Читать интересную книгу Психотерапевт - Бернадетт Энн Пэрис

схватил человек, в котором я узнала мужчину, приходившего к вам на вечеринку с соседями, — прошептала она. — Когда в полиции будут спрашивать, только это им и говори. Ничего другого им знать не обязательно — ни им, ни остальным.

Я изумленно смотрела на нее и не могла поверить, что это может быть настолько просто.

— Все будет хорошо, — пообещала она и снова пожала мне руку.

Я поймала спасательный круг, который она мне бросила, и вцепилась в него. Конец истории я пре­вратила в начало и ни разу не упомянула имени Томаса Грейнджера. Он существовал лишь для меня, а остальным совсем не обязательно было знать, как глупо я позволила себя провести. Полиции и всем остальным я говорила только то, что подсказала Лорна: я зашла к ним попрощаться и обнаружила там человека, в котором узнала незнакомца, тайно проникшего к нам на вечеринку. Он держал Эдварда за шею и, прежде чем я успела отреагировать, напал на меня. А когда я пришла в себя, то обнаружила, что привязана к стулу. Кромсая мои волосы, преступник рассказал, что он сын Эдварда и Лорны, что он убил Нину Максвелл и что меня ждет та же судьба. И я уже приготовилась умереть, но Лорна спасла меня.

Всем известна только эта, небольшая часть правды.

Ева выглядит как-то иначе. Концы волос уже не розовые, лицо слегка округлилось.

— Спасибо, что согласилась встретиться, — смущенно говорит она.

Мгновение мы смотрим друг на друга. А потом эмоции берут верх, и я стискиваю ее в объятиях.

— Я так рада тебя видеть, — говорю я, прижимая ее к себе.

— Правда? — спрашивает она дрогнувшим голосом.

— Да, я соскучилась.

— Я тоже. — Она отстраняется и заглядывает мне в лицо. — Как ты?

— Нормально, — отвечаю я. — Понемногу прихожу в себя.

Она кивает, а потом хватает меня за руку.

— Я так перед тобой виновата, — говорит она с отчаянием.

Я хмурюсь:

— Виновата?

— Да. Мне так стыдно. Нам всем стыдно, — говорит она и смущенно улыбается. — Нельзя ли мне где-нибудь присесть? Я беременна, и дорога была дальней.

— О, Ева, как здорово, поздравляю! — говорю я и, обрадованная прекрасной новостью, веду ее на кухню, выдвигаю стул. — Садись, отдыхай, пока я сделаю чай.

Она восхищенно оглядывается по сторонам:

— Как у тебя красиво! Какая замечательная полка с тарелками и какая потрясающая плита — и это что в ней, духовка для хлеба?

Я смеюсь над ее восторженными возгласами и отвечаю:

— Да, для хлеба!

И отворачиваюсь, чтобы наполнить чайник.

— Дом просто очаровательный! Неудивительно, что тебе так трудно было отсюда уехать. А когда ты вселилась обратно?

— Два месяца назад. Сначала пожила у Дебби.

— Представляю, как ты рада, что наконец опять дома.

— Да, здесь я чувствую себя в безопасности.

Она склоняет голову набок и внимательно меня разглядывает.

— Новая прическа. Очень здорово.

— Спасибо, — говорю я и касаюсь волос рукой. — Мне всегда было интересно, как я буду выглядеть с короткой стрижкой. Теперь знаю.

Я не рассказываю Еве, что ненавижу новую прическу и каждый раз, когда смотрю в зеркало, вижу у себя за спиной Томаса Грейнджера с лицом искаженным злобой. Но понемногу я учусь с этим справляться: моргаю и прогоняю его образ. Я не позволю ему вечно портить мне жизнь.

Я смотрю на ее округлившийся животик.

— Когда срок?

— В начале августа.

— Ух ты! Через четыре месяца. Я так за тебя рада. Уилл, наверное, на седьмом небе.

Она смеется:

— О да. Такое впечатление, что он первый мужчина на свете, который станет отцом!

Я достаю из буфета кружки и молоко из холодильника.

— Ну а как там все?

