и жалости к себе я приложил левую руку к каменному шару. Тот от неожиданности не реагировал на это, наверное, больше десяти секунд. Вероятно, даже такое существо, как Храм, испытало отголосок удивления от того, как охотно я расстаюсь со своим даром. Но, тем не менее, Шар снова замерцал, и моя татуировка вновь вспыхнула.
Вообще это оказалось на удивление неприятно. Словно из меня тянули сорняк, который пророс на всё моё тело и везде зацепился сетью мелких и приставучих корней. В какие-то моменты мне даже казалось, что из меня тянут жилы — настолько это было неприятно. Не больно, а именно неприятно. Но, наконец, спустя, наверное, четыре минуты это кончилось. Шар снова стал пустым и холодным. Убрав руку, я приподнял её и задрал рукав куртки. Так и есть: татуировка, идущая до самого локтя, пропала, словно её никогда и не было. Только в душе осталась странная смесь облегчения и опустошённости.
А спустя ещё пару секунд чёрный шар с оглушительным треском раскололся, и его обломки посыпались с постамента. А ещё мгновение спустя Храм начали сотрясать толчки. Всё происходило слишком быстро! Я заметался, ища безопасное место, где можно будет укрыться от камней, и только сейчас я заметил, что проход, через который Храм предлагал мне уйти, не жертвуя магию, всё ещё открыт! Но заметил я это слишком поздно: потолок уже начал обваливаться, и один из камней ударил меня точно по макушке. Упав и теряя сознание, я, тем не менее, успел почувствовать, как какая-то сила куда-то меня выдернула… а затем наступила полная чернота…
Глава 4.9
Глава 9. Разбор полётов.
Просыпался я медленно и неохотно. Тягучие, вязкие сны никак не желали меня отпускать, и какое-то время мне казалось, что я так и не проснулся. Хотя… даже в этом полусознательном состоянии были свои чудесные моменты. Например, мерный стук капель за окном, который только убаюкивал и словно уговаривал подремать ещё пять минут… всего пять минут…
И в этот момент меня словно током ударило. Что за… какой ещё стук капель?! Неужели… Я попытался было вскочить, но, разумеется, после длительного сна, который даже неизвестно сколько времени длился, кончилось это тем, что я шлёпнулся лицом в пол. Впрочем, даже боль во лбу не смогла сгладить потрясения, когда я, наконец, добрался до окна.
Я, разумеется, узнал комнату, в которой находился. Это была та самая комнатушка, в которой я провёл бесчисленные дни в Кастильве. И даже по прошествии многих дней здесь мало что изменилось. Казалось, что с тех пор тут так никто и не жил… Вероятно, Йегеросу так понравился его новый кабинет в казармах, что он остался в нём даже после того, как Фартхарос увёз меня отсюда. Но вот вид за окном…
Да, трудно было в это поверить, но впервые на моей памяти небо Руарха было затянуто тучами. Впервые я не видел двух солнц, которые буквально выжигали несчастный мир. Впервые я почувствовал своим лицом поток свежего ветра. И впервые на моей памяти в этом мире был дождь.
— Что тут за шум, — проворчал чей-то голос за дверью, — неужели он наконец-то…
Дверь открылась, и в неё заглянул Таши. При виде меня его длинные уши, в обычном состоянии слегка приопущенные, встали торчком, и он пробормотал…
— Очнулся… наконец-то очнулся! — после чего, выскочив обратно, закричал, — скорее, он очнулся, он наконец-то очнулся!
Понимая, что сейчас меня будет ждать долгий разбор, я вернулся в свою постель. Через пятнадцать минут в мою комнату вошла самая диковинная процессия, которую я только мог себе представить.
Нет, Анаму и Аламейко я увидеть ожидал — логично предположить, что после смерти Агера, Йегероса и Фартхароса эти двое останутся главными по тарелочкам. За ними проследовал… Викай. Потом вошла Аолин, которую я здесь вообще не ожидал увидеть. И, наконец, последним в комнату протиснулся здоровяк Джул, который тут же оказался рядом и принялся меня осматривать.
— Принесите ему еды и воды, — распорядился Аламейко, — нас ждёт очень долгий и серьёзный разговор.
— Это не может подождать? — недовольно спросил Джул, — он еле-еле оклемался, он ещё слишком слаб.
— Сколько я пробыл без сознания? — поинтересовался я.
— Почти четыре седмицы, — ответил Анаму, — когда мы вытащили тебя из обвала, ты едва дышал. Странно, что ты там вообще выжил.
— Это всё сейчас несущественно, — прервал его Аламейко, — Дэмиен, нам нужно узнать всё, что происходило в Храме с того момента, когда Анаму бросил вам вслед кинжал Порядка.
— Нечего особо рассказывать, — буркнул я, — Храм потребовал четыре жертвы. Две жертвы памяти и две жертвы крови. Жертвами памяти оказались Кинжал Порядка и памятная вещь, которую мне когда-то подарили родители. Жертвами крови, как вы можете догадаться, оказались Йегерос и Фартхарос.
— Это слишком общо! — возразил Аламейко, — до этого мы могли бы догадаться и сами! Нам нужны подробности.
В этот момент в комнате умудрились протиснуться Таши и Моэн, которые, собственно, принесли еды и воды. Минут десять я ел, ощущая на себе взгляды всех остальных. И хотя во взглядах не было недовольства или осуждения, это всё равно нервировало.
Закончив с едой, я начал рассказывать им всё, как они и просили. Каждую комнату, что в ней было, что мы видели, какую плату Храм требовал каждый раз за то, чтобы пройти дальше, и как на неё реагировал каждый. Вспомнил о последних словах каждого из правителей, и озвучил их. Аламейко на посмертный приказ Йегероса отреагировал сдержанным кивком и пониманием, а вот Викай после слов Фартхароса явно выдохнул и расслабился. Вероятно, для Шеалы это было очень важно.
Затем рассказывал о последней гравюре, которая изображала жизнь Тальцеола, которая показала мне последнюю плату, и о том, как я её принёс. И, наконец, последняя комната, в которой находился чёрный шар. Чем он оказался, и какую плату потребовал за то, чтобы это всё, наконец, кончилось.
— Неужели… это правда? — переспросил Анаму, внмательно меня слушавший, — ты