— Какая ты дурочка, Жельева. Потому что мы сперли у нее все золото из тайника под полом. Если она обнаружит пропажу, то тут же донесет на нас старосте, — ответил Айрик, хотя вопрос был адресован скорее не ему, а Тулу.
Тул покивал головой, подтверждая слова приятеля.
— Но теперь вместо того, чтобы переночевать в тепле, мы все промерзли в этом лесу, хотя даже отсюда виден тот дом, в котором тепло и в котором бы нас сытно накормили перед дорогой. Пока мы ждем завтрака у этого костра, замёрзнем насмерть и никогда не доберемся до Башни Стихий и не спасем странника, — не унималась девочка.
— Если бы мы не взяли у той дурочки все добро, то вообще бы не знали, где эта Башня Стихий. На какие деньги мы, по-твоему, купили эту карту? — Айрик повертел в руке сложенный вчетверо листок.
Жельева надула губы и замолчала.
— Не будь кретином, Айрик. — Тул выхватил у товарища из рук карту и принялся ее рассматривать. — Так. Вот эта деревня. Если мы пойдем вдоль Петли Гнома, а здесь свернем влево, то скоро доберемся до Горы Ревности. А там поднимемся на вершину и освободим странника.
— Вот! На протяжении всего нашего путешествия меня волновал как раз этот вопрос. Как мы отобьем странника, если в Башне Стихий сидят одни из самых могущественных магов в Неймерии? Они сотрут нас в порошок первым же брошенным огненным шаром. — Айрик несколькими ударами сапога выбил из земли камушек, который тут же подхватил и кинул в старшего товарища, изображая ртом звуки врезавшегося в него пламени.
Тул посмотрел суровым взглядом, даже не обращая внимания на то, что камень до сих пор соскакивал по его одежде обратно к земле.
— Вы все слышали, что сказала Ноэми. Наши силы рядом со Спутником станут безграничными. Мы отобьем странника силой.
— Ну и что с того? — Айрик поковырялся внутри своего заостренного уха и, вынув палец, поморщился от вида серой массы, нагроможденной на отросшем ногте. — Как будто маги из башни не сделаются сильнее в присутствии Спутника. Если, конечно, все это правда.
— А что дальше говорила чародейка, ты не услышал, Айрик? — Тул нахмурил брови.
— Что-то там про войну и так далее и так далее и так далее.
— В этих «и так далее» было очень много смысла, друг. Один из которых заключался в том, что ты должен попрощаться с заботой о собственной шкуре и принять свою судьбу, если она укажет тебе умереть во имя великой цели.
Эльф выпучил глаза.
— Ты хочешь сказать, что из этого путешествия мы можем не вернуться?
— Я хочу сказать, что никто не выдаст тебе странника без боя и нужно быть готовым ко всему.
Жельева грызла соломинку и постоянно перебегала взглядом с одного товарища на другого.
— Мне всегда казалось, что Боги обделили умом меня, а не тебя, Тул. — Айрик принялся собирать пожитки в дорожный мешок. — Вы как хотите, а я с первыми петухами уезжаю в Творс.
— Трус.
— Что ты сказала? — Айрик покраснел от обиды и повернулся к девушке.
— Я сказала, что так поступают только трусы.
В глазах эльфа заполыхали пожары.
— Возьми свои слова обратно, девчонка, или я… Или я…
— Или что ты? Убежишь на посылки к императору, как настоящий трус? — произнес Тул, вглядываясь в ветки в костре, которые темнели под натиском огня.
— Ах, значит, трус? — рассвирепел эльф.
Спокойствие и непоколебимость спутников перед его всепоглощающей злостью раздражала Айрика еще сильнее, чем обвинение в трусости. Не в силах контролировать себя, он раскрыл ладонь и бросил в сторону Тула и Жельевы исполинский огненный шар.
Обузданное пламя, появившееся за одно мгновение, вырвалось из руки обиженного мага и пронеслось рядом с товарищами, съедая дерево за деревом и превращая все на несколько саженей вперед в сплошное пепелище.
— Я… — Айрик взглянул на свои ладони, до сих пор пульсирующие магией.
— Жельева! — крикнул Тул, вскакивая на ноги. — Туши скорее!
Волшебница подняла руки над головой и, сделав несколько круговых движений, обрушила на охваченное огнем пространство потоки воды.
