ведомые только ему ориентиры:
— Слишком сильное заклятье. Тут даже могущественные духи не помогут. Его снять может лишь тот, кто наложил. Поэтому единственный способ — дойти до конца и уничтожить Бессмертного.
— Желательно не угодив в расставленные на дороге ловушки, — добавила я, вспоминая метания подруги между отчаянием и надеждой.
— Да ладно тебе, Маш, — досадливо поморщился Иван. — В первый раз, что ли?
— Не в первый, — согласилась я. — Но Василиса нас еще в лесу пыталась о чем-то предупредить и сейчас что-то торопилась сказать, не побоявшись своих жутких пут. Что за игру ведет с нами Бессмертный? Что ему от нас нужно?
— Меня больше интересует вопрос насчет потерянной смерти, — устало потер лоб Иван, размазывая по лицу то ли мазут, то ли смазку. — Вы ж понимаете, я никуда не уйду без Василисы. Если понадобится, буду бродить тут целую вечность.
— Целую вечность не понадобится, — успокоил друга Лева. — Не для того дон Оттавио потерял половину духов, а мой отец едва не заблудился в лабиринте отражений. Теневую проекцию Мирового древа почти невозможно отыскать. Но у нас есть рефлекторы и амулеты.
Он и в самом деле разровнял и засыпал речным песком почву, разложил в особом порядке целый набор странных предметов и расставил зеркала, используя как ориентир возвышавшуюся посреди свалки башню. Помимо знакомого куска обсидиана и осколка нашего трюмо из прихожей я увидела самородный фульгурит — кусок зеркала Верхнего мира, который Лева все эти годы хранил как память об отце.
Он еще не закончил приготовления, когда мертвая пустошь возле свалки зашевелилась десятками безобразных и нелепых созданий. Похоже, Константин Щаславович, так радушно впустивший нас в свои владения, не предполагал, что мы захотим так скоро их покинуть. И теперь недреманная стража восставала от не-сна. Экипажи кораблей мертвецов и ксеноморфы с космических станций потрясали абордажными саблями и разворачивали телескопические челюсти и жвала. Плененные хозяином Нави создания леса и собранные из деталей машин кибернетические големы выпускали когти, обнажали зубы и клацали шестеренками. Они не могли нас разглядеть, но чуяли за версту и, повинуясь приказу хозяина, пытались добраться до нашей плоти.
— У тебя там еще долго? — поинтересовался у Левы Иван, сопроводив вопрос парочкой крепких выражений, адресованных нашим гостям.
Он уже достал меч и сейчас отражал первую атаку, успевая отбивать удары сразу по всем направлениям. Я не знаю, где и когда брат выучил эти приемы, возможно, какие-то движения ему подсказывал сам меч, но сейчас мой тихоня-герпетолог с легкостью бросил бы вызов не только любому реконструктору из клуба, но мог бы потягаться и с настоящими мастерами спорта. Он сражался в полную силу, вкладывал в каждый удар всю свою досаду и боль, воздавая сторицей за все раны на теле возлюбленной, за время, проведенное в узилище, и за ее год в лягушачьей шкуре.
Конечно, поборники академических традиций могли бы отыскать недостатки в исполнении боевых батманов и пируэтов, диагональных и вертикальных ударов. Но мой брат выступал не на арене и даже не в честном поединке, а его противники, многократно превосходя числом, правил соблюдать не собирались. Сгрудившись бесчисленным роем, они нападали разом и скопом, заходили с тыла, лезли снизу, метили в глаза, пытались если не укусить или уязвить когтями, то плюнуть ядовитой жижей или выпустить яд.
Я со своей свирелью прикрывала тыл. И хотя от звуков наигрыша немертвых корчило и корежило, а от одного прикосновения наговорной стали они и вовсе разлетались в прах, на месте сраженных немедленно вставали новые, и все приходилось начинать сначала. Хорошо, что в тот миг, когда наша оборона едва не дрогнула, Лева закончил построение.
— Всем пассажирам занять свои места, — скомандовал он.
Мы с Иваном толком не успели перевести дух, как пространство вздыбилось волнами, потом закружилось все ускорявшимся водоворотом, выкинув нас на скалистый, пустынный берег.
Свинцовые, тяжелые и вязкие, точно жидкое стекло, волны упрямо грызли сумрачный гранит, медленно отступали, потом вновь шли в атаку. По озаренному тревожным пламенем темному, как венозная кровь, небу гуляли косматые тучи. Возле горизонта они сталкивались, сшивая море и небеса неровными стежками похожих на узловатые корневища пучков молний, а над горами извергали потоки камней и пепла. Земля тревожно гудела, точно от тяжелой поступи. Будто бронированные каменные легионы тщились сломать земную кору и прорывались наружу из недр.
Разгоряченный схваткой Иван застыл наизготовку с мечом, я встала рядом со свирелью. После путешествия сквозь Левин портал меня мутило, и съеденная в покоях Константина Щаславовича еда просилась наружу, но еще одну атаку я бы отразить сумела. Другое дело, что нападать на нас никто не собирался. Берег выглядел пустынным, как Земля до начала или после конца времен.
— Где мы? — дико озираясь, сипло спросил Иван.
Хотя во время схватки он, к счастью, не получил ран и даже царапин, судя по всему, его тоже сильно штормило.
— На краю мира. У границы владений Мирового Змея, — невозмутимо отозвался Лева, подставляя другу плечо и усаживая того на высокий камень с плоской поверхностью.
— Здесь тоже водятся чудовища? — уточнил Иван, протирая ветошью запачканный скверной, но не получивший ни одной зазубрины клинок и убирая меч в ножны.
— Насколько я знаю, они обходят эти места стороной, — успокоил его Лева. — Говорят, сюда даже смерть не забредает.
— А мы тут не заблудимся? — забеспокоилась я, тоже устраиваясь на оказавшемся таким удобным камне.
— Еще скажи, свалимся за край, — фыркнул Иван.
Ох, неудачное мой брат выбрал место, чтобы шутки шутить. Едва он успел договорить, как земля под нами жестоко застонала, и от берега откололся изрядный кусок, а над поверхностью океана взметнулись кольца гигантского чешуйчатого тела. Мировой Змей ворочался в своей запредельной глубине. Мы поспешили в горы, но трясти продолжало и там, да и тропа, по которой мы пробирались, то и дело выводила нас на берег.
Я даже не пыталась подсчитать встречавшиеся на пути вулканические кратеры, расщелины и трещины, которые нам приходилось преодолевать, подъемы и спуски по отвесным склонам. Благо веревка и крепежи служили исправно. Поначалу ребята по очереди меня страховали, к концу путешествия я с легкостью карабкалась сама, с недоумением вспоминая затруднения во время спуска к неведомой тропе. А что оставалось делать? В сказках препятствия такого рода описывались сухой фразой «долго ли, коротко ли». Хотя донесшие до нас традицию крестьяне за редким исключением сами не ходили путями тонких миров, трудностей в их жизни тоже хватало.
А еще я жалела о том, что, собираясь в дорогу, мы не взяли железных башмаков или хотя бы высотных ботинок