— Смотри, — она кивнула на фото, видишь, эта кровать с балдахином, золотое покрывало, это вилла в Эссуэйре, — О, Боже, она была с Докучаевым в той же самой постели, что и с ним, — Сергей не мог подавить нервную дрожь. — Это та самая ночь после случая с гамаком на пляже, мы с тобой не могли уснуть до рассвета, — Катя словно не замечала его метаний, — И женщина на снимке — это я, здесь нет никакого подлога, но вот мужчина, — она на секунду замолчала и сказанные тихим голосом слова проникли в голову Сергея, — единственным мужчиной, с которым я занималась любовью, и на этой кровати тоже, был ты, только ты, — Катя обняла его и услышала, как часто-часто, испуганное, бьется сердце, — Я не была с Докучаевым, не была, раньше, ненавидела его, сейчас презираю, я не говорила с Алексеем о тебе, не хотела, да и не могла. Это чья-то мерзкая шутка, подлог, называй, как хочешь, но… — Сергей не дал Кате договорить, впился губами в ее губы, жадно, нежно и страстно, он чувствовал себя, как приговоренный к повешению, с шеи которого сдернули веревку и подарили целый мир, яркий, благоухающий. — Подожди, дай договорить, Катя мягко отстранилась и снова взялась за фотографии, — А вот эта, смотри, это номер в Питере, не помню названия того отеля на Невском, мы прилетели на один день, но у тебя сорвалась встреча и пришлось остаться на ночь. Мы проснулись рано утром, смотрели на восход и скабрезно перевирали стихотворенье про Петра творенье, помнишь, — и Сергей действительно вспомнил и ту безумную ночь в Марокко, и тихие питерское утро. И женщина на фотографиях точно была Катей, но вот рядом с ней должен был быть именно он, на одном из снимков ее рука лежала на прикроватной тумбочке, и Сергей вспомнил, как она, неловко пошевелившись, разбила ночник, порезалась, он искал бинт, поливал рану йодом, потом целовал тонкую кожу вокруг, а утром, как школьник, краснея, платил на ресепшн за подпорченный интерьер. Странно другое, как он мог не видеть этого прежде, когда часами рассматривал мерзкие снимки, ища оправдание Катиным поступкам. Подлог, талантливый подлог, который стоил стольких трудных, несчастных минут, ему и ей. Не видел, как она со слезами счастья на глазах шептала, что у них будет даже не ребенок, а целых два, не держал ее за руку, когда ей было плохо по утрам, страшно и так одиноко. Ну что ж, он мерзавец и подлец, — самое время посыпать голову пеплом и отправиться умирать на гору Фудзияма.
— Сергей, ну что ты молчишь, — Катя повысила голос, — Давай только без самокопаний, думай, как могло это произойти, кто это сделал, зачем — другой вопрос, — она в очередной раз поняла, что Сергей погружается в пучину угрызений совести, самокопания и ненужных рефлексий, — типичный мужчина, но ее собственный мужчина!
— Я ведь говорил с Панковым, показывал ему, он уверил меня, что снимки подлинные, — Сергей стряхнул с себя невеселые мысли и снова почти задохнулся от счастья.
— Кто заказывал виллу в Эссуэйре? — продолжала задавать вопросы Катя, было ясно, от Сергея чего-то можно добиться только так.
— Виллу заказывала моя помощница, но помнишь, мы тогда были в жестких контрах с партнерами по руднику, опасались всего и вся, поэтому перед нашим приездом в Марокко на побережье ездили ребята Панкова, проверяли, он меня сам уверял, что так будет спокойнее и надежнее. Но, Панков, не верю, он знал отца, меня самого еще мальчишкой.
— Ладно, подожди делать выводы, — Кате было жаль Сергея, уж она-то прекрасно знала, как больно разочаровываться. — А Питер? — продолжила она.
— Питер, мы прилетели одним днем, потом собирались на Адриатику, ты загулялась по городу, я не мог тебе дозвониться. Пробыл в Смольном почти до семи, и оказалось, что придется встречаться еще и завтра, позвонил в офис, просил забронировать номер, были какие-то помехи на линии, потом перезвонил Панков, я знал, что он тоже в Питере, не помню даже, зачем он звонил, я сказал, что задерживаюсь, а он ответил, что сейчас в «Талионе» и зарезервирует нам номер, — Сергей выпалил все это на одном дыхании и устало откинулся на подушки — еще одно предательство, но уж лучше ложь надежного работника, чем любимой женщины.
— Ох, — Катя неловко пошевелилась и постаралась сдержать вздох.
— Что, что такое? — всполошился Сергей, как же страшно быть будущим отцом.
— Ничего, успокойся, — она ласково коснулась ладонью его лица, — Бывает!
— Боже мой, Катя, что?
— Да ничего страшного, — она улыбалась, нежно и немного снисходительно, как улыбаются только женщины в ожидании чуда. — Ну и что мы будем делать со всей этой информацией? — Катя мгновенно переходила от сентиментальных эмоций к жесткой собранности, и Сергей вспомнил, какой он увидел ее тогда в зале суда: холодный, властный голос разрезал тишину, и только в глубине глаз пряталось волнение и едва различимый страх.
— Что делать? Завтра же разберусь с Панковым, он уже должен вернуться из ЮАР.
— Сегодня! — одно слово сказала Катя, но ее глаза опасно сверкнули.
— Нет, Катя, тебе надо отдохнуть, — пытался настаивать Сергей.
— Мне надо посмотреть в глаза человека, который хотел перечеркнуть всю мою жизнь.
Звонок пронзительной трелью разорвал ночную тишину, Сергей рассерженно вздрогнул — у Панкова были ключи от всех дверей, от шлагбаума на въезде, от ворот, и этот звонок был лишь данью вежливости. Он нехотя отстранился от Кати и направился к двери, Сергей даже не мог сказать, сколько времени они просидели в обнимку на диване в гостиной после телефонного разговора с Панковым, не говоря ни слова, просто касаясь друг друга.
Едва войдя в дом, мужчина понял — что-то произошло, он гнал от себя мысли о том, что Сергею стало известно абсолютно все, и мечтал о том, чтобы так и было.
Не говоря ни слова, Сергей захлопнул дверь и махнул рукой в сторону гостиной, Панков сделал несколько неуклюжих скованных шагов и увидел Катю — она сидела на диване, закутавшись в клетчатый плед, но ее лицо не вязалось с уютным домашним обликом, девушка была собранна и прожигала его насквозь ледяным взглядом.
— Ну что ж, они, по крайней мере, вместе, — устало подумал Панков и сел напротив, — Нечего скрывать и ни к чему, да и не скроешь уже, — где-то глубоко в душе он был рад, что правда открылась, и можно было перестать юлить, ждать вопросов, ждать и бояться. — И разве он сам не толкнул Сергея к этому своими словами о том, что нужно срочно ехать в Самару.
— Мы вас слушаем, Вадим Викторович, — мрачно начал Сергей, а Панков некстати вспомнил, как в далекие восьмидесятые он, молодой офицер КГБ, провожал в элитную московскую школу нескладного подростка Сережу Дорофеева, который говорил по-русски с жутким акцентом и, словно невзначай, жаловался Панкову на то, что его не принимают в классе. — Вадим Викторович, — громко и с осуждением сказал Сергей и протянул Панкову злополучный конверт.