этот Милое с водой? Милое-е-е!
М и л о е входит с листком бумаги в руке.
М и л о е. Да что я, дядя, привязан к вам, что ли? Кто — что, а вы — так целыми днями только и орете: «Милое, Милое!»
П и к л я. Ты что, сквозь землю провалился? Вечно тебя нет, когда ты нам нужен! Что это у тебя в руке?
М и л о е. Анкета.
П и к л я. А вода? Я вот-вот богу душу отдам…
Возвращается Л и н а.
Л и н а (в бешенстве). И головку лука принес бы, на всякий случай, я же напоминала тебе, перед тем как ты ушел… Говорят, помогает…
М и л о е. Лук, вода — вот что вам надо. Тетке — розовощекого хахаля, а дяде — пятидесятилитровый бочонок браги на месяц… А еще строите из себя! А сами… Спустите на ночь собаку с цепи, зароетесь в свои подушки да перины и блаженствуете! А земля-то основательно так раскачивается — оковы падают!.. Поднимается голос миллионов! Колесо истории скрипит и вертится! А вы, погрузившись в глубокий сон, храпите и ничего-то не слышите!
Л и н а. Но твой дядя находится в критическом состоянии! Он уже два года не чувствует себя мужчиной!.. Механизм отказал!
М и л о е. Что мне до этого? У него отказал, а у меня нет… Своя рубашка ближе к телу!
П и к л я. Эх, племянничек, будто я с малых лет не учил тебя не зевать, рот не разевать, не распускать нюни и сторониться зла… Будто ты вырос на улице… Вот вывалил свой язычище до колена и только и знаешь — язвишь…
М и л о е. Ну ладно, принесу. Подождете, ведь не горит же! Куда спешить? (Медленно уходит.)
Л и н а (смотрит ему вслед). Смылся и даже не попрощался.
П и к л я. Бедная Лина, разве ты не понимаешь, что Витомир нас спровоцировал, что все это подстроено!
Л и н а. Думаешь, для того, чтобы найти повод для конфискации?
П и к л я. Ты отнесла серебро к куме на чердак?
Л и н а. Да… И сервизы и ковры.
П и к л я. А мы пеплом себе голову посыпем… Спрячемся в мышиную нору! Прижмемся друг к другу, как две монеты в кошельке. Каждому будем кланяться и всем уступим дорогу! Ни на чью тень не наступим!
М и л о е возвращается.
Л и н а. Только бы этот первый страх пережить!
М и л о е (важничая). Значит, я правильно поступил…
Л и н а. Что ты сделал, несчастный племянник?..
М и л о е. Заполнил анкету.
П и к л я. Вот видишь, Лина, и наш родной племянник действует за нашей спиной против нас.
М и л о е. Да, но вы-то кое-что в жизни уже видели… А я — не могу же я из-за вас отказаться от всего.
Л и н а. Тетка не позволит, чтобы ты нуждался в чем-либо!..
М и л о е. Знаю, но если мне в мои годы всего мало?! И чистый воздух, и голубое небо, и зеленая трава, и желтая солома, и белый снег, и красная кровь, и светлый день, и темная ночь — мне все по вкусу. Но чем больше я ем, тем больше мне есть хочется! Обжора, обжора я! Говорят: «Этот товарищ Милое — станет он нам в копеечку!»
П и к л я. Жена, это какой-то всеобщий хаос!..
Милое идет.
Куда ты, племянник?.. Неужели ты покидаешь нас навсегда?..
М и л о е. Да нет! Я буду с вами мысленно. (Быстро уходит.)
П и к л я. Ну извини, племянничек! Я тоже не буду плевать против ветра! Если вам так хорошо, то и мне неплохо! Сумею и я приспособиться!
Л и н а. Давай теперь и мы с тобой заставим раскошеливаться других.
П и к л я. У других и обедается вкуснее и удобнее, чем в своем доме… Ведь им приходится и убирать и мыть!
Л и н а. Можешь дать себе волю — и пролить, и разбить, одним словом, вогнать их в расход!
П и к л я. Можешь, в конце концов, бросить непогашенный окурок и поджечь дом!
Л и н а. И наесться, и насытиться… И после этого опять есть, даже если не можешь, лишь бы причинить им как можно больший ущерб! Это прибавляет в весе!
П и к л я. Человек приобретает в весе прежде всего оттого, что напакостит другому.
П и к л я и Л и н а (запевают, обнявшись, уходят).
«В красной феске, ой, мама,
В красной феске!
В красной феске, ой, мамочка!
В красной феске мой любимый,
Ой, мама, мамочка!..»
С противоположной стороны входят Б о р а и В и т о м и р.
Б о р а. Ага-ага… Значит, говоришь, — реакционные элементы, мразь, подонки, сброд, банда?
В и т о м и р. Вам нелишне помнить, что у вас под началом здесь находится нас человек пятнадцать. Так сказать, самых разных…
Б о р а. И даже нежелательных!
В и т о м и р. Я знаю одного такого, который свою мастерскую передал в государственный сектор из стратегических соображений! Вместе с собой контрабандным путем протащил в наши ряды всю свою ораву — жену и племянника, двоюродного брата и шурина, тещу, всяких своих приживальщиков!
Б о р а. Ага-ага… И что, они подливают масла в огонь? Подрывают единство кооператива изнутри?
В и т о м и р. Когда-то была у них собственность. Думают, что и в кооперативе будут хозяйничать. Подчиняться они никому не желают.
Б о р а. А допускают ли высказывания в мой адрес?
В и т о м и р. Ага. Говорят: «Пусть этот портной твердит, что хочет, а мы сами с усами!» Причем не только так говорят, но и свои порядки устанавливают. Покрикивают на людей. Никто им хвост не прищемил, вот они и обнаглели. Пока у меня терпение не лопнуло. Разве это порядок, товарищ председатель?
Б о р а. Нет, конечно.
В и т о м и р. Ведь мы же говорили, что хозяева у нас будут трудиться, правильно?
Б о р а. Говорили.
В и т о м и р. Так, может быть, сейчас уже пришел наш черед есть жареных перепелов, а им — от жилетки рукава…
Б о р а. С сегодняшнего дня и в дальнейшем ты должен следить за каждым их шагом! Что бы они ни делали — сеяли, веяли, жали или убирали, — ты должен присматривать за ними. (Уходя.) Ты понял? Постоянно следуй за ними по пятам! (Уходит.)
Появляется Л и н а.
Л и н а. Вито! Долго я буду тебя ждать?! Мне кровь в голову ударила, я вся дрожу!
В и т о м и р. Сейчас рабочий день, Лина, да и вообще… для этого нет у меня больше времени! (Хочет уйти.)
Л и н а (не пускает его). Что с тобой? Тебя просто не узнать!
В и т о м и р. А к чему бы это тебе меня узнавать?!
Л и н а. Орешь, а если бы услышал Пикля? Он бы убил тебя не моргнув.
В и т о м и р. Если уж он меня тогда не убил…
Л и н а. Когда?
В и т о м и р. Когда я работал не покладая рук. А он… однажды как двинет мне между глаз из-за трех бракованных свечей… Я все-все помню, я — злопамятный!
Л и н а. Что ты помнишь, Витомир?
В и т о м и р. Когда я, еще в то время мальчишка-подмастерье, первый раз стал делать свечи на изношенном оборудовании, и вдруг все — шлеп! И вывалилось в чан…