Читать интересную книгу Современные тюрьмы. От авторитета до олигарха - Валерий Карышев

Но расслабляться нельзя. Другая мысль пришла мне в голову: почему, когда раньше я приходил, ничего подобного не случалось? А тут и видеокамера с собакой, и оперативники после окончания беседы появились неожиданно… Что это значит? Может быть, они уже имеют оперативную информацию, что Георгий «заряжен» — имеет при себе наркотики, которые он мог принести из камеры? Не случайно же они появились именно сегодня! Мне нужно думать о своей собственной безопасности. И тут я увидел знакомого адвоката, выходящего из кабинета. Я быстро подошел к нему. Оперативник остался стоять сзади.

Я обратился к нему:

— Тут такая проблема может возникнуть… Ты знаешь мой домашний телефон?

— Да, у меня есть твой телефон, — ответил он.

— Если я не позвоню тебе через два часа, я очень прошу тебя — сообщи таким-то, что меня задержали.

Мой коллега сделал большие глаза:

— С чего ты это решил?

— Да вот, видишь, — и я кивнул в сторону оперативника. — То, что произошло недавно с нашим коллегой, — я намекнул на Андрея Чивилева, — может произойти и со мной. Я ничего никому не приносил, но очень странно, что сегодня проявляется большой интерес к моей персоне.

Коллега сказал:

— Не волнуйся, если что — я готов быть твоим адвокатом.

— Спасибо, конечно, за доверие, — улыбнулся я, — но лучше бы, чтобы до этого не дошло.

Мы пожали друг другу руки, и я пошел дальше. У оперативника зашипела рация, и он поднес ее к уху. Нам оставалось до выхода несколько ступенек.

Я протягиваю алюминиевый жетончик, чтобы получить свой пропуск, а оперативник слушает рацию, где ему что-то говорят. Ну, думаю, сейчас мне скажут — стоп! Наконец женщина, сидевшая на входе, выдала мне мое адвокатское удостоверение взамен жетончика, нажала на кнопку, и автоматическая дверь стала медленно открываться.

Я вышел из изолятора. Но чтобы выйти на улицу, нужно было пройти еще несколько ступенек вниз по лестнице… Я иду, а оперативник продолжает идти за мной. Странно. Я опять заволновался. Как же так? Если он сейчас получил информацию, что все чисто, то зачем он меня сопровождает? А может, меня арестуют на улице и повезут на Шаболовку или на Лубянку? Я почему-то сразу вспомнил улыбку и недобрый взгляд «переводчика» — фээсбэшника, с которым встречался несколько дней назад, его список моих клиентов. Может, какая-то провокация?

Наконец я вышел на улицу. Перед каменным забором, который отделял следственный изолятор и двор, примыкающий к нему, стоял еще один оперативник, тоже в камуфляже и тоже с рацией. И когда я стал спускаться, он вопросительно взглянул на меня и перевел взгляд на сопровождающего меня оперативника. Но тот сделал отрицательный жест.

— Чистый, — коротко сказал он.

Все! Я глубоко вздохнул. Слава богу! Не случилось того, что могло случиться!

Целый вечер я находился в взбудораженном состоянии. Зачем я ищу себе головную боль?! Зачем я беру эти сигареты, эти записки?! Хотя, с другой стороны, во всем цивилизованном мире заключенные имеют возможность общаться со своими близкими по телефону. Я это видел в кинофильмах, которые часто показывают у нас. Даже факсы из тюрем можно посылать! У нас же до сих пор в тюрьмах строгости сталинского времени — никаких контактов! Даже с женщиной, которую он любит! Они же не подельники, в конце концов!

Прошло две недели, а я не получал никаких известий от Майи. Она куда-то исчезла. Для меня это было очень странным. Может быть, думаю, в Тбилиси уехала, может, решила отдохнуть… Появится.

Она позвонила через полмесяца, попросила о срочной встрече. Но почему-то попросила приехать к ней домой, назвав адрес.

Я приехал к ней. Квартира, которую снимала Майя, была небольшая, с евроремонтом, очень чистая.

На небольшой кухне, которая была оборудована современной бытовой техникой, я заметил коляску с погремушками.

— Что, можно вас поздравить? — спросил я.

— Да, у Георгия родилась девочка. Поэтому я и не звонила вам. Только вчера из роддома выписалась, — сказал Майя.

Она выглядела очень счастливой.

— Я прошу вас пойти завтра к нему и передать мою записку, а также фотографию его дочери. — И она вытащила из столика пачку цветных фотографий, на которых была изображена новорожденная девочка. Она стала отбирать фотографии для Георгия. Но я сказал, что существует тюремная традиция, по которой фотографии лучше в камеру не передавать.

