крестьянском сеновале. В то же время она успевала много читать, открыто осуждала непомерное богатство Церкви, и возглавляла Собрание дам в Обществе друзей страны. Но самое удивительное для Клаудии заключалось в том, что при всем своем блестящем уме и независимости суждений сорокавосьмилетняя Осуна одевалась в те же псевдонародные костюмы, вызывающе раскрашивала лицо и проводила ночи то в тавернах столицы, то в стойлах тореадорских лошадей. Она завалила Клаудию книгами, о которых девушка не имела даже понятия, — запрещенными изданиями Уильямса и Руссо, прекрасными томами испанских и древнегреческих классиков.
— Наварра просил меня сделать из скромной француженки светскую львицу, — смеялась Осуна, — но я поступлю лучше: я сделаю из тебя настоящую испанскую женщину!
Она проводила с Клаудией немало времени, занимаясь испанским, в котором ее ученица делала блестящие успехи, и часто, глядя на девушку, признавалась:
— Мои дочери уже взрослые, а вы возвращаете мне молодость, Женевьева. По правде говоря, мне жаль представлять вас ко двору: под яркими дворцовыми канделябрами и улыбками придворных вы немедленно потеряете больше половины своей прелести. Сидите лучше в моей библиотеке на Леганитос и наслаждайтесь дарами духа. В противном случае, я предупреждаю вас откровенно: мне придется козырять вами как удачной картой. Ничего не поделаешь: двор есть игра.
Клаудиа днями просиживала над книгами, стараясь не видеть и не помнить взглядов, которые на нее откровенно бросали многочисленные мужчины из гостей герцогини. Однако, в конце концов, однажды ей пришла в голову мысль, что ее жизнь в Аламеде в общем-то не очень отличается от жизни в монастыре. Те же книги, то же молчание, только вместо служб и колокольного звона прогулки и домашние концерты. Снова она лишь игрушка чьей-то воли, пусть доброй, но чужой. И в день своего шестнадцатилетия Клаудиа проснулась, уже зная, что отныне она хочет сама распоряжаться собой. Для этого она достаточно узнала и достаточно выстрадала. И словно почувствовав ее настроение, Осуна зашла к ней раньше обычного, подарила только что присланный из Парижа новый роман «Опасные связи» Шодерло де Лакло и золотой браслет, на эмали которого был изображен портрет самой герцогини.
— Думаю, когда-нибудь он сослужит тебе лучшую службу, чем портрет какого-нибудь чичо, которого, как я понимаю, у тебя пока еще нет, — улыбнулась она и уже серьезно закончила: — Прогулка отменяется — сегодня самое время представить тебя королеве.
Глава десятая
ИСПАНСКИЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ
Вторник был первым из двух приемных дней королевы. По давно установившемуся обычаю он проводился в Прадо — небольшой королевской резиденции под Мадридом. Этот малый и, казалось бы, едва не интимный прием почему-то, наоборот, носил более официальный характер, и люди, впервые представлявшиеся ко двору, сначала попадали именно туда.
Мария Луиза в «приемном» платье черного бархата с глубоким декольте и вся в драгоценностях улыбалась механической улыбкой со сжатыми в ниточку губами. Она молчала, и никто не решался нарушить тишины. Сегодня утром королева, забывшись, приказала позвать своего любимца, но на половине фразы опомнилась, остановила камереру, в злобе изорвала два батистовых платка и разлила банку парижских духов. Фрейлины заученно проводили церемонию одевания, но вместо привычной утренней болтовни в покоях царило настороженное молчание. Рядом с королевой сидели ее младшие сыновья: дон Карлос Мария Исидро — бледный мальчик-старичок, чуть ли не карлик, будто в насмешку украшенный голубой орденской лентой; лицо у него было увядшим, а взгляд мрачен. По другую сторону, капризно развалясь на слишком большом для него кресле, кривился Франсиско де Паула со своим цепким недобрым взором. Мария Луиза сегодня с особенным раздражением смотрела на него — увы, он совсем не напоминал отца.
Принцессы, незамужние Мария Исабель и Карлота, чья правая нога была короче левой, прохаживались между гостей и демонстративно избегали третью сестру, миловидную, но простоватую Марию Луису, которая совсем не умела держаться в свете.
На самом деле беда заключалась в том, что здесь не было герцога Алькудиа, вместе с которым всегда исчезала вся эта принужденность, и повсюду начинали струиться здоровое веселье и электризующая всех без исключения дам его мужская соблазнительность.
С королевой в знак особого почтения пытались разговаривать по-итальянски, но разговор не клеился. Поговорили о мадридских закатах, о последней охоте короля, но Мария Луиза не поддержала ни одну из тем, и беседа сама собой увяла. Никаких новых персон для представления ко двору в последнее время не появлялось, и всех невольно стало охватывать неприятное и стыдное чувство, что все эти приемы совсем не нужны и являются чем-то фальшивым и даже непристойным. За широкими окнами лил утомительный дождь.
Неожиданно среди монотонного шума дождя послышались звуки подъезжавших карет, и спустя несколько минут в зале появилась герцогиня Осунская в сопровождении своего верного учителя Ховельяноса и незнакомой девушки, почти девочки, во французском, очень открытом на плечах платье с завышенной талией. Такого здесь еще не видели, и по залу пробежал ропот, который можно было принять за неодобрение. Но герцогиня, лениво поведя бровью, сделала официальный короткий реверанс и поспешила представить незнакомку.
— Сеньорита Женевьева де Салиньи, дочь управляющего Директории по делам флота. Это подарок нам от моих друзей во Франции, — рассмеялась она, явно нарушая этикет.
— У вас есть друзья во Франции? — высокомерно спросила Мария Луиза.
— Да, Ваше Величество.
— А правда ли, герцогиня, — картинно растягивая слова, вмешался в разговор старший инфант, — что позавчера, когда вы играли в карты, кто-то уронил деньги под стол, и чтобы посветить ему, вы зажгли от свечки пачку купюр?
— Да, Ваше Высочество, правда. Я не вижу в этом ничего особенного, — не глядя на мальчика, усмехнулась герцогиня.
По залу снова прокатилась волна ропота.
Но тут юная француженка, про которую на мгновение все забыли, приблизилась к королеве и сделала низкий реверанс.
— Ваше Величество…
— Да-да, сеньора, я вас слушаю… Но что это за дикая мода?
— Времена Марии-Антуанетты прошли, — язвительно заметила Осуна, не преминувшая напомнить королеве случай, когда герцогиня Альба скопировала платья, которые Мария Луиза заказала у портнихи французской королевы, а затем одела в них своих служанок и выгуляла их по аллеям королевской резиденции.
Королева вспыхнула и жестом отпустила герцогиню, а заодно и маленькую француженку. Их тут же окружили дамы и немногочисленные кавалеры.
— Надеюсь, донья Женевьева найдет у вас достойный прием, — жестко произнесла Осуна, обводя дам недвусмысленным взглядом.
— Можете не сомневаться, — весело прощебетала Лусия де Бермудес, бывшая ненамного старше Клаудии. — Но главный источник веселья у нас иссяк, — добавила она шепотом, чтобы не услышали принцессы.
— Не советую вам пить из этого источника, Женевьева, — свела в