Тем более в сочетании со своей спутницей, одетой в вышитое платье рубашечного покроя до пят, подпоясанное плетёным ремнём. Спутница была явно значительно моложе и выглядела настоящей Алёнушкой из русских народных сказок, особенно принимая во внимание толстую красивую косу ниже пояса, перевитую красной лентой.
— Здравствуйте, Ва… — попыталась поздороваться я, но осеклась и так и замерла практически с открытым ртом. Никто не говорил, что программу с меня сняли, а ну как я опять попытаюсь кого-нибудь убить?
— Ариадна, — мягко улыбнулась она, махнув рукой. — Я тут инкогнито, даже почти тайно, к тому же явилась в гости незваная. Знакомься, это Вера, моя старшая дочь и по совместительству правая рука. Без титулов! — оборвала она опять открывшую рот меня.
— Да, конечно, как скажете… Ариадна. Присаживайтесь, может, вы бы чего-то хотели? — неуверенно предложила я, переминаясь с ноги на ногу.
— Охрана может выйти, — строго глянула Императрица на одного из мужчин в чёрном, и те исчезли за дверями. За разными, к слову. После чего женщина невозмутимо присела на тот самый ковёр, на котором до этого валялась я, обложенная своими верёвочками. — Мы, строго говоря, действительно просто пришли в гости, — вновь улыбнулась эта необычная женщина, кивком веля мне присесть. — Наконец-то выдалось немного свободного времени. Сложнее всего было придумать, как выдворить отсюда твоего надзирателя так, чтобы он ничего не заподозрил, — она забавно наморщила нос. — Вер, ты не забыла подарки?
— Обижаешь, — со странно жёсткой и циничной для её миловидного лица усмешкой ответила та и выложила на пол небольшую, с сигаретную пачку, коробочку. Что-то на ней нажав, отошла на пару шагов и взмахнула руками как добрая фея, творящая волшебство. Всё никак не привыкну к этому их управлению практически всем вокруг через невидимый окружающим интерфейс.
Однако, дальше действительно последовало настоящее волшебство. Коробочка, как тыква в сказке про Золушку, начала разрастаться, разрастаться… правда, ни во что не превратилась, так и оставшись коробкой. Просто большой коробкой, почти метр в длину и около полуметра в ширину и высоту.
Вера опять махнула рукой, и крышка коробки вместе с одной из длинных стенок испарились, открывая моему вниманию нечто вроде тумбочки. А в тумбочке были какие-то разноцветные тряпки и… обувь?
Я озадаченно уставилась на Императрицу.
— Что ты на меня так смотришь? — она насмешливо вскинула брови. — Иди, изучай. Это правда подарок, и в самом деле для тебя. Что я, не знаю сына Тора что ли? — женщина недовольно поморщилась.
Я понимала, что надо вежливо отказаться, потому что даже незначительный подарок от человека такого уровня — это определённые обязательства. Или нечто вроде милостыни. Но просто не смогла, а под неожиданно понимающим и тёплым, совсем не насмешливым взглядом женщин подошла к странной коробке и наугад с самой верхней полки сняла… платье.
Более того, это было вечернее платье. Красивого изумрудно-зелёного цвета, атласное, элегантного покроя, и даже вполне знакомых и не пугающих очертаний, без излишнего футуризма и экзотики.
— Но… зачем? — уронив руки вместе с платьем, уставилась я на Императрицу. — Мне же, наверное…
— Хочешь сказать, тебе подобного никогда не надеть? — мрачно и даже почти зло усмехнулась она. — Ошибаешься, Оля. Наденешь. И его, и всё прочее, и много чего ещё.
— Но меня же…
— Нет, — резко возразила она. Потом уже мягче добавила. — Не беспокойся об этом, никто не планирует тебя убивать. Вернее, я этого не планирую, — губы опять изогнулись в той же мстительной усмешке, и мне стало очень неуютно. Окинув меня взглядом, Императрица, прикрыв на мгновение глаза, глубоко вздохнула и тихо проговорила. — Видишь ли, Оля, я, в отличие от некоторых истеричных параноиков, не считаю твою смерть необходимой. Милый Пазолини, знакомый тебе доктор Паоло, уже сделал подробный доклад. В том, что с тобой сделали циаматы, они вполне разобрались, и он лично пообещал мне, что не позже чем через месяц тебя окончательно избавят от этой дряни. Чтобы ты окончательно успокоилась, даю слово Императрицы, что приказ о твоём устранении в связи с этой историей — то есть, твоей «потенциальной опасностью» и прочим, — подписан не будет. В будущем, если совершишь какое-нибудь тяжкое преступление, уж извини, — она, усмехнувшись, пожала плечами. — Но не теперь и не в связи с тем, в чём ты совершенно не виновата. На мой вкус и так каждый день умирает довольно людей. Ты мне веришь?
