Читать интересную книгу Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару - Энн Эдвардс

Это, пожалуй, был первый целенаправленный шаг Стефенса и Маршей по пути создания того образа Маргарет Митчелл, который впоследствии утвердился на годы — облика воспитанной южной леди с манерами XIX века и абсолютной трезвенницы.

Буквально через час после получения телеграммы от руководителя рекламного отдела Пегги телеграфирует в ответ:

«Когда мисс Браун и другие приедут в Атланту, я накормлю их жареными цыплятами, покажу им Стоун-Маунтин и представлю их любому, с кем они пожелают познакомиться, но всеми вопросами, относящимися к фильму, будут заниматься они сами, а не я. Я опубликую вашу заметку в вечерних атлантских газетах сегодня же, удалив ссылки на меня… Пожалуйста, сделайте такие же исправления во всех сообщениях для прессы, какие вы подготовите. Как в этой, так и в любых других заметках я не хотела бы видеть никаких упоминаний обо мне, кроме как об авторе романа».

Пресс-релиз, однако, был выпущен почти в том же виде, в каком он был первоначально подготовлен, лишь слова «коктейль-вечер» были заменены на «вечер с чаем», но смысл оставался неизменным: вечеринка устраивается в честь людей Сэлзника.

Пегги разгневалась: «Если ваша заметка будет опубликована, представляя дело таким образом, что я устраиваю чай в честь людей Сэлзника, я буду вынуждена отозвать свое приглашение и отказаться от чая. Я устраиваю эту вечеринку для своих друзей из прессы, которые были всегда столь добры ко мне и к моей книге. И это их вечеринка и в их честь. Мне казалось, что было бы совсем неплохо, если бы мистер Кьюкор и мисс Браун также присутствовали на ней, поскольку это дало бы им возможность встретить здесь людей, которые были бы км полезны. И потому в отношении людей Сэлзника мое приглашение на чай — не более чем светская любезность».

Это стало последним ударом по самолюбию Сиднея Хоуарда. Он работал над сценарием уже около трех месяцев и писал Пегги, что, возможно, ему придется обратиться к ней за помощью в написании дополнительных диалогов для «цветных». Пегги же поспешила ответить, что «не только не собирается писать никаких дополнительных диалогов, но не намерена даже смотреть на сценарий… Ни ради общества, ни ради денег не поставила бы я себя в положение, когда, если что-то в картине не понравится южанам, они могли бы сказать: «Да, но ведь она участвовала в работе над сценарием. Тогда почему же пропустила то, это и другое?» Я не пережила бы этого и не смогла бы объяснить всем, что в действительности не имела никакого отношения к сценарию. А поскольку это не вы писали книгу и вы не живете в Атланте, то если сделаете что-нибудь не так, вам это будет простительно».

На самом же деле, как говорила Пегги, она нисколько не сомневалась, что в сценарии Хоуарда будет масса неточностей. В ее собственном отношении к этому присутствовала большая доля обиды, и она была уверена, что без окончательного одобрения сценария ею он просто не может быть точным и достоверным, и была все еще несколько обижена тем, что Сэлзник не уступил ей в этом вопросе. Она платила ему той же монетой, наотрез отказываясь от какого бы то ни было сотрудничества в написании сценария.

Ни Кьюкор, ни Хоуард на этот раз в Атланту не поехали, но 2 декабря в город прибыла Кей Браун в сопровождении двух других сотрудников Сэлзника. И Атланта словно сошла с ума. В местной газете появилась заметка о том, что в бальном зале отеля «Билтмор» будет проходить отбор кандидатов на роли четырех главных героев — Скарлетт, Ретта, Мелани и Эшли, но что при этом будут приветствоваться и претенденты на роли тети Питтипэт и близнецов Тарлтонов.

Сотни претендентов появились невесть откуда. Многие из них использовали любые доступные им способы для того, чтобы попасть в Атланту, хотя и не были южанами.

Появилась масса пьес, фильмов, книг и рассказов, основу сюжета которых составляла история поисков исполнительницы роли Скарлетт О’Хары, продолжавшихся уже около двух лет. Реальные поиски были насыщены не меньшим количеством покровителей, доверенных лиц и сводников, чем эти пьесы и фильмы. Надежды многих молодых женщин были разбиты, а судьбы зачастую разрушены в их попытках заполучить роль в фильме.

Такая же давка была и за ролями второстепенных героев. Все это было похоже на то, как если бы было какое-то знамение, которое предсказало бы, что успех гарантирован каждому, кто примет участие в фильме.

