Но это для нас все же была победа.
Прошло немного времени. Я продолжал выполнять поручения Майи. Суд собрался на второе заседание. Тогда нам удалось многое. Во-первых, мы сумели вывести из-под обвинения и добиться прекращения дела в отношении знакомых и друзей Георгия, доказать их непричастность к факту хищения, поскольку двое имели железное алиби — один в это время находился в институте, а другой был в другом городе.
Наконец, свершилось самое главное — мы смогли перевести стрелки на потерпевшего. Мы доказали, что он мошенник, что должен крупные суммы денег и что одна из его уловок, чтобы не платить ничего, — это спровоцировать свое собственное похищение, или «наезд», что люди приходили просто с просьбой вернуть деньги, никакого физического насилия не было.
Суд удалился на совещание. Каково же было наше удивление — мы, честно скажу, не ожидали такого, — когда суд удовлетворил все наши ходатайства, и дело снова было направлено на доследование. Но поскольку по существующему законодательству Георгия не могли больше держать под стражей, суд выпустил его под крупный залог, который был моментально собран.
Как только Георгий вышел на свободу, он, как я узнал позже, тут же женился на Майе. Дальнейшую судьбу Георгия я не знаю, так как больше участия в этом деле не принимал. Но скорее всего, в отношении его дело было прекращено.
Вот так закончилась моя работа по этому уголовному делу. После этого я больше никогда не встречал ни «переводчика», ни Майю, ни Георгия. Я продолжал заниматься своей адвокатской практикой. Мне стали звонить новые клиенты. Жизнь продолжалась…
Законник
Москва, сизо 48-1, март 1995 г.
Павла Захарова перевозить из следственного изолятора на Бутырке в «Матросскую тишину» стали в полночь, в обстановке строжайшей секретности. Даже сам Цируль не знал, что в этот день его перевезут. Его просто выдернули из карцера, быстро прошманали, погрузили в тюремный автозак и в сопровождении дюжины автоматчиков в камуфляжной форме из особого отряда тихими ночными улицами повезли в сторону Сокольников, где на улице Матросская Тишина находился одноименный следственный изолятор № 1.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. В 1775 году императрица Екатерина II повелела переоборудовать бывший Карантинный дом за Сухаревой башней в «смирительный дом для предерзостных». Екатерина считала, что в Москве развелось множество «ленивцев великовозрастных, приобвыкших милостыню просить, нежели добывать пропитание работой».
В «смирительном доме» арестанты занимались распилкой камня для мостовых. Таким образом московские власти боролись с «развратом и праздностью». В 1807 году тюрьма переводится на Преображенку и переименовывается в Московскую исправительную, а в 1856 году в тюрьме происходит пожар, после чего власти воздвигли новые корпуса.
Комплекс тюремных сооружений неоднократно перестраивался. Последняя реконструкция производилась в 30-е годы нынешнего столетия.
Сизо № 1 имеет среди столичного криминалитета репутацию более правильной тюрьмы, нежели Бутырка. Камеры здесь также переполнены, однако не так, как в Бутырке.
Следственный изолятор № 1 представляет со стороны улицы длинное желтое здание, этажей пять или шесть. На самом же деле это настоящий тюремный островок, который отгорожен от города массивной стеной из красного кирпича. За ней находится несколько тюремных блоков.
Тюремная администрация не была извещена о прибытии Цируля заранее. Точнее, они знали, что привезут какого-то важного арестанта, но кого именно, им не сказали. Поэтому когда тюремный автозак медленно въехал через тюремные ворота во дворик, то практически все дежурные офицеры вышли посмотреть на загадочную личность, которую перевозили в таком секретном режиме.
Как только нога Цируля коснулась асфальта тюремного дворика, он сразу же поднял голову и оглядел присутствующих. Их было, помимо охраны, сопровождающей его, человек двенадцать. Все они, кроме одного, были в военной форме. Цируль опытным глазом тут же вычислил, кто тут главный, кто музыку заказывает.
Главным оказался полный мужчина в бушлате, с погонами майора. Вероятно, это был дежурный по следственному изолятору. Рядом с ним стоял капитан, мужчина лет тридцати. Судя по всему, это был корпусной. Затем — еще два лейтенанта, старший лейтенант и люди с погонами прапорщиков — конвоиры, «вертухаи».
Цируль обратил внимание, что недалеко от начальника стоял человек лет тридцати пяти — сорока, худощавый, высокий, в джинсах и коричневом свитере, на ногах кроссовки.
