Время от времени он давал себе слово, что, добравшись до Орлеана, пошлет к королю курьера с требованием конвоя. Но так как дорога была пустынна и, видимо, безопасна, Шико подумал, что праздновать труса не стоит, ибо король потеряет о нем доброе мнение, а конвой будет очень стеснителен в пути.
Но после Орлеана опасения Шико удвоились: до вечера оставалось еще много времени; дорога шла в гору; путешественник выделялся на ее сероватом фоне, как мавр, намалеванный на мишени, и кое-кому могла прийти охота настичь его пулей из аркебуза.
Внезапно Шико услышал вдали шум, похожий на топот копыт, когда лошади мчатся галопом.
Он оглянулся — по склону холма, на который он поднялся до половины, во весь опор мчались всадники.
Он сосчитал — их было семь.
Четверо были вооружены аркебузами.
Заходящее солнце бросало на дула кроваво-красный отсвет.
Кони преследователей мчались гораздо быстрее лошади Шико. Да Шико и не думал состязаться в скорости, так как это только бы уменьшило его обороноспособность в случае нападения.
Он только пустил свою лошадь зигзагами, чтобы не дать возможности всадникам взять точный прицел.
В самом деле, когда всадники оказались на расстоянии пятидесяти шагов, они приветствовали Шико четырьмя пулями, которые пролетели прямо над его головой.
Шико, как было сказано, ждал этих выстрелов и заранее обдумал, как поступить. Услышав свист пуль, он отпустил поводья и соскользнул с лошади. Ради предосторожности он заранее вытащил шпагу из ножен и держал в левой руке кинжал, наточенный, как бритва, и заостренный, как игла.
Радостный крик послышался в группе всадников, которые сочли Шико мертвым.
— Я же говорил вам! — воскликнул приближавшийся галопом человек. — Вы погубили все дело, потому что не выполнили в точности моих приказаний. Но теперь он сражен; обыщите его, прикончите, если он еще жив.
— Слушаю, сударь, — почтительно ответил один из всадников.
Два человека подошли к Шико; у них в руках были шпаги.
Они прекрасно понимали, что противник не убит, ибо он стонал.
Но, видя, что тот не двигается, наиболее усердный из двоих имел неосторожность приблизиться, и тотчас кинжал, словно выброшенный пружиной, вошел ему в горло по самую рукоять. Одновременно шпага Шико вонзилась меж ребер другого всадника.
— Предательство! — крикнул командир. — Заряжайте мушкеты, мерзавец еще жив!
— Конечно, я жив, — сказал Шико, глаза которого метали молнии; и, быстрый, как мысль, он бросился на командира, направив острие шпаги на его маску.
Тут два солдата схватили его. Он обернулся, рассек ударом шпаги ляжку одному из них и освободился.
— Болваны! — крикнул командир. — Аркебузы, черт вас дери!..
— Прежде чем они зарядят, — сказал Шико, — я тебе выпущу кишки, разбойник, и сорву маску, чтобы узнать, кто ты.
— Мужайтесь, сударь, я вас в обиду не дам, — сказал голос, точно зазвучавший с неба.
Он принадлежал красивому молодому человеку, ехавшему на прекрасной лошади. Всадник держал два пистолета и кричал Шико:
— Наклонитесь! Наклонитесь, черт возьми! Да наклонитесь же!
Тот повиновался.
Раздался выстрел, и один из нападавших рухнул к ногам Шико, выронив шпагу.
Между тем лошади бились в страхе, и трем оставшимся всадникам никак не удавалось вскочить в седло. Молодой человек выстрелил еще раз, не целясь, и прикончил еще одного человека.
— Два против двух, — сказал Шико. — Великодушный спаситель, займитесь вашим, а я займусь моим!
И он бросился на всадника в маске, который, дрожа от гнева и страха, тем не менее искусно отражал удары.
Со своей стороны молодой человек сбил с ног врага и связал его ремнем, как овцу, предназначенную на убой.
Видя, что перед ним только один противник, Шико обрел хладнокровие, а следовательно, и чувство превосходства.
Он загнал своего врага в придорожный ров и ловким ударом всадил ему шпагу между ребер.
Человек упал.
Шико прижал ногой шпагу побежденного, чтобы он не мог ее схватить, и обрезал кинжалом шнурки маски.
— Господин де Майен! — воскликнул он. — Черт возьми! Я так и думал.
Герцог не отвечал — он был без сознания. Шико почесал нос, как он это всегда делал, перед тем как принять серьезное решение; потом засучил рукава, выхватил кинжал и подошел к герцогу.
Но тут кто-то схватил его за руку, и он услышал голос:
— Потише, сударь. Нельзя убивать поверженного врага.
— Молодой человек, — возразил Шико, — вы спасли мне жизнь, и я благодарю вас от всего сердца. Но позвольте преподать вам небольшой урок, очень полезный в наш век морального упадка. Если за три дня жизнь смельчака трижды подвергалась опасности, он имеет право, верьте мне, совершить то, что я собираюсь сделать.
И Шико схватил врага за шею, чтобы покончить начатое.
Но и на этот раз молодой человек остановил его:
— Вы не сделаете этого, сударь, во всяком случае, пока я здесь. Нельзя безрассудно проливать такую кровь.
— Ба! — удивленно сказал Шико. — Вы знаете этого негодяя?
— Этот негодяй — герцог Майенский, принц крови, равный по рождению многим королям.
— Тем лучше, — мрачно сказал Шико. — Но кто же вы такой?
— Я тот, кто спас вам жизнь, — холодно ответил молодой человек.
— И тот, кто передал мне королевское письмо три дня назад?
— Вот именно!
— Значит, вы слуга короля, сударь?
— Да, имею эту честь, — сказал молодой человек с поклоном.
— И будучи на службе у короля, вы щадите господина де Майена? Черт возьми, сударь, разрешите вам сказать, что это не похоже на поступок доброго слуги.
— Думается мне, что, напротив, я поступаю именно как добрый слуга короля.
— Быть может, — грустно сказал Шико, — но сейчас не время философствовать. Как ваше имя?
— Эрнотон де Карменж, сударь.
— Хорошо, господин Эрнотон! Что мы будем делать с этой падалью, равной по величине всем королям на земле? Ибо, предупреждаю вас, я должен ехать.
— Я позабочусь о господине де Майене, сударь.
— И о его спутнике, который нас подслушивает?
— Этот бедняга ничего не слышит; я так крепко связал его, что он, видимо, потерял сознание.
— Сегодня вы спасли мне жизнь, господин де Карменж, но вы подвергаете ее опасности в будущем.
— Я выполнил свой долг, сударь; бог позаботится о будущем.
— Будь по-вашему. Впрочем, мне самому претит убивать беззащитного, даже если это мой злейший враг. Прощайте, сударь!
Шико отошел, чтобы сесть на свою лошадь, но тут же вернулся.
— У вас семь добрых лошадей. Мне думается, я заработал четыре из них; помогите же мне выбрать хотя бы одну…