Я только кивнула, не в состоянии ничего сказать. Вот теперь я точно знала, что чувствует приговорённый, внезапно услышав приказ о помиловании. Сердце колотилось в груди в отчаянном ужасе, дыхание перехватывало, и одновременно казалось, что я могу взлететь. Вот прямо сейчас.
Я буду жить. Поверить в эти слова было невероятно сложно, но они были прекрасны, прекрасней всего на свете. Мне в данный момент было плевать и на странности собственного бытия, и на неопределённость будущего. Придумаю что-нибудь. Главное, Императрица оправдала мою самую первую и самую отчаянную надежду: она меня помиловала. Не знаю, чем она при этом руководствовалась, да и не хочу знать. Главное, она дала мне слово, а слово абсолюта в этом мире значит очень много.
— Только одно небольшое условие, — вернула меня с небес на землю Императрица. — Да нет, не пугайся, — рассмеялась она, видимо, отметив, как я переменилась в лице. — Ничего страшного или серьёзного. Просто об этом обещании, да и о моём визите ты никому не должна говорить. Особенно, Ульвару.
— А вещи?
— Нет ничего проще. Меня-то здесь не было, а это — просто небольшая посылка от меня, — отмахнулась она.
— А можно узнать, почему? — осторожно уточнила я, медленно опускаясь на ковёр. Почему-то у меня вдруг ослабли колени, и стоять стало решительно невозможно.
— Тебе — можно, — вновь мстительно улыбнулась она. — Видишь ли, я изволю гневаться. Нет, не на тебя, не вздрагивай. На Ульвара. И желаю его наказать. Может быть, слишком жестоко, но, во-первых, по-другому он просто не поймёт, а, во-вторых, он действительно заслужил. За что? Во-первых, за непослушание. Видишь ли, сын Тора… очень избалованный мальчик. Ну, был когда-то, но сейчас это всё равно сказывается. Он привык решать всё за себя и за окружающих самостоятельно. Спору нет, он действительно очень редко ошибается и совсем уж никогда не отступает от буквы долга. Но меня ужасно раздражает, когда кто-то пытается не дать мне немного посамодруствовать в волю. Императрица я, в конце концов, или где! Больше месяца назад я просила его привезти тебя ко мне во дворец, чтобы немного поболтать по-девичьи о моде, пелёнках и распашонках. А этот интриган решил под шумок ослушаться, сваливая всё на неотложные дела и требования института. Детский сад, честное слово, как будто я не могу связаться с институтом. В общем, настроение у меня уже пропало, да и дел много было, но, как говорится, осадок остался. Ну, а, во-вторых, я, как любой нормальный человек, обладаю определёнными слабостями. И, как истинная вседержительница, очень не люблю, когда кто-то из моих ближайших подданных в чём-то столь откровенно и нагло меня превосходит. И если ум я ещё могу простить, ибо вещь в хозяйстве полезная, то безупречность некоторых меня просто раздражает. В частности, как раз вот это самое отсутствие у сына Тора слабостей, которое он много лет демонстрирует всему миру. И мне мелочно хочется утереть ему нос, доказав, что и у него есть пресловутые болевые точки, причём совсем не там, где он может этого ожидать. И преподать урок. А лучше всего урок усваивается, когда неправильный ответ сопровождается болью. Ты просто не представляешь, насколько мне надоела титанидовая непрошибаемость Ульвара, и насколько сильно мне хочется сделать ему очень-очень больно. Чем дальше, тем больше он напоминает мне какой-то механизм, а не живого человека, а это неправильно. Да ладно, не смотри на меня как на сумасшедшую. Он выживет, и даже не очень пострадает; зато, надеюсь, здорово поумнеет. Уж ты точно в выигрыше останешься, а у меня сейчас есть настроение немного тебя побаловать. Пользуйся, — светло и ласково улыбнулась она.