Сын Тора озадаченно хмыкнул; разум её ещё не освободился от пут сна, а тело уже изгибалось под его губами и ладонями, и это было… завораживающее зрелище. Наблюдая за лицом женщины, он начал медленно и так же неторопливо прикосновениями пальцев подводить её к грани возбуждения. После чего, налюбовавшись, решил довести начатое до логического конца. И пальцы его сменились губами и языком.
Глава 10. Помилование
О людях, попавших в шторм,
связанных в лодке бумажной,
о волосах, не любивших шпилек,
о слабости злой и бесстрашной.
О чувствах, лишенных глаз,
и выживать принуждённых,
о городах, о пустынях,
о нас, исступлением измождённых.
Flёur, «Люди, попавшие в шторм»
Мне снился сон откровенно эротического характера. Довольно странный, и, что уж там, неожиданный, учитывая, что половину предыдущего дня я провела как раз за тем занятием, которое мне снилось. Хотя, возможно, наоборот, именно потому совершенно предсказуемый.
Я стонала и изгибалась, шептала что-то бессодержательное, о чём-то умоляла свой странный сон. Уже почти достигнув пика удовольствия, выпустила из рук смятые простыни и запустила пальцы в короткие волосы мужчины, ведущего меня к вершине блаженства столь изощрённым, но приятным путём.
И вдруг проснулась, осознав, что это — не сон, а вполне себе реальность. Правда, толком удивиться или возмутиться не успела; сумела только выдохнуть часть не до конца определённого вопроса «что?», а потом моё тело накрыло волной наслаждения. Но это оказался не конец, а прелюдия: я ещё не до конца успела отойти от пережитого оргазма, когда обе мои лодыжки оказались на одном плече Ульвара, а отголоски удовольствия сменились ощущением наполненности и мерными сильными движениями огромного мужчины. И мне стало совершенно не до вопросов, а оставалось только снова цепляться за простыни, шептать что-то бессвязное и растворяться в волнах наслаждения.
— Пора вставать, — с довольной (или, вероятнее, самодовольной) усмешкой проговорил сын Тора, поднимаясь с кровати и попутно хозяйским жестом погладив моё бедро.
— Ага, — только и сумела проговорить я, испытывая здоровый скептицизм в адрес собственной способности к самостоятельному передвижению. Всё тело затапливала сытая ленивая слабость, сил шевелиться не было, а отголоски пережитых впечатлений всё ещё блуждали по телу. То ли конкретно сейчас все звёзды сошлись столь неожиданным образом, то ли до сих пор мой неожиданно обретённый любовник просто разминался, но подобной полной потери самоконтроля и погружения в ощущения со мной не случалось никогда.
После такого пробуждения способность к связному мышлению вернулась ко мне далеко не сразу. Я пребывала в блаженно-заторможенном состоянии, в памяти вновь и вновь всплывали какие-то мгновения столь приятного утра, отражаясь то рассеянной улыбкой, то румянцем на щеках. И вообще я ловила себя на мысли, что очень хочу периодически вот так просыпаться. Не каждый день, это было бы слишком, но, скажем, раз в неделю…
В конце концов, с трудом призвав разбегающиеся мысли к порядку, я с удивлением обнаружила себя сидящей в кресле вчерашнего летательного аппарата, салон которого напоминал обычную машину, только был немного просторней. Более того, на мне были надеты чересчур длинные, но в принципе неплохо сидящие плотные серые брюки, кремовая блуза, несколько великоватая в талии, объёмная тёплая кофта, и, самое главное, ботинки. Ботинки были велики размера эдак на два, но всё равно были лучше босых ног. Не знаю, кому раньше принадлежали эти вещи, но было чудом, что мне выдали хотя бы их.
— А куда мы летим? — уточнила я, разглядывая стремительно проплывающие за окнами облака.
— В научно-исследовательский центр, специализирующийся на психологии, технике и привычках циаматов, — пожал плечами пребывающий поутру в благодушном настроении сын Тора. — Я оставлю тебя там, а вечером заберу, — добавил он.
Последнее замечание очень согрело, и я порадовалась, что Ульвар нашёл нужным его сделать. Правда, потянувшиеся следом излишне оптимистичные мысли предпочла отогнать.
В исследовательском центре всё прошло мирно, мне даже понравилась деловитая суета этого места. Главное, мне не пришлось весь день неподвижно сидеть на месте и плевать в потолок. Какой-то вежливый молодой человек с весёлыми серыми глазами и буйной рыжей шевелюрой выдал мне белый больничный костюм (к счастью, моего размера или около того) и нечто вроде бахил, после чего пожилой улыбчивый учёный, представившийся «доктором Паоло», которому меня с рук на руки сдал Ульвар, повёл меня на экскурсию. То есть, конечно, ничего это была не экскурсия, а исследовательский процесс, просто всё происходило в разных частях огромного белоснежного здания на множество корпусов (в основном, видимо, подземных, потому что на поверхности торчали крошечные аккуратные домики в один-два этажа с синими крышами). Да и исследования тут были разные, что тоже не давало заскучать. Какие-то психологические тесты, при ответе на которые мне на голову опять нацепили нечто вроде короны, какие-то капсулы полного сканирования… В общем, судя по всему, к концу дня жизнерадостный доктор Паоло знал обо мне гораздо больше, чем я сама.
К концу всего этого марафона мы осели в уютном кабинете доктора, явно выдающем творческую натуру его хозяина. Проще говоря, там был несусветный бардак, в котором кроме самого хозяина кабинета явно никто не ориентировался. Бумажек с записями здесь было совсем немного, но уже один факт их наличия удивлял. А ещё присутствовало огромное количество разнокалиберных аппаратов и приборов, их частей, и каких-то совсем уж не поддающихся опознанию конструкций. В целом это место напоминало берлогу заядлого радиолюбителя; был у меня один знакомый, напрочь повёрнутый на этом деле, его место обитания я запомнила навсегда.
Меня усадили в кресло, не слушая возражений всучили большую чашку чая, тарелку густого наваристого картофельного супа и внушительный ломоть белого хлеба. А сам доктор уткнулся в свои приборчики, периодически странно поводя в воздухе руками. Я сделала вывод, что он управляет какими-то незаметными постороннему наблюдателю процессами через то самое устройство-удостоверение с непроизносимым названием.
Собственно, за этим всем нас и застал вернувшийся Ульвар. Мужчина был мрачно-задумчив, и от его утреннего довольства жизнью не осталось и следа.
— А-а, кириос Ульвар, добрый вечер, — обрадовался его визиту доктор. — Вы как раз вовремя, присаживайтесь! Я же вас поздравить хотел, такое событие!