— Мы остановились в устье реки, вдоль которой потом шли через джунгли. – я принялся вспоминать тот, кажется такой далекий, день. – Ночью на нас напала целая орда крабов. Чуть не сожрали… Честно говорю, там один краб был – чуть не с меня ростом!
Нарив кивнула, показывая, что верит моим словам.
— В общем, нам пришлось отступать от лагеря и вернулись туда только утром, когда крабы ушли. – продолжал я. – Вот тогда я и нашел этот перстень. Мы собирали то, что уцелело и могло пригодиться… Он в песке лежал. Там вообще, в песке, много всякого было. Кости, старое, поломанное оружие…
— Понятно. – кивнула Нарив. – Не слышала, чтобы кто‑то так далеко на юг заходил. Ты береги этот перстень – совсем немного существует вещей, в которые вложена частичка божественной силы. А этот перстень именно из таких вещей. В нем – сила Базэна.
— Хочешь? – повинуясь какому‑то порыву, я протянул перстень Нарив. Она как‑то странно посмотрела на меня и покачала головой.
— Пусть у тебя лучше останется. Я же говорю, это очень редкая вещь…
— Ну и что? Вижу же, что он тебе понравился. – я, по–моему, покраснел. – А кроме того, если перстень будет у тебя, то ты же сможешь понимать и всех остальных, а не только меня. И остальные смогут тебя понять.
— Не надо. – упрямо повторила Нарив, но потом улыбнулась. – Лучше подари мне какую‑нибудь из этих ракушек.
— Хоть все! – я пододвинул ракушки поближе к ней. – Бери…
Но все она не взяла. Выбрала три штуки и, поблагодарив, принялась их рассматривать. Я посмотрел на оставшиеся и отобрал еще две – самые красивые. От них Нарив тоже не отказалась.
— Нет, Алин, ты точно влюбился. – Молин, наблюдавший за нами, до поры–до времени не вмешивался, а тут, все‑таки, встрял. – Уже и кольцо девушке подарить хотел…
— Он же не просто так хотел его подарить. – вмешался Баин. – Ты же слышал, что Алин понимает Нарив с помощью этого кольца.
— Только, знаешь что, – Молин пододвинулся поближе и зашептал, – ты никому больше не говори про кольцо. Думаю, если Ламил или Седой узнают, то сразу же отберут.
— Почему? Вроде у наемников добыча – это святое.
— Потому что это не просто кольцо. – Молин посмотрел на меня как на идиота. Дарен, и этот туда же! – Капитан может решить, что для отряда важнее, чтобы он сам, а не через какого‑то салагу, понимал, что говорят местные.
— А кроме того, – Баин хитро улыбнулся, – если перстень будет у тебя, то у тебя будет и повод все время ошиваться возле Нарив.
— Да, ну тебя! – отмахнулся я, хотя понял, что и тот и другой прав. Особенно прав Баин – очень не хочется лишиться должности переводчика и, соответственно, возможности постоянно быть в обществе Нарив…
Вскоре вернулись те, кого капитан оставил приглядывать за ущельем и мы продолжили путь. Я в полной мере осознал предупреждение Нарив, что идти здесь надо осторожно. Проклятые слизни попадались под ногами тем чаще, чем дальше мы углублялись в расщелину. Тут и там слышалась ругань, когда кто‑то поскальзывался, наступив на практически незаметного на фоне камней слизня. В основном, хвала Дарену, травм удалось избежать, но десяток человек все же подвернули ноги.
— Сколько же здесь этих тварей! – Молин поскользнулся в очередной раз и устоял на ногах только ухватившись за мое плечо.
Ущелье повернуло в очередной раз и, так и шедшие впереди, Дони, Крамм и Спик чуть не нос к носы столкнулись с каким‑то типом. Это оказался низкорослый, чуть ли не вдвое ниже меня, но широкий в плечах, из‑за чего он казался квадратным, коротышка. Длинные рыжие волосы, широкий, почти в половину лица, нос, густая рыжая щетина на подбородке. Одет он был в изрядно потертую кожаную безрукавку и такие же кожаные штаны. Коротышка поднял глаза и, увидев перед собой нас, застыл как вкопанный. Из его рук вывалилась большая, сплетенная из растрескавшихся от старости прутьев, корзина, почти доверху набитая слизнями.
— Опа! – первым пришел в себя Крамм. Он цепко ухватил коротышку за плечо. – А ну‑ка постой!
Коротышка дернулся, пытаясь освободиться, но Дони змеей юркнул мимо него и преградил щитом путь к отступлению. Пока коротышка растерянно соображал, что же ему теперь делать, к Дони присоединился и Спик. Убежать теперь он мог только пройдя по преграждавшим дорогу воинам.
— Гном. – тихонько сказала Нарив.
— А похож на человека… – я осмотрел коротышку, который, похоже, решил сдаться на милость судьбы и покорно опустил руки. – И бороды у него нет. Какой гном без бороды?
— Ему – лет тридцать. Если по нашему, то, считай – не больше десяти лет. или ты думаешь, что гномы и рождаются с бородой? – пояснила Нарив и направилась к гному. Я последовал за ней.
— Тебя как звать? – Нарив склонилась над гномом, но потом выпрямилась и, повернувшись ко мне, указала на Крамма. – Скажи ему, пусть отпустит ребенка.
— Бургум. – ответил гном и, насупившись, посмотрел на Нарив. – А вы еще кто такие?
Крамм отпустил Бургума – надо же такое имя, будто в животе бурчит, носить! – и присоединился к Дони и Спику за его спиной.
— Меня зовут Нарив. Если ответишь на вопросы, то мы тебя отпустим.
Тут, расталкивая столпившихся за нашими спинами солдат, прибежал Седой.
— Что тут у вас? Почему остановились?
— Гнома поймали. – пояснил я. – Нарив сейчас расспрашивает его.
— Гнома говоришь… – капитан смерил взглядом Бургума. – Переводи!
— Чем ты здесь занимаешься? – спросила Нарив и глянула на валяющуюся на земле корзину из которой медленно расползались слизни. – Зачем тебе слизни?
— Еда. – коротко пояснил гном, тоже глянув на корзину, и снова спросил. – Кто вы и что вам здесь нужно?
— Пытаемся пройти через горы. – ответила Нарив. – Какой сейчас год?
Гном уставился на нее удивленно и как‑то снисходительно, словно на сумасшедшую.
— Двести третий год от Кары. – медленно ответил он наконец. – Госпожа, с вами все в порядке?
— Что еще за Кара? – пробормотала Нарив. – От Сотворения Мира какой год?
Если мне раньше казалось, что Бургум выглядит удивленным, то я ошибался. Это он только сейчас удивился! По сравнению с его теперешним выражением лица, все прошлое удивление – это словно неяркое мерцание по сравнению с летним полуднем. Интересно, он сможет еще больше выпучить глаза или нет? Бургум, когда понял суть вопроса Нарив, крепко задумался. Вначале он просто стоял, выпучив глаза и разинув рот. А потом, похоже, принялся что‑то подсчитывать в уме, загибая пальцы.
— Ну да… Кара… Когда она, по–старому, была… – забормотал он.
Нарив терпеливо ждала, наблюдая за мучительной работой мысли, отражающейся на лице гнома.
— Вот! Вспомнил! – просиял вдруг Брумгум и гордо объявил. – Кара опустилась на людей в третий месяц зимы, года восемь тысяч пятьсот двенадцатого от Сотворения мира!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});