ты, самый рассудительный человек в мире, гордость нашего общества, пришел сегодня ночью сюда, к безумцу, чтобы обсуждать с ним событие почти двадцатилетней давности! Требовать от него, чтобы он вернул тебе твою уверенность в себе! Твое поколебавшееся спокойствие.
П е т р. Что тебе известно о моем поколебавшемся спокойствии?
Б а р т о л. Зачем же ты тогда пришел ко мне? Зачем? И почему не уходишь? Уже поздно! Завтра тебе предстоит напряженный день. Дела! Объяснения направо и налево! «Фортуну» надо спасти! Нет, твою фортуну! (Готовый разрыдаться.) Нашу общую фортуну!
Длинная пауза.
П е т р. Зачем ты послал ко мне девочку, которую ты называл своей Марией?
Б а р т о л. А зачем ты ее принял?
П е т р. Ты думаешь, она в самом деле сумасшедшая?
Б а р т о л. Не знаю.
С этого мгновения диалог превращается в две отдельные исповеди. Прямые реплики, а также обращения по имени не объединяют эти два лихорадочных потока речи, их разделяют одиночество и темнота.
П е т р. Я укрыл ее шинелью, той самой шинелью, которая до сих пор сохраняет следы твоей и моей крови, нашей шинелью. Это казалось мне единственной возможностью спасти свое вчера, защитить свой завтрашний день! А когда я приподнял шинель, ту шинель, которая когда-то была у нас с тобой одна на двоих, простреленную пулями, пропитанную нашим потом, нашими мечтами и нашей кровью, под нею была пустота! Пустота!
Б а р т о л. Ты и до войны был для меня больше, чем командир. Гораздо больше. Ты был тем, кто видит дальние берега! Строителем моего мира. Ты был олицетворением всего, ради чего стоило жить! Жертвовать молодостью, всем, всем… Я слепо верил в тебя! Новое товарищество, новый мир, новые отношения — все воплощалось в тебе. Чистота и пафос революции! А потом — сразу же после войны, все еще в атмосфере энтузиазма, который я переживал, — я нашел тебя в постели своей жены… ты всего лишь один в ряду ее любовников. Я не жену потерял, я потерял тебя! Ты был моей огромной надеждой. Страшно, когда мужчина обкрадывает мужчину и разрушает его идеалы! И весь мир, мой мир, рухнул!
П е т р. Поверь мне, я даже не мог предположить этого.
Б а р т о л. И я не мог предположить, что ты, человек успеха, однажды в страхе перед завтрашним днем увидишь под нашей шинелью пустоту.
П е т р. Бедный Бартол!
Б а р т о л. Бедный Петр!
П е т р. А что теперь? Как жить дальше? Как жить?
Б а р т о л. Ждать! Время течет… Терпеливо ждать. Чего? Я не знаю. Я снова на похоронах. Опять передо мной рушится мир, мой маленький мир, мир слез и обманчивой мечты, которую я противопоставил судьбе! Опять жизнь обкрадывает меня. Кому завтра будут нужны мои выдумки? Больше мне некого любить, некого ненавидеть! В самом деле, Петр, ты не должен был приходить! Ты лишил меня даже ненависти! Осталась только пустота! И неизбывное одиночество! Ночь!
Из глубины двора, несмотря на ночное спокойствие и на правила порядка в доме, которые должны гарантировать это спокойствие, словно вызванная отчаянием Бартола, звучит гармоника, а затем доносятся слова песни, которую поет Уличный певец.
«Говорят, что вечером погибла птица,
Раненая птица, птица без гнезда.
Струн аккорд уже не повторится,
А на небе не сияет ни одна звезда.
Тщетно я ищу ее на улицах пустынных,
Спрашиваю незнакомых и друзей старинных.
Скованные страхом, замерли слова.
Лишь слепые говорят: она мертва».
С последними словами песни раздаются протестующие крики жильцов. Истерично, громко: «Безобразие!», «Тише!», «Кто впустил его во двор?», «Позовите милицию!», «Вышвырните его!», «Где председатель?»
Закрываются окна, и снова тишина.
Б а р т о л. Ты еще здесь?
П е т р. Да, и я останусь с тобой сегодняшней ночью.
Б а р т о л. Ты знаешь, чего я жду?
П е т р. Знаю. Мы будем ждать вместе.
После этих слов комната Бартола постепенно погружается в полный мрак.
Два пятна от прожектора все ярче освещают А д а м а и Е в у. Из темноты, издалека, доносится песня Уличного певца о раненой птице, и эта мелодия, словно звуковая кулиса, сопровождает эпилог до самого конца действия.
ЭПИЛОГ
Та же картина, что и в прологе. А д а м и Е в а сидят, разделенные темнотой, глядя в темноту перед собой.
Е в а. Итак, ты опять не встретил меня.
А д а м. Меня сковало какое-то странное оцепенение. Я все время сидел и смотрел в темноту. Я не сдвинулся с места.
Е в а. А ты знаешь, что произошло с Бартолом?
А д а м. Знаю! Застрелил жену и себя. Он даже не узнал, что обвинение снято. А Петра перевели в другое место. Я знаю. Если бы они встретились, все могло быть по-другому. Если бы их руки соединились. Об этом я думал.
Е в а. Но говорят, что причина самоубийства — личного характера. А афера в «Фортуне» еще не раскрыта. Поступают дополнительные материалы.
А д а м. Я знаю. Словно все фортуны непрерывно попадают в кризис. Надо что-то придумать, чтобы их спасти. Только что? Ты слушаешь меня?
Е в а. Да!
А д а м. Ты видишь меня?
Е в а. В зеркале.
А д а м. Завтра мы повернем стулья, Ева.
Е в а. Это первое, что мы должны сделать. На концерте я все время думала о тебе и о себе, Адам, о нас обоих.
А д а м. И мне кажется, что я только об этом и думал. Мы не должны забывать о своем решении.
Е в а. Завтра!
А д а м. Завтра!
Темнота. Тишина.
З а н а в е с.
1964
Александр Попович
КАРЬЕРА ПОРТНОГО БОРЫ{8}
Сценические характеры в четырех действиях
Перевод с сербскохорватского Н. ГИРЕНКО
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Бора — портной.
Селимир.
Пикля Ширгич.
Милое — его племянник.
Витомир Камбаскович.
Шпира — жестянщик.
Лина.
Розика.
Гоца.
Милисав,
Милисавлевич — милиционеры.
Случается и такое в ходе бурного мирного строительства…
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
На фоне плакучих ив — чан, восковые фигуры и огромные свечи — продукция производственного кооператива.
Б о р а ходит взад-вперед перед толпой бедных, плохо одетых и плохо обутых людей. В руках у них самодельные транспаранты, гармоники и скрипки. Здесь и П и к л я, и В и т о м и р, и С е л и м и р, и М и л о е, и Л и н а, и Р о з и к а, и Г о ц а, и М и л и с а в, и М и л и с а в л е в и ч — он в гражданской одежде.
В с е (громко поют).
Рыло, дубина, запруда, болтун,
Брага, мотыга, гвоздь, кобура,
Щелок, мужлан, колыбель… Сербия —
Дикая-кроткая, мрачная-светлая,
Робкая-смелая, ты — словно девушка!
Ты резко обогнала время,
Хочу услышать голос твой!
Тебя сломить не может бремя,
Ты вечно будешь молодой!
Дикая-кроткая, мрачная-светлая,
Робкая-смелая, ты — словно девушка!
Б о р а. Наши