В последнем трупе Василий признал Лисье, перекрестил и закрыл ей глаза – тоже ведь создание Божье.
Иначе теперь выглядели ликантропы. Переместились они по абсциссе времени обратно в наш поток событий, в наш мир, и искажения облика прекратились. На некоторых были разодранные камзолы, остатки рубах…
Когда Василий заканчивал рассматривать умерщвленных врагов, раздались аплодисменты. Неподалеку на мощной прусской лошади возвышался мастер де Бирс. На луке седла сидела Катя, и одна рука лейденца прижимала дуло небольшого пистолета к ее ушку, обрамленному завитками русых волос.
Губы де Бирса будто смеялись, хотя говорил он вежливо и серьезно.
– А ты, Герлиц, малый не промах – в пути тебя ублажает молодая привлекательная особа. Похоже, не чужд ты удовольствиям и вряд ли так уж прельщает тебя бескорыстная служба царю. Может, бедный рыцарь хочет стать богатым? А чего тебе стесняться? Ты ведь умеешь перемещаться столь же стремительно, как и ликантропы, и быстр твой клинок. Не хочешь ли узнать всю правду? Она пойдет тебе на пользу. Твой отец был из них. Эта зараза древнее всех несчастий – людоеды, непостижимо быстрые, хищничеством напоминающие волков, известны по самым старым сказаниям. Особо распространена она была в вендских областях. Только те из вендов сумели уберечься от немецкого клинка и дать потомство, кто мог двигаться необычайно быстро…
Не дал договорить Венцеславич, ударил де Бирса под локоть руки, держащей пистолет, добавил кулаком в бок и рывком за перевязь сдернул с лошади – выстрел ушел в сторону. Успел подхватить полетевшую вниз Катю.
– Это по поводу быстроты, мастер, – сказал, наступая на руку лежащего лейденца. – Может, ты чего-то не договариваешь? Или врешь, как Гейденштейн. Быстрота и хищничество – не одно и тоже. Хищники пришли с немцами: теми, что с клинками, сутанами и мошнами. Разве святая консистория и светские суды курфюрстов не занимались уничтожением ведьмаков с широким охватом? Стало ли от этого меньше вурдалаков? Может, были они не среди тех, кого уничтожали, а как раз среди тех, кто уничтожал?
– Я всего лишь ученый, говорил же тебе. То, что ты сказал, недоказуемая гипотеза.
– Там, где они, там и ты, это не гипотеза, а аксиома, – Венцеславич наступил потверже на руку де Бирса.
– Ради Бога…
– Поздно ты Господа Бога вспомнил.
– Хорошо, я скажу, Герлиц. Оборотнями, быстрыми и хищными, становятся вовсе не голодные и разоренные, а те, в ком хищничество живет изначально. Таких много среди солдат и офицеров тех армий, что подолгу воюют в германских землях. И не всякая пуля их остановит. Одна голландская компания занимается своего рода вербовкой ликантропов в разоренных местах между Эльбой и Одером. Некоторых доставляют сюда. Я – представитель этой компании. Генерал-губернатор Шютте и генерал Делагарди платят мне за поставку таких людей, или, если угодно, нелюдей.
– Мне еще раз надавить? Что из тебя каждое слово тянуть надо, торговые агенты умеют ведь балаболить без умолку. Зачем им нужны ликантропы?
– Слыхал, что волки режут обычно самую больную скотину? Так и ликантропы – они избавляют мир земной от тех, кто не нужен: несчастных, задумчивых, слабосильных, разоренных. От тех, кому лучше будет на небесах.
– Когда бароны и паны к востоку от Эльбы гоняли семь раз в неделю своих крестьян на барщину в свой фольварк – ради покупки голландских часиков с боем – разве этого мало? Зачем Амстердамской бирже опустевшая страна?
– Ликантропы чистят земли и освобождают место для более прибыльного хозяйства, где на месте сотни ленивых крестьян, которым столько требуется на собственный прокорм, будет один юнкер или рейнский колонист с десятью батраками. Они обеспечат куда более обильные и стабильные поставки на рынок.
– Спасибо за честность. Между Эльбой и Одером уже почистили? Вон сколько славянской земли опустошено было немцами, чтобы заселить ее потом своими и сказать: «Господь отдал её нам за грехи ваши». Тоже немцы англянские в Ирландском крае творят и в Новом Свете. Теперь Ижорский край. Далее в Московию нацеливаетесь? Не холодно ли будет там для ваших юнкеров?
– Каждой земле можно прибыльное приложение найти, Герлиц. Сейчас земля Московии кормит ее народ и обширное войско, а после будет производить пеньку и корабельный лес для амстердамского рынка.
– А ты будешь пописывать книжки о превосходстве западной свободы над московитским варварством. И чего ты хочешь от меня? Чтобы я повел твоих вурдалаков дальше? А в руке вместо маршальского жезла – обглоданная кость.
– Почему нет, Герлиц? Зачем тебе печалиться о Московии? Прогресс не остановишь, а то, что выгодно дельцам, что помогает ускоряться рынку, и есть самое прогрессивное. Увы, самые умные из московитов отстали от прогресса на сотни лет. Чего похваляться покорением новых земель в Сибири и Диком поле, если это не приносит новых дешевых товаров в Амстердам, если ими не торгуют на бирже? Мы могли бы работать вместе, ты бы получил образование, многократно улучшил свои знания и дал развитие своим способностям. Ты ведь тоже представляешь меньшинство, которое я сейчас спасаю…
Убаюкал враг разговором, ослабил Василий давление сапогом, чтобы зря вражину не мучить, поздно приметил устремившееся к нему лезвие стилета. Де Бирс рванулся, пытаясь загнать острие Венцеславичу в нижнюю часть живота. Понял служилый, что не успевает отразить, слишком быстр лейденский мастер – нашел с кем разглагольствовать вместо того, чтобы сразу прикончить. Де Бирса остановил топорик, что подобрала Катерина, хватило ей скорости – сталь вошла тому в темя.
Успел прорычать враг с проломленным черепом:
– Я еще встречусь с тобой.
– Не думаю.
Венцеславич милосердно отсек мастеру де Бирсу голову, и тот изрыгнул душу дьяволу…
– Иди там с Сюлли пообщайся насчет дикой Московии.
– Приходилось дома махать. Отец-то все в разъездах, некому и дрова поколоть, – смущенно призналась девица.
А потом накинулась со слезами:
– Не был мой отец хищным!
– Прости, Кать. Не был, но на помощь бесов надеялся.
К концу дня Василий и Катерина переехали границу – хитро обогнув шведскую пограничную стражу.
– Поедешь со мной до Москвы, красава? – спросил Василий, глядя на кудрявое облачко.
– Да какая я тебе красава, у меня имя есть.
– Все равно, поедешь? Сдам в Москве груз, доездную грамоту, и махнем в Тобольск вместе.
– Знаю я, что ты беспоместный.
– Но не безголовый. По Курскому и Белгородскому уездам стоят поместья, где всего один двор – у помещика, сам сеет, жнет, еще и державу защищает. Или вот у друга было и населенное поместье в Орловском уезде, да так нахозяйствовал, что выпороли его по указу от тысяча шестьсот двадцать первого года – за разорение крестьян, которые все ушли; у нас не Польша, где шляхтич хоть сожрет своих мужиков, и ничего ему не будет. А у меня, между прочим, двор большой в остроге. И жалование платят, денежное и хлебное. Хотя, может, государь меня здесь оставит, на границе западной, присматривать за появлением вурдалачьим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});