королеве… Она вдруг отчетливо поняла, что не хочет в Англию. Вспомнились шпильки баронесс в Эдинбурге, и настроение стремительно упало. Там она будет в золотой клетке: никаких ночных клубов и живого общения, никаких гонок и спортивных машин — весь ее парк останется в Москве, как и родственники. В общем, тоска. Даже обмен колкостями с этим хамом Ржевским ее радует больше, чем возможное знакомство с Елизаветой. И вообще, она ведь еще не замужем и никому ничего не должна! И даже знает, с кем можно безопасно тусануть и погонять по ночному городу. Правда, он падок на деньги, зато все честно. Это лучше, чем карьеристы-однокурсники, вдруг резко воспылавшие чувствами, когда она неожиданно приехала на встречу выпускников МГИМО. Даже женатые. И неизвестно, кто бы с ней мечтал остаться из-за ее внешности, а не из-за ее богатого отца-металлурга. Тот же герцог — она была уверена, что матримониальные планы английского семейства резко изменились бы по отношению к ней, если бы она оказалась обычной синдереллой…
А чего она ворон считает? До свадьбы осталось меньше недели, сейчас дорог каждый день, который она потом будет вспоминать с теплотой. Наташа решительно достала телефон.
* * *
Кофе был допит, пора приступать к работе. У меня завибрировал в руках мобильник, на экране высветился контакт «Секретутка».
— Але?
— Ржевский, ты?
— Нет, вы попали в отделение милиции, — краем глаза увидел, как рядом все замерли и стали греть уши.
— Кхм… Да не, не может быть, — послушалась щелканье телефона — она принялась копаться в контактах. — Поручик, оставьте ваши плоские шутки для своих клиенток-лохушек!
— Чего звонишь?
— Мне завтра опять нужна твоя помощь!
— Я занят!
— Ну, пожааалуйстааа! — о как! Неужели эта девица научилась нормально разговаривать? Так, глядишь, скоро и человеком станет — здороваться начнет.
— Сколько?
— Ты всегда такой меркантильный?
— Ты забыла? Я пополняю коллекцию машин.
— Только машин? Да, не тот уже Ржевский, не тот…
— Я жду.
— Хорошо. Надо будет опять съездить в одно место, пять тысяч.
— Окей, катерпиллер.
— Завтра вечером перезвоню, будь на связи, — отключилась.
— Чего? — я обвел взглядом коллег, сохранявших весь разговор многозначительное молчание.
— Шеф, ты такой жесткий и неприступный по телефону, — сказала Ксюша. — Может, стоит как-то помягче быть? Глядишь, и люди к тебе потянутся.
— Это всего лишь богатая клиентка.
— Клиентки — тоже женщины. Можно и стихами иногда, — добавила Зина. Она заметила, как я пытался сдерживать улыбку во время разговора.
— Уже читал Есенина, не зашло. Так что — мимо.
— Почему?
— Потому что все сводится к пошлым деньгам.
— А мне показалось, что к деньгам вы все сами свели! Женщины любят про романтику, а не про деньги!
— Хорошо, с сегодняшнего дня отменяем все зарплаты прекрасной половине и вводим в компании литературный час. Ответственные — Илья и Семен.
— Шеф, про зарплату — это низко!
— Тогда, может, уже приступим к работе? Факсы сами себя не отправят.
* * *
Поздним вечером пятницы я сидел в офисе на Октябрьском поле и бессильно скрипел зубами. Перед глазами разворачивалось сражение за небо над Сербией. Натовцы одновременно с бомбежкой мирных городов предприняли классическую тактику подавления средств ПВО в самом начале боевых действий, чтобы потом безнаказанно резвиться. Сербы ответили партизанской тактикой: атаковали воздушные цели зенитками, а затем вслед пролетевшим штурмовикам запускали ракеты. После потери нескольких самолетов союзники перестали низко летать, и воздушные бои стали проходить на высотах от пяти километров, что резко сказалось на эффективности сербской ПВО. Тем не менее, она была и заставляла серьезно к себе относиться. Одновременно МиГи давали прикурить новейшим американским истребителям. Так, сегодня МиГ-29 под управлением сербского летчика сбил ночного ястреба — американский самолет-невидимку F-117. Но, не смотря на отличную выучку и упорное сопротивление сербов, количество брало верх.*
Самолеты взлетали с авианосцев, как часы. Может, получится как-то помешать этому своим ведунством? Я настроился на летчика, готовившегося к взлету с палубы «Теодора Рузвельта» — американского ударного атомного авианосца.
Корабль держал предписанную скорость вдоль побережья Югославии для облегчения взлета-посадки самолетов. На горизонте виднелись корабли, освещаемые всполохами выпускаемых ракет. Вот пилот получил отмашку и стал разгоняться. Мгновение — и истребитель-бомбардировщик в воздухе. Я стал повторять движения летчика, управляющего штурвалом. В какой-то момент словно произошло слияние, и я почувствовал обратную связь — штурвал давил тяжестью, отдаваясь вибрацией в руках. Я резко потянул штурвал влево — прочь от темнеющего впереди берега. Машина легко отозвалась на мой маневр и стала заваливаться на крыло, приближаясь к темному морю. Предупреждающе заверещали приборы, а впереди и внизу вдруг озарился корабль выхлопом очередной ракеты, стартующей с американского эсминца. Не долго думая, я направил самолет прямо на корабль. Да! У меня получилось! От переизбытка чувств я заорал: «Банзаааай!», и мир потонул в ослепительной вспышке взрыва.
Ракетный эсминец типа «Арли Бёрк» USS Gonzalez повторил свою судьбу: в прошлой жизни он был по ошибке атакован своей же авиацией и выбыл из военных действий, отправившись на ремонт. В этой же реальности ему повезло меньше — от детонации ракеты Томагавк в ракетной шахте и бомбовой нагрузки самолета F/A-18 «Хорнет» корабль разломился надвое и затонул в считаные секунды. Из всего экипажа смогли спасти всего десять человек.
* * *
— Отменить! Срочно отменить все вылеты! — орал в рубке флагманского корабля адмирал Джеймс Эллис — главнокомандующий военно-морскими силами США. — Всех! Вы слышите, всех летчиков к безопасникам! Вы слышали, что орал этот придурок? Как могло получиться, что кто-то из летунов стал камикадзе?!? Все! Вы все пойдете под трибунал!!!
«Подумать только, всего третьи сутки операции, а в безвозвратных потерях уже целый эсминец! Еще один такой провал, и его отправят в отставку! Тогда прощай почетная пенсия и надежда на свой домик в Калифорнии. Нет, этого решительно нельзя допустить!» — решил адмирал и запретил все полеты палубной авиации до прибытия новой партии летчиков.
История балканской войны покатилась по новым рельсам.
* * *
Очнулся на полу в перевернутом кресле. Нормально я так полетал. В голове своей жизнью жили знакомые гномы-молотобойцы и пытались выбраться наружу. Мутило, словно с жуткого похмелья, и опять кровь. Со стоном оторвал себя от засохшей бурой лужи и пополз на четвереньках в санузел. Опять горсть таблеток и голову под холодную воду. Минут через десять гномы-диверсанты угомонились.
Это сколько я так без памяти провалялся? На часах уже четыре ночи, значит, минимум три часа в отключке. Рекорд, однако! А, может, ну ее, войну эту? Своя рубашка ближе к телу, как говорил Дюша. Сдохну здесь,