но вот ученого мужа из него не получилось. Он, знаете, скорее стал бы как тот американский археолог из фильма. Лена, как его звали?
— Индиана Джонс, — подсказала Елена Андреевна.
— Вот-вот. Ему интересны были приключения, а не кабинетная работа. В детстве Саша мечтал вырасти и отыскать «Око», — с улыбкой вспоминала Ольга Федоровна. — У него и игры были все время про поиски сокровищ. А потом он занялся спортом, вырос, затем в армию пошел и про сокровища забыл. Сейчас внук занят совсем другим дело, — в ее голосе послышалось сожаление.
— Скажите, а дневник вашего отца сохранился?
— Ну разумеется.
— А можно мне на него взглянуть, прямо у вас, не забирая? Я бы хотел прочитать конец дневника, начиная с войны.
— Ну разумеется, конечно. Только очень осторожно. Я думаю завещать его университетскому музею или передать в исторический архив с прочими бумагами отца, — со значительным видом проговорила Ольга Федоровна.
В дневнике Андрей отыскал имя и фамилию того самого сослуживца. Но они ему ничего не сказали, хотя на заметку он их все же взял. Времени с войны прошло много, кто знает, где сейчас потомки этого самого Дубенка и кто убил в шестьдесят первом году профессора Липина.
А вот то, что Столяров еще в детстве поклялся разыскать «Око» и вернуть его, было очень важно. И интересно, если он его и вернул, то бабушке с матерью об этом точно не известно.
Прощаясь с дамами, Андрей попросил их хранить разговор в тайне.
— Ну что ж, свидетельство родственников — это хорошо. Значит, Столяров с детства мечтал отыскать «Око» и вернуть? Очень хорошо. Но для его ареста недостаточно, — хмуро кивал Бляхин.
— Хорошо, но пока два, — криво усмехнулся Андрей.
— Что?
— Училка наша в школе так говорила. Возьмет тетрадь, пробежит глазами и выдает: «Хорошо, но пока два».
— А-а.
— Может, обыск?
— На основании чего? Бабушкиных сказок?
— Ну так что, закроем дело, умоем руки? — зло переспросил Андрей.
— Нет. Будем работать, беседовать, пытаться поймать на нестыковках, к тому же узнав, что мы подозреваем Столярова в убийствах, свидетели смогут что-то припомнить, о чем думать забыли, например, та же Щелокова или Соловьева. В общем, вызываю Столярова на допрос, — решил следователь, хлопнув по столу ладонью.
Глава 21
1961 г. Ленинград
— Федя, опоздаешь! У тебя первая пара, поторопись.
Федор оторвался от бумаг и взглянул в окно, был конец мая, его любимый куст сирени в углу двора покрылся пышным цветом, в окно вплывал густой чудный аромат, в окне напротив играли солнечные зайчики, с улицы доносился детский смех.
Как чудно было жить! Дышать, радоваться солнцу, встречать весну. Федор, подперев кулаком щеку, снова задумался. До чего ему повезло в жизни! Невероятно повезло. Он пережил революцию, войну, нашел верную, любящую жену, у него выросли двое чудесных детей. И даже внук подрастает. Не всем так везет.
После ранения Федор попал в госпиталь, долго лечился, потом долечивался в другом госпитале и на фронт уже не вернулся. Нога сильно пострадала. Долго ходил с костылями, а теперь вот с палочкой. Но зато жив! Когда поправился, вернулся в Ленинград. Город, переживший блокаду, только оживал. С болью в сердце смотрел Федор на провалы разрушенных домов, на превращенные в огороды сады и скверы, на похожих на призраков ленинградцев. И все-таки город жил. Их дом, как ни удивительно, уцелел, и даже квартира. Все было как прежде. Мебель, книги, только толстый слой пыли лежал повсюду, и студеный холод. Было начало июня, но промерзший за годы войны дом не мог согреться робким теплом северного лета.
Много было трудностей в те первые дни. Но все как-то наладилось, устроилось. Вернулся из эвакуации университет, появилось много дел. В начале сорок пятого вернулись домой Вера с ребятами. Он долго не мог на них наглядеться. Как они выросли, как повзрослели! Пришлось знакомиться с ними заново. Он до сих пор помнит первый послевоенный Новый год. Как в сорок пятом провожали Оленьку в первый класс. Да…
А теперь он доктор наук, профессор, заведующий кафедрой. А Верочка стала доцентом. Андрей окончил химический факультет, женился, подарил им внука, Сережку. Оля в этом году заканчивает университет. Скоро у нее экзамены. Жизнь течет.
Одна только вещь сидела у него долгое время занозой в сердце, да и то он со временем и с этим смирился. «Око».
Первое время он чувствовал его зов, Федору казалось, что «Око» ищет его, зовет, но чем дальше увозили его от линии фронта, чем больше времени проходило с момента их разлуки, тем слабее становился этот голос, а затем он и вовсе смолк.
Это пугало Федора, ему казалось, что потеря «Ока» грозит ему бедами и опасностями. Но все обошлось. Он вспоминал о нем как об утраченном друге. Да, пожалуй, так оно и было. Федор всегда понимал, что имеет дело не с золотой заколдованной безделушкой, а с душой. С душой, которая из мира мертвых, из-за пелены неведомого через золотое око наблюдает за его жизнью. Душой мальчика фараона, сына бога Ра, — может, именно поэтому она могла так сильно влиять на мир живых, на мир Федора. А еще Федор понял, что только в контакте с ним «Око» живет и видит, в те периоды, когда Федор забывал о нем, когда оно пылилось в ящике стола или в тайнике под ванной в Париже, оно словно засыпало. «Око» питалось его энергией, эмоциями, жило его интересами. В начале, когда Федор только украл «Око», оно хотело поработить его, сделать рабом, но ничего не вышло, Федор не поддался, тогда «Око» решило назначить его своим хранителем, кем-то вроде придворного служителя, и только спустя годы они подружились, да, да. Это звучит дико, но они подружились.
Благодаря Федору древняя душа, спавшая тысячелетия, смогла пробудиться, узнать новый, неведомый ему, современный мир. Иногда Федор ощущал, как она испытывает любопытство или презрение, восторг, радость, часто эти чувства не совпадали с чувствами самого Федора, как было с поездкой в Советский Союз. Но постепенно они лучше узнали и поняли друг друга, они стали ближе, роднее. Федор никогда и ни с кем об этом не говорил, но своими достижениями в науке он во многом был обязан «Оку». Для Федора история древнего Египта была тайной за семью печатями — сплошные догадки, гипотезы, версии, а для мальчика-фараона это было вчера, знакомый, родной мир. Оттого и труды Федора по египтологии выглядели такими убедительными и достоверными. У него имелся живой свидетель древней истории.