сил СССР оказалась бездарная в военном отношении личность — Булганин. Войсками этот талантливый партиец никогда не управлял. Во время войны служил членом Военного совета фронтов. Присматривал за командующими — Жуковым, Коневым, Говоровым.
Поскольку Абакумов уже сидел, обвинительные заключения утвердил заместитель министра госбезопасности СССР генерал-полковник Сергей Гоглидзе. Так как «трофейная» версия особых результатов не дала, упор был сделан на «наличие контрреволюционного заговора». Следователи сработали настолько плохо, что пришлось вытаскивать старые, затёртые и замызганные кровью ещё 1937–1938 годов лекала работников НКВД. Такие помощники Хозяину конечно же были не нужны, и он их постепенно отправлял в отставку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});