в госпитале.
А у группы мичмана вообще-то было другое задание. Но встретив меня и поучаствовав в освобождении лагеря, они связались по рации с командованием, и их переориентировали на то, чтобы помочь вывести людей к берегу, до которого было километров семьдесят. За два дня группа освободила ещё три лагеря и вывела к месту эвакуации четыре с половиной тысячи человек. Мичман тоже «Звезду» получил.
Лейтенант предупредил, что наградить меня они наградят, причём торжественно, но правду говорить не стоит, и в газетах также обойдутся без подробностей. Будет сказано, что награда присуждается за помощь Красной армии в спасении раненых красноармейцев, и этого достаточно. Отвечать на вопросы я должен соответственно. Не вопрос, сделаю.
Директора школы предупредили о награждении, поэтому ученики, уже разошедшиеся после уроков по домам, вернулись. Собралось и немало станичников. И вот на месте, где обычно проводились линейки и другие школьные мероприятия, меня торжественно наградили.
Лейтенант долго говорил о долге, патриотизме и о войне, после чего прикрутил мне орден на школьную куртку. Теперь, сказал он, я должен носить его всегда на виду, как и значок октябрёнка. Это не хвастовство, а показатель того, что меня оценили и наградили. Если не буду носить, это сразу заметят и заставят. Да буду, куда я денусь? Вот только почему награждали меня сотрудники НКВД, а не армейские командиры? Ну да ладно.
После награждения все стали расходиться, мы тоже пошли домой. Дома отметили событие, матушка достала штоф. А у меня начали брать показания, всё-всё хотели знать. Вот, оказывается, зачем они приехали, а орден им в нагрузку дали: раз уж всё равно едут, заодно и вручат. Узнаю нашу армию.
За час до темноты гости, пусть и незваные, но дорогие, наконец укатили. Кажется, в сторону Краснодара. А к нам долго ещё шли гости из станицы. Мама, как и полагается, всех угощала, всем наливала. Меня крутили, рассматривая награду, хвалили и, конечно, расспрашивали. Но больше того, что сказал лейтенант на площади, я не говорил: мол, помогал раненым красноармейцам, а большего сказать не могу, всё засекретили.
Теперь у меня в планах поездка в два госпиталя. И ехать придётся с каким-нибудь поездом, идущим на Новороссийск, а дальше попутками до Геленджика, он ближе, а потом к отцу в Туапсе. Технику в ближайшее время, желательно до весны следующего года, использовать не стоит: чую, буду я под плотным колпаком. Лейтенант во время опроса и так и эдак спрашивал: что ещё я угнал? А в том, что угнал, он был уверен на все сто. Так что поостережёмся. Я, конечно, безбашенный, но дразнить зверя тоже глупо, обойдёмся без этого.
Через четыре дня мы поехали, я гармонь прихватил. Сначала мы прожили три дня в Геленджике, я играл и пел для бойцов в госпитале, где находился Георгий.
За эти дни я провернул задуманную мной аферу (так назвала это мама). Матушка взяла свои документы, и я на её имя купил в Геленджике домик. Всего на четыре комнаты и с одной печкой, но зато в нём был водопровод. Во дворе летняя кухня, стол, две хозпостройки, забор неплохой. В общем, мы даже обжились. Дали запасной ключ Георгию.
Дом мы купили не пустой, и я сейчас не про мебель. Дело в том, что в городе едва хватало мест для эвакуированных и военных, поэтому мы купили дом, в котором уже жили постояльцы. В одной комнате – две медсестры из госпиталя (из другого, не того, где Георгий лежал), во второй – семья чиновника, эвакуированного из Крыма. Оставались хозяйская спальня и кухня-столовая – довольно большое помещение.
Дом был интересно построен. Со двора попадаешь в кухню, где находится печка, обогревающая все четыре комнаты, а из кухни-столовой три двери ведут в жилые комнаты. Вполне удобно.
Георгий за прошедшее время заметно поправился, округлился, уже сам ходил, только повязка на руке всё ещё оставалась. Его долго опрашивали особисты, впрочем, как и всех остальных из лагеря. Многие из них уже снова служат, кроме Георгия и одного тяжелораненого, которому ещё долго лежать. А вот Георгия скоро отправят на медкомиссию, а потом и снова служить.
Матушка не могла насмотреться на едва не пропавшего сына, наговорились они вдоволь. А я тем временем давал в госпитале концерты под гармонь. Неплохо получалось, раненые были довольны.
Потом мы на попутной машине поехали в Туапсе, к отцу. Остановились у Глафиры, где всё ещё жила Раиса, к ней в комнату и заселились. Отцу мы привезли гостинцев, а Раисе – письма от Айболита.
Хозяйке я передал презент в благодарность за постой. Пообщались. От её мужа письмо пришло, он на Черноморском флоте служит, катерник. Обещал быть с оказией, они в Туапсе, оказывается, часто заходят. Очень рад, что жена с дочкой спаслись и не под немцем сейчас.
Мы сходили к отцу в госпиталь, нас пустили. Ему до выздоровления ещё долго, несколько месяцев. Отец сказал, что с ним особисты тоже работали, опрашивали. Скрывать про самолёт он не стал, они знали. Я подтвердил, что со мной они тоже общались, и продемонстрировал награду.
Мы находились в городе пять дней, и каждый день я давал часовой концерт. Главврач назначал время. Я хотел у отца в палате, она большая, но меня попросили выступать в большом зале, куда сходились все раненые. Я использовал пси-бардовские умения, и раненые даже дышать забывали, так заслушивались. Песню «Крылатые качели» несколько раз просили исполнить, песня «Товарищ» тоже на ура шла.
Эти дни прошли без бомбёжки. Хотя Раиса с Глафирой рассказывали, что два налёта уже было. Но бомбили центр, а у них дом на окраине, так что не пострадали, но то ли ещё будет.
Потом мы тем же маршрутом вернулись обратно, на день задержавшись в Геленджике. И снова началась учёба с редкими выездами в приморские городки. Георгия выписали в ноябре, он прошёл медкомиссию и снова стал шоферить. Как я понял, он опять попал в ВВС, так как был редким специалистом, обученным водить какую-то спецмашину. Это всё, что было о нём известно.
Прошёл Новый год. Я чувствовал, что за мной всё ещё серьёзно наблюдают, отмечая едва ли не каждый мой шаг. Отца выписали из госпиталя. Он тоже прошёл медкомиссию и попал в артиллерию, причём, как я понял из намёков, в реактивную. К тому моменту Раиса уже вернулась в станицу с заметным животом, а в конце февраля родила крепкую горластую девочку. Айболита, который продолжал служить, чудом избежав очередного котла (вот чуйка