что касается Хуана…
— А вот, что касается Хуана, то он душевно очень одинок. К сожалению, именно на него падет тот самый ужасный выбор, когда однажды нам придется кем-то пожертвовать, — печально закончил граф.
— Увы. Боюсь, без жертв и в самом деле обойтись не удастся.
— Но по земным меркам у мальчика будет блестящая судьба. Подумать только — простой крестьянский сын, да еще побывавший фактически на том свете…
— Да-да. И все-таки жаль.
— Увы, мой дорогой друг. В этом нет вины ни за вами, ни за мной. Наоборот, без нас он пропал бы в безвестности, не изведав жизни в полном ее великолепии, со всеми взлетами и падениями.
— Но чья же вина в том, что ему придется погибнуть?
— В нем нет мистической связи с женщиной, а эту ниточку жизни мы с вами прикрепить ему не можем.
Дон Гаспаро задумчиво посмотрел на собеседника, но промолчал.
Граф опустил голову и спустя некоторое время предложил пригласить для знакомства и инструкций юную Клаудиу. Эти два господина инструктировали ее в течение нескольких дней.
* * *
Ранним весенним утром по старой памплонской дороге с гор катила щегольская карета в сопровождении двух драгун в желтых мундирах.
За Туделой всадники остановили лошадей и спешились.
— Я поворачиваю налево, старина, — сказал один, пониже ростом и пошире в плечах, — и догоню вас не дальше Гвадалахары. Ты справишься один?
— А ты? — вопросом на вопрос ответил второй драгун.
— Значит, встречаемся восьмого вечером в Гвадалахаре в трактире «Торонья». Ты помнишь мое обещание.
С этими словами широкоплечий драгун поправил пистолеты за поясом и пустил коня по течению Эбро.
Карета, сопровождаемая другим драгуном, быстро и без особых приключений достигла назначенного пункта значительно раньше предполагаемого времени, и путешественники решили передохнуть. Однако, прождав в «Торонье» два дня и больше не имея такой возможности, карета с девушкой в дорожном платье и привязанными к запяткам баулами выехала в сопровождении королевского драгуна в столицу. На станциях драгун предъявлял бумаги Французской Республики, пассажирка выходила размять ноги и с любопытством оглядывала неказистые венты среди размытых весенними дождями дорог. Лошадей меняли быстро, и, щедро расплатившись республиканским золотом, следовали дальше. Их путь лежал не прямо в Мадрид, а несколько южнее от Аранхуэса, где в полутора лигах от столицы находились угодья под названием Аламеда, в свое время купленные герцогиней Осунской.
Мария Хосефа де ла Соледад Алонсо Пиментель Тельес-Хирон Борджиа-и-Чинельяс по рождению имела право на карету с четырьмя упряжками мулов и на эскорт четырех факельщиков, но чаще всего предпочитала одинокие верховые прогулки. Выйдя замуж за своего кузена, девятого герцога Осуна, чем добавила к своим владениям графство Бонавенте и герцогство Бехар, Мария Хосефа была на «ты» с королем, а ее муж имел право не снимать перед Карлосом шляпы. Словом, несмотря на нынешнюю нищету Испании, доходы герцогини превосходили три миллиона французских франков в год. Имение Аламеда с роскошным парком Каприччио, представлявшее собой соединение двух различных миров под одними небесами — несколько провинциальный плагиат Версаля вместе с попыткой воссоздать национальный колорит, с каждым годом разрастаясь и совершенствуясь, все более поражало воображение гостей герцогини.
Карета медленно двигалась по берегу Харамы, и пассажирка, несмотря на облако пыли, поднятое драгунской лошадью, не могла отвести глаз от серебристо-зеленого дымчатого пейзажа Новой Кастилии. В полдень она предложила драгуну остановиться и перекусить, но неожиданно впереди на дороге показался всадник.
— Да это женщина, черт возьми! — удивился драгун, вглядевшись в подъезжающую фигуру. Действительно в мужском костюме на лошади сидела уже не молодая, но стройная дама с пронзительными серыми глазами, сухим вытянутым лицом и плотно сжатыми губами.
— Как я вижу по рессорам коляски, вы не испанцы? — низким грудным голосом обратилась к Педро всадница.
— Вы совершенно правы, — ответил драгун. — В свою очередь скажите мне, на правильном ли мы пути. Мы направляемся к имению герцогини Осунской?
— Совершенно на правильном, до имения осталось не более лиги, — в тон ему ответила странная всадница. — Только герцогини сейчас нет дома, да и зачем она вам, позвольте спросить?
— Я не уполномочен отвечать на подобные вопросы, — отрезал драгун и махнул рукой придержавшему было коней вознице. — Трогай!
И всадники разъехались в разные стороны.
— Какое удивительное лицо, — заметила пассажирка. — Оно напоминает мне лица египетских цариц из папирусов.
— А мне — лицо выпущенной на волю сумасшедшей. О! Да здесь их полно! — неожиданно воскликнул драгун, всматриваясь в бредущую им навстречу вереницу нищих. Полуголые мужчины, женщины и дети, еле передвигая ноги, тянули какую-то заунывную песню, но, заметив карету, немедленно преобразились. Малыши, раззевая рты с гнилыми зубами, запрыгали вокруг, прося подаяния, а женщины, выпятив обвисшие груди, тут же пустились в непристойный пляс. Драгун едва раздвигал толпу, напирая на них своей гнедой. Пассажирка же резко опустила кожаные шторки.
— Ничего себе местечко, — выругался сквозь зубы драгун и тупым концом пики ткнул кучера, понуждая того пустить упряжку вскачь. Эта мера возымела действие: путешественники вырвались из толпы нищих и буквально через несколько минут оказались за спасительной оградой поместья Аламеда. У них перед глазами замелькали пруды, качели, искусственные лужайки, бельведеры, амурчики, подъемные мосты, каскады, фонтаны, павлины и бумажные змеи. Наконец, карета остановилась у широкой гранитной лестницы, и к ней тут же устремились слуги в голубых ливреях.
Драгун спрыгнул с седла и звучным голосом произнес:
— Мадмуазель Женевьева де Салиньи к ее светлости герцогине Осунской!
Бесшумно задвигалась вышколенная прислуга, и спустя четверть часа в роскошную приемную в античном стиле к путешественникам вышел невысокий господин с длинным, но пухлым лицом, близко посаженными глазами и неприлично ярким ртом.
— Я маркиз Пеньяфьель, герцог Осуна. Ее светлости нет дома, но дом в вашем распоряжении. Гости моей жены — мои гости, тем более, наши доблестные союзники.
Полился непринужденный разговор о последних победах генерала Бонапарта, во время которого француженка высказывала удивление и восторг перед тем вкусом, с которым был устроен парк, а драгун навытяжку стоял у дверей. Спустя некоторое время по дому поплыл серебряный звук сотен колокольчиков, и маркиз пригласил гостей к обеду.
В двухсветной столовой стены были сплошь увешаны натюрмортами французских, фламандских и испанских художников. При виде сочно написанных плодов, дичи, и рыбы у гостей потекли слюнки. Стол оказался изысканным, но далеко не обильным: салат, рыба, сласти, малага и херес, пунш и сахарная вода со льдом. Лакеев не было, только один паж; дамам прислуживали кавалеры. Впрочем, за огромным столом собралось едва ли человек десять. Драгун, не снявший перчаток, вновь, как и в приемной, встал на караул у дверей.
Подали