— Не очень, — говорит она, и я киваю, потому что уже знаю об этом от Лео. — Мэри и Тим уже уехали. Они почти сразу выставили дом на продажу — по сниженной цене, и его удалось продать довольно быстро, Тамсин и Коннор тоже скоро уезжают. За ними — мы с Уиллом. Мы стараемся продавать с небольшими промежутками во времени, чтобы это не слишком сильно отразилось на цене. Но все равно, конечно, в деньгах потеряем.

— Мне жаль, что так вышло, — говорю я.

Она ободряюще улыбается.

— Ты же не виновата, — говорит она.

Но она ошибается. Я виновата. Не будь я так доверчива, ничего бы не произошло. От стыда щеки у меня вспыхивают, и я отворачиваюсь, чтобы она не заметила, — завариваю чай.

— Элис, нам всем так стыдно перед тобой. Ведь мы не поверили, что к вам на вечеринку действительно заявился какой-то незнакомец. Но еще ужаснее мы себя чувствуем из-за Оливера. Мы так легко согласились с тем, что убийца — он. Нам очень хотелось верить в то, что убийца пойман и можно дальше жить как ни в чем не бывало. Мы выбрали наиболее простой путь, и теперь с этим очень непросто жить.

Я отношу кружки на стол и сажусь напротив Евы. Хочется сказать что-нибудь, чтобы ее утешить, но я не могу подобрать слов.

— Лео говорит, ты виделась с Лорной, — произносит она, прерывая молчание.

— Да, несколько месяцев назад.

— Как она?

Я чуть раздвигаю губы в улыбке:

— Потихоньку. Живет у сестры в Дорсете, ждет суда.

— Они же будут к ней снисходительны, правда?

— Надеюсь.

Ева пьет чай, а я мысленно опять возвращаюсь в тот день, когда нас с Лорной везли в машине скорой помощи. Она повела себя так отважно и теперь была охвачена эйфорией: ей удалось меня спасти. Бедняжка еще не успела осознать, что Эдварда больше нет и что она убила сына. И что теперь, когда один кошмар позади, вот-вот начнется другой.

Когда мы увиделись в следующий раз, в Дорсете, спустя два месяца, все было иначе. Лорна сидела, сгорбившись в кресле, сестра не отходила от нее ни на шаг. Лорна вся будто съежилась и стала чуть не в два раза меньше. И к тому же лет на десять постарела. Очень тяжело было видеть ее в таком состоянии.

— Оливер покончил с собой из-за того, что я предала его, — прошептала она, глядя на меня сквозь слезы. — Он говорил, что я ему как мать, которой у него никогда не было, а я его предала. И тебя я тоже предала. Джон заставил меня написать тебе письмо.

Я не сразу вспомнила письмо, которое получила якобы от Хелен, — то самое, из-за которого я решила все-таки остаться, хотя уже начинала сомневаться, стоит ли вообще ввязываться в расследование убийства Нины.

Я взяла ее за руку.

— Ничего страшного, — проговорила я.

Тогда она рассказала, как все это началось. Джон еще в раннем детстве легко впадал в одержимость другими людьми: сначала соседской девочкой, потом — кем-то из одноклассников. Учителя и другие родители сначала выразили Лорне свое беспокойство, а потом запретили Джону общаться с их детьми. В пятнадцать лет он зациклился на одной из учительниц. Его вызывали в полицию, чтобы сделать предупреждение, и на допросе выяснилось, что совершенно невинные действия учительницы он расценивал как проявления ответного чувства. Например, учительница иногда распускала волосы, собранные в хвост, позволяя им рассыпаться по плечам, а потом собирала их снова — так вот, он полагал, что это было ее тайное послание лично ему. Лорна и Эдвард обращались за помощью к врачам и психотерапевтам, и у Джона диагностировали навязчивое любовное расстройство. Он подыграл им и заставил всех поверить, что контролирует свое состояние.

Когда Джон учился в университете, Лорна и Эдвард видели его редко. А в 2003 году, после выпуска, сын окончательно исчез из их жизни. Началась война в Персидском заливе, и, поскольку новостей от него не было, родители решили, что Джон ушел в армию. Однажды вечером, тринадцать лет спустя, он вдруг объявился у них дома в Борнмуте. Сказал, что приехал погостить на пару недель, а когда они спросили, служит ли он в армии, сказал, что да, воевал в Ираке. Он очаровал всех соседей,