— Почему? — удивилась Майя.

— Я не знаю. Может быть, я просто покажу ему фотографии и унесу их обратно?

— Хорошо. Георгий сам решит, как лучше сделать, — сказала Майя.

Я взял записку, фотографии и вышел.

Приближался Новый год. Это был последний рабочий день, когда работали следственные изоляторы, так как дальше наступали праздники, и изоляторы закрывались для посещения на полторы недели.

Я ехал в изолятор с хорошим чувством, ведь я вез Георгию радостную новость — о рождении дочери.

Я заполнил необходимые карточки, поднялся на второй этаж. Но когда получил карточку обратно, то заметил, что номер камеры, где сидел Георгий, был перечеркнут. Георгий сидел на «спецу», где находился спецконтингент — особо выдающиеся личности криминального мира. Номер был зачеркнут красным и сверху подписано: «Карцер».

Вскоре Георгия привели. Сразу было видно, что он из карцера. Во-первых, он был небритый, заспанный. Он вяло поздоровался со мной.

— Что случилось? — сразу же спросил я. — Почему в карцер попал?

— Да так… — нехотя ответил Георгий. — Поругался с корпусным.

— Зачем же ты это сделал?

— Так получилось.

— А у тебя радостное событие, Георгий.

— Что, Майя родила?

— Да. — И я протянул ему записку и фотографии. Георгий сразу схватил фотографии и стал рассматривать. Он улыбался. Потом сказал:

— Как думаешь, на меня похожа?

— Конечно, похожа! — улыбнулся я. — Вылитый ты!

Он несколько раз просмотрел фотографии, потом прочел записку.

— Надо же, какие хорошие события! — улыбнулся он.

— Действительно — у тебя дочка родилась, Новый год наступает, а ты сидишь в карцере.

— Да уж, такова наша жизнь! — вздохнул Георгий.

— Слушай, Георгий, — сказал я, — давай я схожу к начальнику по режиму, к начальнику изолятора, поговорю с ними, покажу эти фотографии… В конце концов, можно сделать исключение?

— Нет, — запротестовал Георгий, — ни в коем случае этого делать не надо! «Масть» обязывает никогда к ним на поклон не идти! Я должен досидеть до конца. «Масть» обязывает! — снова повторил он.

Я понимал, что существуют понятия и традиции воров в законе — они никогда не должны ничего просить у администрации. Раз попался — значит, попался, должен до конца досидеть. Вот она, участь вора в законе — всегда нужно поддерживать свой престиж, свой авторитет перед теми, кто находится рядом с тобой!

Прошли новогодние праздники, прошла зима. Наступил март. Суд пока еще не назначали. Он должен был состояться где-то в начале апреля.

Однажды мне позвонила корреспондентка из газеты, которая откуда-то узнала мой домашний телефон. Она просила дать интервью по поводу причастности моего клиента Георгия к террористическому отряду «Мхедриони».

— С чего вы это взяли? — спросил ее я.

— Я получила информацию.

— От кого?

— Мы не раскрываем свои источники.

Мне стало очень интересно. Я почувствовал какой-то подвох. Я согласился встретиться с ней, в надежде что вытащу из нее кое-какую информацию. Почему она интересуется якобы причастностью моего клиента к террористической организации? И с чего она взяла, что это так?

Вскоре новые события захватили меня с головой. Мне позвонила Майя и попросила приехать к ней для подготовки очередного письма для Георгия. Когда я приехал, в квартире находились двое грузин. Один из них был представлен мне как отец Майи — пожилой седой мужчина лет пятидесяти пяти. Другой был помоложе, лет сорока пяти, черноволосый.

Отец Майи только что приехал из-за границы. Второй, видимо, был другом их семьи.

Майя попросила меня рассказать, какова ситуация с судебным делом — отец Майи и его друг, по имени Томаз, очень волновались о судьбе Георгия. Я описал им возможные перспективы. Человек, который назвался Томазом, стал интересоваться, каково настроение Георгия, что он думает о дальнейшей своей жизни, если будет осужден на длительный срок. Я сказал, что мне трудно об этом говорить, но, кажется, он относится к этому философски.

Вскоре мне позвонили из прокуратуры, которая вела это дело, и прокурор попросил меня приехать подписать какие-то документы по делу. Он сказал, что необходима именно моя подпись.

Я был очень удивлен и сказал, что я все документы подписал, но спорить не стал и поехал, тем более что у меня были неплохие отношения с прокурором.