Пламя мгновенно потухло, а подскочивший к эльфу товарищ тут же повалил его на землю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты что такое сделал? — Теперь Тул смотрел на волшебника вихрями в своих глазах.
— Я не знаю… — заикался Айрик. — Я никогда не мог сделать ничего подобного…
И его лицо стало бледнее снега, который сыпался сверху. Эльф лежал и смотрел испуганными глазами.
— Говори… или я тебя…
— Тул! — послышался голос Жельевы из-за спины волшебника. — Тул! Посмотри. Посмотри скорее!
Тул поднял голову и увидел, что перед ним, замерев на уровне его глаз, в воздухе завис снег, который весь вечер валил с неба и таял, едва коснувшись земли. Он отпустил эльфа, поднялся на ноги и огляделся.
Жельева стояла, повернув ладони к небу, а ее пальцы грациозно двигались, управляя стихией воды. На версту вокруг всей троицы послушный своей повелительнице снег ожидал ее дальнейших приказаний.
— Кажется, мы уже близко к Башне Стихий, — хихикая собственной забаве, произнесла Жельева.
— Нет, — завороженно проговорил Тул, пробуя собственные силы. — Это странник нашел нас.
***
Сарвилл покинул Башню Стихий уже давно. Использовав все накопленные силы, он попытался сжечь ее дотла, но, не дождавшись, пока пламя разгорится с неугасаемой силой, взял дорожный мешок и покинул проклятое собой же место. Черный дым еще долго преследовал освободившегося из заточения мага, глядя ему в спину с самой вершины Горы Ревности, и исчезал в поднебесье.
Все то время, что медведь преодолевал лестницу, ведущую к подножью, он размышлял над тем, как его отец бросил семью ради того, чтобы служить королю Дордонии и истреблению всей магии. Чаще всего, сам того не замечая, он пытался оправдать родича, хотя, по его же мнению, самым правильным поступком было бы открыть флягу и выпить за то, что предатель и подлец покинул этот бренный мир во благо всех ныне живущих. Разочарованный собственной недальновидностью и желанием принимать кардинальные меры здесь и сейчас странник следующей же мыслью жалел о том, что не смог узнать отца до его смерти. Что он сам, собственными руками, убил последнего человека из его рода, хоть и во благо всех еще свободных магов Неймерии.
Спустившись к подножью горы, Сарвилл остановился. Оглядываясь по сторонам, он вспоминал, как некогда тут умерли люди. Подумал о том, как заживо заваленные камнями паладины молили о пощаде и пытались докричаться до живых, но вместо этого он тогда просто забрал принцессу и уехал прочь, даже не подумав о том, что может кого-то спасти. Неподвижные камни, скатившиеся когда-то с горы, теперь спали внизу, запорошенные первым снегом, как будто всегда лежали так. Неподвижно. Ни в чем не виновато.
Что со мной стало? Почему мысли, которые никогда раньше не приходили в голову, теперь собираются вместе и устраивают какой-то судорожный танец, пытаясь переплясать одна другую?
— Бездна! — проскрежетал он себе под нос, последний раз окинув взглядом округу и вытерев со лба насевшую еще на вершине гарь.
Не понимая, что делать дальше, странник в конце концов все же решил отправиться в сторону Старгорда. В столицу Туурина, куда его должна была благополучно доставить синеглазая чародейка, если бы он не ввязался в драку и не задержал их в Лисохвосте, из которого им была уже не судьба уехать вместе.
Весь следующий день он изредка поглядывал на пасть медведя, разинутую на одном из его пальцев, и украдкой проклинал старого эльфа Вастераса за то, что тот не появляется так же неожиданно, как тогда, в пустыне, и не помогает ему как можно скорее добраться до столицы Туурина. В конце концов он оставил всякие надежды на помощь, предоставив судьбе самой решать — чему случиться, а чему нет.
Снег сыпался мелкими хлопьями и оседал на земле, по которой медведь ступал. Сарвиллу еще никогда не приходилось встречать сезон Долгоночия севернее Дордонии, а в Дастгарде, как оказалось, в любое время года было теплее, чем где-либо на всем севере. Порой за всю зиму он ни разу не доставал головного убора из своего сундука в старой хате в Медвежьем квартале, но сейчас он отдал бы все, чтобы укутаться в ненавистные, сковывающие все его требующие свободы движения меха.