пожертвовал свою магию ради этого? Хотя у тебя был выбор уйти, и никто бы тебе и слова упрёка не сказал?
— Ни слова упрёка? — рассмеялся я, — да Агер, Йегерос и Фартхарос из мёртвых встали бы, чтобы свернуть мне за это шею. Но если честно — не знаю, что тут сказать. За великое благо нередко приходится платить великую цену. Ведь, в конце концов, — я указал на окно, — оно этого стоило, правда? Теперь ваша очередь. Рассказывайте, что было после того, как мы оказались в Храме.
— Лексаб, поняв, что опоздал, чуть не лопнул от злости. Так что всех, кто остался, избили до полусмерти, сам можешь представить. Но всё же стоит отдать должное его выдержке — не убили, — начал говорить Анаму, — они пытались открыть Храм всеми возможными способами, но без Кинжала Порядка и без магии воды у них не было никаких шансов. Так что… оставалось только ждать. И, наверное, через шесть периодов началось ЭТО. Храм начал разрушаться и обваливаться. И в этот же момент… Дэмиен, чтобы поверить в это — надо увидеть это собственными глазами, но… одно из солнц погасло. Вот просто раз — и погасло. Как будто это солнце было двойником настоящего — и все эти 149 аквот оно терзало наш мир… Впрочем, терзало вполне заслуженно. Тут же нашли тучи, которые я до этого видел только на картинках, и пошёл дождь. И пока гвардейцы Лексаба находились в шоковом состоянии, я им доступно и популярно объяснил, кто что и ради чего это делал, а кто — всеми силами пытался помешать. После чего Лексаба точно так же до полусмерти избили его собственные гвардейцы. Выглядел он после этого ну очень неважно, бедолаге едва второй глаз не выбили. Нас же развязали, и мы ещё шесть периодов разбирали завал, пока, наконец, не нашли еле живого тебя. Ну и благо у нас были ферсты, так что я с тобой тут же рванул в Кастильву, чтобы доставить тебя Джулу. Когда я прибыл, то увидел, что тут гвардейцы тоже уже смекнули, что к чему, и скрутили Гимлава, который за малым не удрал.
— Так а что вообще с погодой? — спросил я, — теперь у вас всегда будет дождь?
— Слушай, я не знаю, может, это тоже какие-то чары, но всё это время дождь шёл строго по расписанию, — хмыкнул Анаму, — вот строго с середины ночи — и до самого утра сплошной ливень, а потом весь день — солнечно.
— Ночь? — я не поверил своим ушам, — у вас теперь есть ночь?
— В точку, — рассмеялся Викай, — уж и не думал, что при жизни увижу, что оно бывает вот так.
— Ну, вообще своя логика в этом есть, — признал я, — если бы на вас единомоментно вылилась вода, которую эти чары удерживали 149 аквот — вы бы просто захлбенулись. Так что вода возвращается, пусть и большими, но порциями, которые мир в состоянии принять.
— Да, Аолин, — я обратился к девушке, — совсем забыл… Агер просил передать вам, что…
— Спасибо, Дэмиен, — кивнула она, — Анаму мне всё уже рассказал. Я, разумеется, выполню его просьбу. Его ребёнок будет знать, кем был его отец, и будет гордиться им. И я благодарю вас за то, что вы были с ним до конца. Мне, конечно, жаль, что я больше его не увижу… Но я уверена, что именно так он и хотел уйти: отдать свою жизнь, зная, что после этого мир, в котором будет жить его дитя, станет лучше.
— Не переживайте, моя дорогая, — сказал Аламейко, — неужели вы думаете, что останетесь без поддержки? Мы вам и дело подберём, и поможем, и всё, что нужно…
— Мне казалось, что конкретно вы не особо любили Агера, — заметил я.
— Не любил, — не стал спорить Аламейко, — за отца Йегероса крепко не любил. Но какое это имеет отношение к ни в чём не повинным матери и ребёнку? Да и потом, и Агер, и Йегерос, и Фартхарос принесли в жертву всё, что могли ради этого дела. Так что теперь они достойны того, чтобы о них вспоминали только хорошее.
— Так что да, Дэмиен, — продолжал Анаму, — благодаря тебе жизнь в городах начала налаживаться. Как только стало ясно, что угроза жажды для нашего мира отступила, Кастильва и Корроско отослали проектировщиков и архитекторов в другие города, чтобы они помогли наладить и отремонтировать тамошние очистные станции. Или построить новые, если их там не было, или если старые совсем обветшали. Торгаши подобные Атихису, конечно, сильно потеряли в своих доходах, но сейчас они сильно высовываться не станут, потому что граждане очень даже могут припомнить, как они спекулировали на еде. Всего одна аквота — и у нас появится много еды, выращенной своими руками.
— Строительных работ нас ждёт тоже очень много, — снова подал голос Викай, — ведь все последние годы мы строили здания без расчёта на то, что на них сверху будет литься вода. Но теперь у нас есть и эта самая вода, так что появится и известь, и всё остальное…
— А что будет с Гимлавом и Лексабом? — спросил я, — вы их судили?
— Ещё нет, — сказал Анаму, — мы решили позволить им помариноваться в темнице, чтобы они на своей шкуре почувствовали, чему сами подвергали несогласных всю свою жизнь. Суд, разумеется, будет, и ты тоже сможешь сказать там то, что думаешь.
— Мне кажется, вы поступаете слишком жестоко, — сказал я, — жизнь в городах начала кипеть, налаживаться, все испытывают такое воодушевление — а вы намеренно оторвали их от остальных и посадили под замок. Если уж решили казнить — то казнили бы сразу.
— Казнить никогда не поздно, — хмыкнул Анаму, — а вот посидеть и подумать над своим поведением никогда не бывает лишним. Впрочем, это сейчас неважно. Будет суд — и ты сможешь там высказаться, и, как ты можешь догадываться, твой голос будет иметь очень большой вес. Сейчас важно другое…
Сурово оглядев всех присутствующих, он скомандовал:
— Так, глиномес может остаться, а все остальные — вон отсюда. Всё, что будет обсуждаться здесь дальше — не вашего ума дела. И позовите батьку с сыном, которые, наконец, обрели друг