Читать интересную книгу Оливье Клеман Беседы с патриархом Афинагором - Оливье Клеман

Следует подчеркнуть это стремление, направленное на преодоление постоянно усиливающегося разногласия между католичеством и православием. Это разногласие достигло своей кульминации на Первом Ватиканском Соборе, предоставившем папе — что едва ли может быть понято Востоком — «непосредственную и подлинно епископскую юрисдикцию над всем верующими». Для Православия же роль Рима во времена неразделенной Церкви интегрировалась в общении множества Церквей–сестер. Каждая из них образует совокупность евхаристических общин, объединяясь друг с другом узами взаимной любви и согласия, наиболее ощутимым проявлением которого, начиная апостольских времен, были соборные послания и вписывания в диптихи. Вскоре после своего избрания патриарх рассылает главам Церквей–сестер исповедание веры, составленное на том же синоде, где происходят и выборы, и отсюда его наименование synodica. Они отвечают, одобряя исповедание веры своего корреспондента. Таким образом устанавливается общение с новоизбранным патриархом, имя его вписывается в «диптихи», перечень живых, поминаемых во время принесения бескровной жертвы. Это вписывание свидетельствует об общении веры, позволяющем осуществить полноту общения в таинствах… Послания апостола Павла, затем Игнатия Антиохийского представляют собой проявления такого рода общения, предназначенного поддержать «единство веры и узы мира».

Послание 1920 года рекомендовало обмен «братскими письмами» между главами Церквей. Нужно постоянно помнить об этих трех древних обычаях, сохранивших свою жизненность в православии, чтобы оценить ряд шагов патриарха Афинагора, о которых мы поговорим позднее.

Несколько раз в течение 1959 и 1960 годов патриарх утверждал необходимость установления между православными и католиками того, что он называл «единством», т. е. практического сотрудничества в конкретном социальном служении. «Единство» должно открыть пути к «диалогу любви», а затем к диалогу богословскому в собственном смысле слова, целью которого должно стать «соединение», установление сакраментального общения во вновь найденном тождестве веры. Афинагор I объявил, что готов встретиться с папой. Иоанн XXIII со своей стороны в одной загадочной фразе, произнесенной при открытии подготовительных работ ко Второму Ватиканскому Собору, упомянул об «интеллектуальных, сердечных и духовных контактах, на коих мог бы почить Дух Господень…» Но как осуществить подобную встречу? Папа был, видимо, не в состоянии покинуть Рим. Но для того, чтобы патриарх отправился в Ватикан, как указал Афинагор в 1962 году греческой газете То Vima, «требуется предварительное согласие всех православных Церквей, одобряющих этот шаг, а также, чтобы и папа, со своей стороны, нанес визит Вселенскому патриарху в его резиденции на Фанаре». Однако, согласно традиционному римскому протоколу, папа не наносит визитов…

И все же, невзирая на эти трудности, Иоанн XXIII сделал два важных жеста. Летом 1961 года он послал патриарху двух эмиссаров, членов конгрегации восточных Церквей: монсиньора Тесту и отца Альфонса Раеса, председателя Папского Восточного института, Патриарх принимал их дважды, и они передали ему всю информацию, касающуюся Собора. Немного позднее, и этот шаг очень важен, папа создал «Секретариат христианского единства», который должен был заниматься отношениями католической Церкви с другими исповеданиями. Этот орган, возглавлявшийся кардиналом Беа, включал в себя искренних и бескорыстных друзей Православия, таких, как секретарь кардинала монсиньор Виллебрандс и помощник секретаря отец Дюпрей. Ибо отныне именно на секретариат христианского единства, а не на конгрегацию восточных Церквей, исторически связанную с политикой униатства возлагались отношения с православными. Это означало переход от проблематики завоевания к проблематике диалога. Рим встал на путь признания православной Церкви как таковой, тогда как прежде в ходу был скорее термин «Восточные Церкви», объединявший содружество «греко–славянских» Церквей с несторианскими и нехалкидонскими общинами Африки и Азии. В отношениях между католиками и православными существовала одна специфическая трудность, которой не было в отношениях между католиками и протестантами. Речь идет о признании другого таким, каким он определяет сам себя. Решение этого «предварительного условия», типичного, прямо скажем, для периода колонизации, должно быть поставлено в заслугу Иоанну XXIII. Вековые привычки, разумеется, не исчезают в один день, и деяния или, во всяком случае, словарь конгрегации Восточных Церквей наложили свою печать на некоторые соборные документы и причинили патриарху Афинагору ряд неожиданных трудностей.

