всякого рода слуг, особенно из тех, которые были наги и босы. Им это пришлось по вкусу. А дальше я начал свои собственные походы…»
Вот рассказ об одном из них: «Из окон женской половины на нас посыпались каменья. Я быстро взбежал по лестнице с топором в руке. Наверху меня встретила княгиня, хотевшая броситься мне в ноги. Но, испугавшись моего грозного вида, она побежала назад в палаты. Я же всадил ей топор в спину, и она упала на порог. А я перешагнул через труп и познакомился с их девичьей».
Через год после похода на Новгород Иван IV переформировал опричные полки. Ни в один из них вестфальский проходимец не попал и лишился своих владений. Пришлось покинуть негостеприимный край. После ряда нечистоплотных приключений Штаден вернулся на родину.
В 1576 году он обосновался в имении Люцелыптейн в Вогезах у пфальцграфа Георга Ганса. Там в течение года Штаден составил записки о России, которые имеют следующие части: «Описание страны и управление московитов», «Проект завоевания Руси», «Автобиография и обращение к императору Священной Римской империи Рудольфу II Габсбургскому».
В своих записках Штаден оболгал и очернил русский народ. Московиты у него дикие и грубые невежды, их завораживает жестокость; и управлять ими можно только с помощью палки. Это толпа дикарей, грабителей и насильников. Русские неспособны к упорядоченной жизни в рамках цивилизованного государства и должны быть подчинены западным государям. А потому Штаден предлагал императору Рудольфу: «Ваше римско-кесарское величество должны назначить одного из братьев вашего величества в качестве государя, который взял бы эту страну и управлял бы ею. Монастыри и церкви должны быть закрыты, города и деревни должны стать добычей воинских людей».
Покорить Московию, как полагал автор «Проекта…», не составит особых трудностей: «Потребная для того первоначальная сумма равна 100 000 талеров. И воинские люди должны быть снаряжены так, что, когда они приедут в страну великого князя, они могли бы служить и в коннице. Это должны быть такие воинские люди, которые ничего не оставляли бы в христианском мире: ни кола, ни двора. Таких ведь много найдётся. Я видел, что такое великое множество воинских людей побиралось, что с ними можно было бы взять и не одну страну. И если бы великий князь имел в своей стране всех побирох из военных, которые шатаются по христианскому миру – причём некоторые из них поворовывают, за что кое-кого вешают, – то он захватил бы все окрестные страны, у которых нет государей и которые стоят пустыми, и овладел бы ими».
За плечами у Штадена были нищее детство, вороватая юность, разбойная молодость и авантюрная зрелость. Ничему и никогда он не учился серьёзно, отсюда химерический план завоевания Московии силами деклассированных элементов западного мира. Конечно, его предложения по покорению восточных «варваров» никто серьёзно не воспринял. Но его книга «О Москве Ивана Грозного» получила распространение и сыграла свою негативную роль. В публицистике Запада за Иваном IV утвердилась весьма невыгодная репутация. И это на фоне массовых казней при Генрихе VIII в Англии, Варфоломеевской ночи во Франции и зверств Карла V и Филиппа II в Испании. «Гуманизм» наших «доброхотов» всегда был избирательным.
В 1581–1582 годах в Москве обретался Антонио Поссевин. Монах-иезуит прибыл на Русь, чтобы послужить посредником в переговорах русского царя со Стефаном Баторием, польским королём, вторгшимся в ходе Ливонской войны в русские границы, взявшим Полоцк, Великие Луки и осадившим Псков. Будучи легатом папы Григория XIII, Поссевин надеялся с помощью иезуитов добиться уступок от Иоанна IV, пользуясь сложным внешнеполитическим положением Руси. Его целью было вовсе не примирение враждующих, а подчинение Русской церкви папскому престолу Папа очень надеялся, что Поссевину будет сопутствовать удача, ведь Иоанн Грозный сам просил принять участие в деле примирения, обещал Риму дружбу и сулился принять участие в крестовом походе против турок.
«Но надежды папы и старания Поссевина не увенчалось успехом, – писал известный историк русской церкви М. В. Толстой. – Иоанн оказал всю природную гибкость ума своего, ловкость и благоразумие, которым и сам иезуит должен был отдать справедливость… Отринул домогательства о позволении строить на Руси латинские церкви, отклонил споры о вере и соединении Церквей на основании правил Флорентийского собора и не увлёкся мечтательным обещанием приобретения… всей империи Византийской, утраченной греками будто бы за отступление от Рима».
Провал миссии Поссевина сделал его личным врагом царя, и он не пожалел мрачных красок при характеристике Ивана IV и описании жизни русских, главным «недостатком» которых он считал православную веру и называл её полуязыческой. Именно из-за православия, полагал он, в Московии процветают тиранство (и в семье, и в государстве), воровство, повальное пьянство и невежество. При этом русские остаются очень высокого мнения о себе.
Поссевин оказался первым иностранцем, заговорившим о плохих русских дорогах. Это, конечно, не было случайностью: возмущался нашими дорогами житель Средиземноморья, той области, которая изобиловала древними путями, оставленными римлянами. Поднятые над местностью и вымощенные камнем, они не подвергались затоплениям и простояли без ремонта полторы тысячи лет.
Что касается Англии, Северной Франции, Германии и Польши, то они в это время были не лучше российских, и представители этих стран до поры до времени помалкивали о бездорожье Московии.
Впрочем, что дороги! Поссевин первым пустил слух об убийстве Грозным собственного сына. Более того, был причастен к смерти Ивана Грозного, так как в августе 1582 года в отчёте Венецианской синьории заявил, что «московскому государю жить недолго». По поводу этого «провидения» современный историк пишет: «Такое утверждение тем более странно, что, по словам Карамзина, до зимы 1584 года у царя не было заметно ухудшения здоровья. Чем можно объяснить уверенность иезуита в скорой смерти царя? Только одним – сам папский посол был причастен к кончине Иоанна. То есть за время нахождения в Москве иезуит сумел войти в доверие какой-то группировки, враждебной царю, знал о её намерениях, а возможно, и обнадёжил содействием Ватикана и польского короля Сигизмунда. Словом, темна во реце водица».
Самое продолжительное время (1573–1591) находился в России Джером Горсей. Это был типичный представитель нового английского дворянства, не брезговавшего торговыми делами. Как управляющего конторой торговой компании, его лично знал и привечал царь (даже хвастался перед ним своими драгоценностями).
В Московию Горсей поставлял порох, медь, другие припасы, которые были нужны для ведения Ливонской войны. В Московии Горсей приумножил своё наследственное состояние. Тем не менее будущий рыцарь и член парламента называл обогатившую его страну не иначе, как «долина печали» и «область скорби». В «Записках о России» он подчёркивал, что жизнь в