— Может быть. Он уже не раз помогал нам советом. Он это умеет — взглянуть на всё с другой стороны.
«Ну да. И где мы очутились, в результате его советов?» — вслух, разумеется, Тремор этого не произнес. Негоже командиру выказывать при всех свои сомнения.
Снаружи послышался скрип снега. Лереа и Тремор встрепенулись. Здесь, на заметенной сугробами окраине, вряд ли мог объявиться случайный прохожий: или кто-то из своих… Или любознательный местный, приметивший дым над крышей заброшенной развалюхи. Разведчица достала пистолет: он не был заряжен, но одного только вида ствола подчас бывает достаточно. Тремор положил загрубелую ладонь на рукоять ножа. Однако тревога оказалась ложной: это вернулся мальчишка Тэнги, посланный на разведку.
— Командир, у нас неприятности, — вымолвил юнец, едва отдышавшись. — В поселке чужаки. Похоже, явились по наши души. Косят под охотников…
— Может, это и есть охотники? — на всякий случай уточнила Лереа.
Тэнги помотал головой, присел возле огня, протягивая к пламени замерзшие пальцы.
— Один из них — тот толстяк, помнишь, его ещё хотели казнить вместо Шу…
— Вот как. Ну, а всего их сколько?
— Трое, считая этого… Похоже, серьёзные типы. Шли издалека, тянули сани с поклажей, — Тэнги, как и многие уроженцы Хрустальных гор, был недурным следопытом. — Расположились в доме старосты, отдыхают. Я подглядел в окно…
— Тебя видели?
Мальчишка обиженно вскинул глаза.
— Обижаешь, командир! Я…
Тремор знаком велел ему замолчать.
— Станем искать доктора — и к полудню весь поселок будет знать, — мрачно заметила Лереа. — Скверно. Здесь каждый чужак на виду…
— Нас в любом случае заметят возле канатки, — Тремор вдруг усмехнулся. — Но их всего трое — а это, как ни крути, очень хорошая новость…
— У них ружья! — выпалил Тэнги.
— Ну и что? Они не ожидают нападения. Вспомни, как ты сам вытащил нас из лап столичной полиции! Там стволов было поболе, а?
Парень смущенно опустил глаза. Не признаваться же командиру, что идея дерзкого налета от начала и до конца принадлежала доктору Барбудо! Он, Тэнги, остался совсем один в чужом и враждебном городе; совершенно пал духом, готов был сдаться… Да… Доктор — вот кто заставил его отринуть малодушие, напомнил слова старой клятвы конфедератов! «Вместе отныне и до конца, каким бы он ни был»!
— Ворвемся туда среди ночи и вырежем всех. Заберем их оружие, провизию, лекарства — словом, всю поклажу, всё, что сможем утащить на себе… Да, вот ещё что: дело надо сделать без лишнего шума. Если хоть немного повезет — местные очухаются не раньше, чем мы окажемся по ту сторону перевала.
— А если без шума не получится? — спросил Тэнги. — Тут, небось, в каждом доме по ружью…
Тремор презрительно фыркнул.
— Ну, так у нас тоже будут стволы. Посмотрим, кто лучше стреляет.
— Но… — паренек замялся. Одно дело — тупые, самодовольные, зажравшиеся жители столицы, и совсем другое — здешний народ, плоть от плоти этих лесов и гор!
— Это война, парень! И она не закончится до тех пор, покуда жив последний солдат конфедерации! — Неистовый Тремор не ведал сомнений. — Я не намерен цацкаться! Кто выступит против нас — получит своё. Всё, решено. Сейчас отдыхайте. Ле, ты всё-таки сделай Суишу отвар — это лучше, чем ничего… Надеюсь, к завтрашнему утру мы раздобудем лекарства… И всё остальное.
* * *
Что может быть проще, чем проделать на лыжах тридцать километров по замерзшему речному руслу — особенно, если девственные снега разрезает колея от полозьев аэросаней! Молодому и сильному мужчине такая задача вполне по плечу; ничего сложного, не правда ли?
Первые километров десять всё шло так, как я себе и представлял. Бодрящий холодок, яркое солнце в безоблачном небе, застывшая красота лесистых берегов… Я поймал нужный ритм — не слишком быстрый, чтоб не сбивалось дыхание; и скользил по проторенной полозьями аэросаней колее. Река то и дело закладывала широкие петли, но я не поддавался искушению срезать путь: по берегам снежный покров был значительно толще. Даже привал сделал прямо на льду: достал карманную печку-жаровню, подкормил её вощеными брусочками топлива и, вскипятив котелок воды, бросил туда увесистый кубик сублимированного армейского рациона. Вскоре была готова похлебка — густая и фантастически вкусная; по крайней мере, так мне показалось. Поев, я улегся на спину, задрав ноги на рюкзак — чтобы вызвать отток крови. Должен признать: советы Жангро Квирри, специалиста по выживанию, и впрямь оказались весьма ценными — пускай сам он и возбуждал во мне стойкую антипатию… Но — он честно предупредил о возможных трудностях; так что в случившемся я могу винить лишь себя одного. Надо было внимательней слушать…
…Легкую резь в глазах я ощущал уже давно, правда, поначалу не придавал этому значения. Долгие часы, наполненные безостановочным движением, заставляли прочувствовать усталость каждым мускулом: с непривычки всё тело ныло, и проблемы со зрением казались всего лишь мелкой неприятностью. Но дискомфорт мало-помалу нарастал. Где-то в глубине рюкзака у меня были тёмные очки — по словам нашего инструктора, вещь необходимая в дальних переходах по снегам; только вот рыться в поклаже не хотелось. Наконец, мне надоело утирать постоянно сочащиеся слезы; и очки были извлечены на свет. Впрочем, большого облегчения они не принесли. Глаза слезились уже безостановочно. Я попробовал было идти вслепую — но почти сразу оставил эту затею. Мало-помалу нарастало понимание непоправимой ошибки.
Вообще-то, я соображаю быстро. Такова уж специфика выбранной мною профессии: частный детектив, не умеющий вовремя почуять опасность, протянет недолго. Но… Я был один в этом белом безмолвии. Ни единой живой души — только яркое солнце и снег. Приветливые и безжалостные убийцы…
Я припомнил всё, что когда-либо слышал о снежной слепоте. Ожог сетчатки — отраженный от снежных кристаллов ультрафиолет коварен; когда проявятся первые симптомы, уже поздно что-либо предпринимать. Проклятье, я ведь всё это знал! Избежать проблем ничего не стоило… Но — увы. Похоже, Эдуар Монтескрипт пополнил ряды олухов, крепких задним умом.
С каждым пройденным километром глазам становилось всё хуже. Казалось, под веки насыпали песку: глазные яблоки страшно зудели, вызывая почти непреодолимое желание моргнуть — и каждый раз, когда я поддавался, слезные железы извергали потоки влаги. Мои щеки покрылись ледяной коркой. В конце концов, я сорвал очки и замотал физиономию сетчатым шарфом — так, по крайней мере, было меньше шансов обморозить лицо. Я теперь шел почти вслепую, нащупывая колею лыжными палками… И в довершение всего, погода начала портиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});