Когда Цируля вывели из машины, его сразу стали обыскивать. Обыскивали его несколько омоновцев, заставив поднять руки, широко расставить ноги и облокотиться на стенку тюремного дворика. Пока его обыскивали, Цируль обратил внимание, что один из собровцев передал дежурному по следственному изолятору тонкую папку. Вероятно, это было тюремное дело Цируля. Дежурный открыл ее, улыбнулся и, подозвав мужчину в джинсах, стал что-то ему показывать.
Цируль сделал вывод, что этот гражданский — тоже какая-то тюремная шишка. И не ошибся. Этот человек был начальником спецблока, так называемого 9-го корпуса «Матросской тишины». Он был в звании майора, должность — заместитель начальника следственного изолятора.
Несмотря на столь поздний час — тюрьма уже находилась в режиме отбоя, — человек в гражданском специально приехал из дома, он был вызван дежурным. Цируль сразу понял, что будет направлен на «спец», в этот 9-й корпус.
Однако он прекрасно знал, что по существующему распорядку он должен пройти так называемую карантинную сборку, а это никак не входило в его планы.
— Слышь, гражданин начальник, — обратился он к дежурному по следственному изолятору, — неужели меня, как молодого, на «сборку» погонят? Как-никак, все же законник, и в годах я…
Майор переглянулся с гражданским, они улыбнулись.
— Да нет, Павел Васильевич, в отделение пойдешь, — сказал дежурный, — прямо в камеру, отдыхать.
Майор протянул папку мужчине в гражданском и сказал:
— Ну что же, принимайте.
Цируль сразу понял, что эти двое находятся в сугубо официальных отношениях. «Наверное, этот гражданский — крутой, — подумал Цируль, — раз так поставил себя: на работу ходит в джинсах, свитере, подчиняется только начальнику следственного изолятора… Или у него какие-то большие связи в ведомстве МВД».
Вскоре его еще раз обыскали. Затем в сопровождении нескольких конвоиров и почему-то немецкой овчарки он стал подниматься по железной лестнице, минуя один отсек за другим.
Почти у каждой двери его останавливали, заставляли поворачиваться лицом к стене. Затем его привели в баню. Она представляла собой несколько душевых кабинок, выложенных белым кафелем. Рядом находилась специальная прожарочная — помещение, где дезинфицировали одежду.
Но поскольку Цируль прибыл из следственного изолятора, а не с воли, в прожарочную его не повели, но помыться заставили. Цируль помылся, отмыв себя от карцера, вытерся насухо дырявой серой простыней, надел на себя свою одежду.
— Куда теперь, начальник? — обратился он к лейтенанту, стоящему неподалеку.
— На «спец» пойдешь, — ответил тот.
Цируль нехотя двинулся вперед, заложив руки за спину.
Поднявшись то ли на четвертый, то ли на пятый этаж, Цируль увидел длинный коридор. Это и был «спец», разделенный металлическими дверями с двойными решетками на отсеки. В каждом находилась тумбочка с телефоном, рядом сидел дежурный.
Около тумбочки стоял еще стул, где, вероятно, сидел надзиратель, конвоир, или по-блатному — «вертухай».
Когда они вошли в этот отсек, Цирулю приказали остановиться.
— В чем заминка, начальник? — спросил он.
— Камеру тебе подбираем, — ответил дежурный офицер, сидящий у тумбочки.
Цируль напрягся и стал соображать, какую же ему камеру подберут.
Спецкорпус являлся тюрьмой в тюрьме и имел особый статус. В 1991 году здесь сидели члены ГКЧП, затем в этом спецкорпусе время от времени стали появляться уголовные авторитеты, воры в законе и особо опасные преступники.
Кроме того, в корпусе находились также и крупные чиновники, сотрудники правоохранительных органов, прокуроры, офицеры и даже офицеры ФСБ.
На «спецу» общих камер не было, а были несколько одиночек, камеры на четыре, шесть, восемь, десять, двенадцать, несколько камер на шестнадцать человек, не более. Часть из них были даже не полностью заполнены, хотя следственный изолятор «Матросская тишина» был переполнен.
Вскоре появился знакомый уже Цирулю мужчина в джинсах и свитере. Это и был начальник корпуса. Он открыл своим ключом-«вездеходом» последний отсек и, подойдя к дежурному, сидевшему у тумбочки, склонился над журналом, водя пальцем по строчкам. Цируль догадался, что он ищет ему камеру.