Еще до того, как начались поиски талантов, Пегги вновь подверглась осаде. Жить сразу стало так плохо, говорила она, «как плохо было бы стоять на пути у кавалерии Шермана и размахивать конфедератским флагом». Пегги не могла ни пройти по улице, ни сходить за покупками, ни поесть в ресторане, поскольку соискатели ролей налетали на нее в ту же минуту, как только она появлялась на публике.

Однажды мать с маленькой девочкой, претенденткой на роль Бонни, в тугих локонах и в костюме для верховой езды, появилась в парикмахерской, где находилась Пегги, и вытащила ее из-под фена, чтобы заставить прослушать, как девочка будет декламировать стихи о Конфедерации.

В другой раз женщина с мальчиком неожиданно возникли на заднем сиденье автомобиля Маршей в тот момент, когда Джон собрался везти Пегги к дантисту. Женщина потребовала от Пегги тут же, не сходя с места, прослушать мальчика на роль Уэйда Хэмптона, сына Скарлетт. Как потом выяснилось, эта особа вовсе не была его матерью, а всего лишь предприимчивым посредником.

Даже Элеонора Рузвельт в то время, как ее муж готовился к церемонии инаугурации на второй президентский срок, буквально помешалась на поиске исполнителей для «Унесенных ветром». В августе 1936 года миссис Рузвельт писала в газете в своей колонке, называвшейся «Мой день»: «Могу заверить вас, что в лице Скарлетт О’Хары вы найдете интересную героиню», а в декабре миссис Рузвельт написала Сэлзнику письмо, в котором предлагала попробовать свою горничную Лиззи Макдаффи на роль Мамушки. Мисс Макдаффи пробы прошла, но роли не получила. Возвращаясь из Голливуда в Вашингтон, она остановилась в Атланте и навестила Пегги, у которой пробыла около часа.

К концу 1936 года Пегги почувствовала себя осажденной со всех сторон и объявила, что больше не будет давать автографов и подписывать книги. Результат оказался плачевным: люди выстроились в очереди невероятной длины, чтобы получить автограф. Как объясняла Пегги в письме к Лу, «Джон отклоняет по два десятка просьб каждый день. Жизнь моего бедного отца превращена в пытку людьми, целыми днями сидящими в его конторе и отнимающими у него время своими просьбами повлиять на меня по-родственному, чтобы заставить подписать их книгу. Стив, Кэри Лу и все мои родственники живут, словно преследуемая охотниками дичь, потому что совершенно незнакомые люди нападают на них, оставляют им экземпляры романа с просьбами заставить меня подписать их. Когда у меня случается деловая встреча, мои партнеры приходят на нее, нагруженные дюжиной экземпляров, которые их друзья просили передать мне для автографа. И Бог мой, на меня давят даже благотворительные организации, желающие заиметь книги с моим автографом для проведения лотерей в благотворительных целях!»

На чае, устроенном в библиотеке, единственном крупном общественном мероприятии, которое посетила Пегги за все последние месяцы, не чай, а она сама была предложена прессе, и в результате ее вуаль была содрана со шляпки, пунш и закуска были выбиты из рук, и вся она была истыкана острыми ногтями «леди, приехавших из Айовы, Оклахомы и Сиэтла».

Телефон звонил не переставая, но Пегги избегала брать трубку. Как писала она Грэнберри, на все телефонные звонки «Бесси спокойно и мягко отвечала своим воркующим голосом: “Нет, мэм, я не знаю, вернет ли мисс Скарлетт капитана Батлера. Нет, мэм, мисс Пегги тоже этого не знает. Да, мэм, я слышала сотни раз, как она говорила, что она не знает ничего, кроме того, что это будет настоящий переворот, который произойдет с мисс Скарлетт после того, как она вернется домой в Тару!”

И как-то раз, после одного особенно безумного дня, Марши принялись обсуждать возможность поездки Пегги за границу на несколько месяцев вместе с Августой, которую они хотели пригласить в сопровождающие. Однако Пегги не хотела оставлять Джона на столь долгий срок. В качестве компромисса сошлись на том, что Джон берет трехнедельный отпуск и они едут в Винтер-парк, во Флориду, чтобы навестить Грэнберри и встретить у них Рождество и Новый год.

Уехали Марши 17 декабря 1936 года. Машину вела Пегги. Грэнберри были предупреждены о необходимости хранить в тайне их приезд.

Пегги была измучена, но, как только они выехали на скоростное шоссе, впервые за этот год она почувствовала себя свободной. Они были одни. Не было ни телефона, ни звонков в дверь. Марши взяли себе псевдоним «Мэннелин» и пользовались им, останавливаясь по пути в местах, где их никто не смог бы опознать.