Читать интересную книгу Чистая любовь - Кэнди Стайнер

но понял, что лучше обратиться к ее лучшему другу – Крису. Может, он подскажет, где найти Мэллори.

Или, может, он просто плюнет мне в лицо. Я заслужил это после того, как разговаривал с ней.

Внутри все скрутило в тугой узел, когда я завел машину и выехал с парковки, гадая, что же произошло, что натворил отец Мэллори.

Но потом все затмила одна мысль – надо убедиться, что Мэллори в безопасности.

И найти ее до того, как она навсегда покинет Стратфорд и меня.

Глава 19. Мэллори

Плакать отвратительно.

Теперь я вспомнила, почему всю сознательную жизнь пыталась этого не делать. Я была вся в соплях, глаза опухли и покраснели, ресницы были мокрыми, и все передо мной расплывалось, когда я наносила последние штрихи на картину, над которой трудилась целый день. Я вытирала нос тыльной стороной запястья, потому что была слишком увлечена делом, чтобы встать и взять салфетку. Да и кого это волнует? Я была одна в наполовину опустевшей студии, которая скоро опустеет полностью, какой она была, когда я ее нашла. А потом ее продадут с молотка тому, кто предложит самую высокую цену.

Я знала, что выгляжу полной развалиной в мешковатых черных трениках и огромной футболке Nine Inch Nails, с собранными на макушке волосами и зареванным лицом. Хорошо еще, что я не красилась и на лице не было жутких разводов.

Но повторю: кого это волнует, если я одна, совсем одна?

Пожалуй, я никогда еще не чувствовала себя такой одинокой, когда сидела в студии и творила, пытаясь напомнить себе, что мне есть, ради чего жить. И когда накатила очередная волна слез, я поморщилась от боли и попыталась понять, что послужило причиной, но не смогла.

Все обрушилось на меня разом.

Утро я просидела в комнате, не собирая вещи, хотя стоило, и читала финал «Весь невидимый нам свет». Наверное, просто хотела сбежать от новой реальности. Или хотела почувствовать связь с Логаном, какой бы хрупкой она ни была.

В любом случае, закончив, я закрыла книгу, уставилась в стену, поморгала и зарыдала.

Я плакала по Мари-Лоре, по Вернеру, по ужасам и трагедиям войны и прекрасным победам в послевоенное время. Плакала по мужчине, который подарил мне эту книгу, которому я хотела позвонить и обсудить роман, с которым хотела смеяться и веселиться, как на протяжении этих нескольких недель. Я плакала по своей студии, по мечте, которую едва успела воплотить в жизнь прежде, чем лишилась ее. И плакала по своей семье – или, скорее, ее отсутствию, плакала по маленькой девочке, которую лишили невинности, и по женщине, которая поняла, что, возможно, нет семьи лучше, чем та, что у нее была.

Хотя выбора у меня не было. Отец все решил за меня.

Меня и правда изгнали из семьи. Он даже не позволил мне поговорить с мамой или братом. Объяснил, что им уже поведали о моем поступке и они не заинтересованы в разговоре со мной. Я понимала, что в случае с братом это правда, он всегда верил всему, что говорит отец, но не могла пережить, что мама испытывает те же чувства. А если нет, то она слишком боялась моего отца, чтобы найти меня и попытаться наладить отношения.

Потому я и осталась совсем одна.

До выселения у меня осталась примерно неделя, после чего отец официально выгонит меня отсюда. Крис предложил мне диван у себя в квартире, но дальнейшего плана у меня не было.

У меня вообще ничего не было.

Во мне что-то вспыхнуло, напоминая теплый, яркий луч утреннего света, потому что это неправда. Кое-что у меня все же есть – моя гордость. Достоинство. Моральный компас, указывающий четко на север.

Я поступила правильно, зная, что придется нелегко, и это унимало мою боль.

Стоял еще один холодный вечер, а поскольку папа уже отключил электричество, я рисовала на одном из оставшихся барных стульев при свете свечей, завернувшись в одеяло. Рука замерзла, но я почти закончила рисунок, начатый днем, как только дочитала книгу.

Это была самая сильная сцена, которую я читала, – во всяком случае, та ее версия, что мне представилась. Мои Мари-Лора и Вернер сидели на обочине в Сен-Мало. Я изобразила юного невинного мальчика, вынужденного вопреки своим намерениям стать злодеем во время войны, и юную слепую девочку, полюбившую мир, который она не могла видеть, – даже когда этот мир стал невероятно уродливым.

Эту сцену я никогда не забуду. Как и книгу. Как и парня, который дал мне этот роман.

И я захотела это увековечить на картине.

На улице вспыхивал салют, хотя до полуночи и наступления Нового года еще несколько часов. Звуки звучали глухо и отдаленно, потому, когда в дверь постучали, я чуть не свалилась со стула.

Когда я повернулась и увидела за стеклом Логана, то меня буквально парализовало.

Над ним взрывались фейерверки, окутывая его розовым, фиолетовым и голубым светом, а он стоял, засунув руки в карманы рабочей куртки, и в темно-синей бейсболке, из-под которой торчали растрепанные волосы. Ноги сами понесли меня к нему, и мне показалось, что это не я открываю дверь, не я отхожу, чтобы пропустить его в студию. Когда его лицо окутал свет свечей, я увидела круги у него под глазами и неряшливую бороду, чего прежде за ним никогда не замечала.

Сначала он молчал. Просто смотрел на меня, на одеяло, накинутое на плечи, на слезы на моем лице, на воронье гнездо у меня на макушке. Затем перевел взгляд мне за спину, заметив картину и лежащую рядом книгу, и снова обратил взор на меня.

У меня задрожала нижняя губа, и я шмыгнула носом, безуспешно пытаясь подавить вновь подступившие слезы.

– Я же говорила, что плохо справляюсь с эмоциями.

Логан ухмыльнулся, раскинул руки, и я потрусила к нему, оказавшись в его объятиях. Он крепко прижал меня к себе, и я заплакала еще сильнее, положив голову ему на грудь. Логан прислонил подбородок к моей макушке, и меня окутал знакомый и уютный аромат виски, дерева и старых книг.

Он вздохнул, словно это объятие утолило его желания. И долго обнимал меня, крепко обхватив руками. Наши сердца бились в унисон, а я плакала у него на плече.

– Я так понимаю, ты закончила, – сказал он, пророкотав возле моего уха.

Я кивнула.

– Я же просила не доводить меня до слез, Логан.

– Ну, ты первая довела меня до