мной, и после того, как Коби произнес молитву, мы все принялись за вкусную еду. Разговор был тихим, пока мы все ели, пока Бо не нарушил тишину.
Он прочистил горло и накрыл ладонью руку Сабрины, лежавшую на столе.
— У нас есть кое-какие новости.
Вилки и ложки звякнули о тарелки, и все взгляды устремились на моего брата, чье лицо расплылось в глупой ухмылке.
— Ты беременна! — взвизгнула мама, вставая со своего места рядом с папой.
— Боже. — Папа поморщился и потер ухо. — Марисса, ты могла бы позволить им договорить?
Она осталась на ногах и в ожидании уставилась на Сабрину.
Наконец, моя невестка избавила маму от страданий.
— Я беременна.
— Да! — Мамины руки взлетели к потолку.
Радостные возгласы наполнили столовую.
— Поздравляю! — Я чокнулась своей банкой «Доктор Пеппер» с пивом Бо и водой Сабрины.
Когда я повернулась к Хантеру, он подмигнул мне. Если бы я уже не улыбалась, то сделала бы это рефлекторно. Это подмигивание было катализатором большинства моих улыбок за последний месяц, так что он дарил мне его по крайней мере раз в день. Помимо того, что он предлагал мне утешение, заставлять меня улыбаться стало миссией Хантера в жизни.
— Я люблю тебя, — одними губами произнесла я.
Его взгляд смягчился.
— Я тоже тебя люблю.
Мы оба вернулись к своим тарелкам, и по просьбе мамы я съела вторую порцию картофельного салата, пока мы все суетились вокруг Сабрины и предлагали имена для детей.
Какой счастливый ребенок. У него или у нее будут преданные родители и обожающие их бабушка с дедушкой. Я была рада, что Бо и Сабрина никогда не попадут в ту переделку, в которую втянула меня мать Эверетта.
— Коби, ты готов? — спросил Майкл, отправляя в рот последний кусочек.
Коби чуть не свалился со стула.
— Пора идти в парк?
Майкл кивнул и встал.
— Давай сделаем это.
— Развлекайся. — Я поцеловала Коби в волосы, прежде чем он вскочил со стула и бросился к двери, чтобы обуться.
Мы с мамой убрали несколько тарелок, пока Майкл привязывал Пикла к поводку, но как только дверь со щелчком закрылась, мы снова сели и, не теряя времени, перешли к делу.
— Ладно. Что сказал Стюарт? — спросил папа.
Хантер сжал мою руку, когда я начала пересказывать, что сказал мой адвокат.
— Для начала, нам всем нужно быть в здании суда до половины девятого утра понедельника. Стюарт хочет, чтобы мы были на своих местах и готовы, чтобы, когда судья начнет заседание в девять, мы не торопились ни входить, ни выходить.
Папа кивнул.
— Мы будем там до восьми.
Двери откроются только в восемь, но поскольку я тоже приду туда рано, они могли бы составить мне компанию на тротуаре.
— Что еще? — спросил Бо.
— У вас у всех будут предварительные встречи со Стюартом. Также он хотел, чтобы я напомнила всем вам быть честными. Не пытайтесь заучить речь наизусть, просто говорите от чистого сердца. Расскажи им, какая я мать, и свое честное мнение о том, как отреагировал бы Коби, если бы его отдали Элеоноре.
— Он будет несчастен, — сказала мама, качая головой. — Его дом здесь. Ему нечего делать в Мичигане.
И ему нечего было делать с Элеонорой Карлсон.
Элеонора произвела сильное впечатление во время наших встреч, назначенных судом, в прошлом месяце. По сути, она доказала, что была мерзкой стервой, в которой не было ни капли любви, заботливости, игривости или бабушкиной жилки.
Через неделю после того, как я получила ходатайство об опеке, мы с Элеонорой предстали перед окружным судьей, чтобы он мог объяснить, как будет рассматриваться наше дело. Учитывая специфику судебной системы Прескотта в маленьком городке, это была довольно неформальная встреча. Судья объяснил, что, поскольку это ходатайство об опеке было подано не из-за развода родителей, а из-за того, что бабушка с дедушкой просили об опеке, а не просто о посещении, процесс будет уникальным.
Он приказал, чтобы Коби обследовал детский психолог в Бозмене. Он приказал Элеоноре представить любые доказательства того, что я «неподходящий» родитель. И он приказал нам обоим прибегнуть к посредничеству, чтобы определить, сможем ли мы прийти к соглашению вне зала суда.
Элеонора едва взглянула на меня во время того первого появления в суде. И те несколько раз, когда мы встречались взглядами, меня встречало сердитое лицо. Стюарт вел все переговоры от моего имени, а я просто сидела там в течение тридцатиминутной встречи, изо всех сил стараясь не расплакаться.
Посредничество прошло еще хуже.
Элинор отказалась сдвинуться с места в своей петиции. Она просила разрешить Коби пожить с ней в Мичигане шесть месяцев. Шесть месяцев. Она сидела молча, пока посредник пытался убедить ее пойти на компромисс в пользу чего-то более разумного. Но каждый раз Элеонора просто говорила «нет», а потом бросала на меня свой злобный взгляд.
Наконец, по прошествии трех часов, посредник сдался.
— У Стюарта есть окончательный отчет психолога? — спросил папа.
Я кивнула.
— Да, все в норме. Она назвала Коби «восхитительным и счастливым маленьким мальчиком». Стюарт подумал, что с заключением психолога, плюс тот факт, что у Элеоноры нет никаких доказательств того, что я неподходящий родитель, она не получит желаемую опеку. Но…
— О-о-о, — пробормотала мама.
Это была та часть, которую я не хотела рассказывать.
— Стюарт был очень честен с нами сегодня. Есть большой шанс, что судья одобрит ей время для проведения вместе с Коби. Может быть, одни выходные в месяц. Может быть, каждый праздник. Судья Тубор собирается быть справедливым, но, в конце концов, Элеонора — бабушка Коби. Если он будет хотеть видеться с ней, тогда судья разрешит это.
— Но он не захочет! — Мама слетела со стула. — Как Коби может захотеть быть с кем-то, кто связан с этим монстром? Мне все равно, что Элеонора — бабушка Коби. Она мать Эверетта. Периодические встречи. Последнее, что нужно моему внуку, — это быть сбитым с толку своим биологическим отцом. Коби ничего не знает об Эверетте, и так должно оставаться, пока он не подрастет. Это… это чертовски нелепо!
Рты сидящих за столом раскрылись. Я могла бы по пальцам пересчитать, сколько раз мама произносила слово на букву «ч» в моем присутствии, и ругательство звучало неправильно ее сладким голосом.
— Мам, правда? — сказал Бо, сдерживая смех. — Пожалуйста, никогда больше так не говори.
Она фыркнула и снова села, скрестив руки на груди.
Я изо всех сил старалась сдержать смех, но мамино лицо было таким уморительно красным, что я проиграла битву. В ту минуту, когда я начала хихикать, весь стол