Он

Перед лицом католичества, вернувшегося к соборному пониманию Церкви, необходимо, чтобы процесс сближения произошел в самом Православии. Православие едино в вере и в таинствах, но так мало едино в действии! Вот почему, после консультаций со всеми главами Церквей–сестер и с их согласия, я созвал Первую Всеправославную конференцию на Родосе. На тгой конференции начался процесс, который должен привести к большому собору всех православных Церквей. И она позволила всем автокефальным Церквам по–настоящему обратиться к подлинным проблемам экуменизма.

* * *

Конференция 1961 года проявила сдержанность в том, что касается отношений с Римом. Это произошло и особенности под влиянием Церквей, расположенных па границах католического мира; некоторые из них, как Церковь Чехословакии и Церковь Румынии, опасались, что сближение с Римом вызовет пробуждение униатства, «ликвидированного» после Второй мировой войны на условиях, достаточно хорошо известных, другие, как Церковь Сербская, были травматизированы гигантской Варфоломеевской ночью, которая стала возможной из–за войны… Поэтому конференция ограничилась упоминанием в качестве программы будущего предсоборного совещания «изучения позитивных и негативных моментов в отношении между двумя Церквами», делая особый упор на проблемах, вызванных «пропагандой, прозелитизмом, униатством…» Правда, по просьбе вселенского патриархата было также упомянуто «развитие отношений в духе христианской любви в перспективе взглядов, изложенных в патриаршем послании 1920 года».

Несмотря на эту холодность, многие на Родосе ощутили духовное родство двух Церквей. Официально там не было католических наблюдателей, хотя были обозреватели от других конфессий, что само по себе красноречиво, если учесть исполненное страха и подозрений прошлое. Несколько католических представителей получили просто частное приглашение. Им, однако, всегда предоставлялись первые места. Так завязывались некоторые личные контакты.

* * *

В этом медленном умиротворении, в этом медленном разоружении Церкви, столь долгое время униженной и истерзанной, патриарх Афинагор столкнулся не только с недоверием многих православных в отношении «римлян» и их унитарной организации, в который привыкли видеть завоевателей. Он столкнулся также с недоверчивым отстаиванием своей независимости со стороны Церквей–сестер и прежде всего самой сильной из них — Церкви Русской перед лицом Константинопольской кафедры. Это было хорошо видно в поведении православных наблюдателей на Втором Ватиканском Соборе.

На Родосе было решено, что в этом вопросе православные Церкви будут занимать единую позицию. Вселенский патриарх в силу своего права на инициативу и председательство, подтвержденного Всеправославной Конференцией, полагал, что ему подобает после получения приглашения разослать его Церквам–сестрам, затем собрать их ответы и выработать с ними общую позицию. Патриарх Московский в процессе последовавших сложных переговоров, напротив, дал понять Ватикану, что приглашение, ввиду равенства и независимости автокефальных Церквей, должно быть направлено каждой из них в отдельности. В конце концов, тогда как холодность ряда православных Церквей и прежде всего Церкви Греческой, привели патриарха к решению — в согласии с принципом единодушия, как было решено на Родосе — не посылать наблюдателей, стало известно, что Москва посылает двоих… Задержка в обмене телеграммами ввиду общего решения могли бы объяснить этот «промах», который огорчил, но не обескуражил патриарха. Во всяком случае на двух первых сессиях Собора в 1962 и 1963 годах единственными православными наблюдателями были представители Московского патриархата.

* * *

В 1963 году, как того хотел патриарх, стали одновременно более тесными контакты, с одной стороны, между католичеством и православием, с другой–между самими православными Церквами. В то время, как в июле католическая делегация принимала участие в полувековом юбилее епископского служения патриарха Алексия, в июне празднование тысячелетия монашества на Афоне позволило православным Церквам собраться там под председательством Афинагора I на уровне, не имевшем себе равных в современную эпоху. И немало представителей было приглашено Фанаром, организатором этих празднеств: были представлены большие монашеские ордена Запада, в особенности бенедиктинцы, пославшие своего аббата–примаса (нужно ли напоминать, что Амальфийские бенедиктинцы имели свой монастырь на Афоне иплоть до XIII века?). Присутствовали также католические сторонники экуменического сближения с Православием, такие, как отец Дюмон, директор центра Истина в Париже и дон Оливье Руссо из Шевтоня. Патриарх Афинагор публично указал на пример того духовного мужества и смирения, которое великие монашеские ордена демонстрируют поборникам единства.