Когда государь затих, юрэй обернулась ко мне. Медленно погладила оскалившегося кролика. И растаяла в тени, а чья-то рука стащила с моей шеи медальон, заботливо положила лоскут с костью обратно. И голос Ванхи сказал:
— Ещё пригодится для дамы Фэй… Проходите, госпожа.
Дверь открылась, и в темницу зашла королева Рё-Ка.
«Вокруг тебя одни предатели, — сказал мне однажды император. — Предатели и убийцы». Я уже тогда понимала, что он прав, но, чёрт возьми, не представляла — насколько.
Королева Рё-Ка окинула меня быстрым взглядом, потом склонилась над государем. Коснулась запястья, закрыла глаза, словно считала пульс. Потом улыбнулась Ванхи.
— Прекрасно. Тебя ждёт награда.
Я руками оперлась о шершавую стену, иначе бы упала. И захотела исчезнуть. Закрыть глаза и забыть всё это навсегда. Как часто я хочу этого здесь!
Королева Рё-Ка тем временем изучила зеркало, приказала, а Ванхи легко подхватил его и вынес за дверь. Я услышала, как он говорит с кем-то, наверное, с гвардейцами. Но всё это было уже неважно.
А по-настоящему важным было лишь одно: королева такой же псих, как и её бывший муж? Или она всё-таки убьёт меня быстро.
Словно в ответ на эти мысли государыня сказала, тоже прислонившись к стене:
— Я думала заставить тебя убить императора лично. Это была бы отличная сцена и достойная смерть для этого мерзавца… Ещё я думала объявить тебя сумасшедшим. Ты мог бы, например, броситься с мечом на свою невесту, на это отродье, Йоко… Тоже неплохо. Но я этого не сделаю. Знаешь, почему? Я не хочу, чтобы моего сына запомнили убийцей или идиотом.
— Его и так считают идиотом, — отозвалась я. — Идиотом и слабаком. Потому что именно таким он и был, госу…
Она отвесила мне хлёсткую пощёчину и поморщилась.
— Правду говорит мне Ванхи, что ты женщина?
Он-то откуда знает? Хотя какая уже разница…
Я усмехнулась и спросила в ответ:
— А правда, что ваш сын каким-то образом сам меня призвал?
На мгновение в глазах королевы сверкнула ненависть, достойная юрэй.
— Как бы я хотела вытащить тебя, настоящую, дрянь! О, тогда бы я лично тебя растерзала! Отрезала бы от тебя кусок за куском, пока ты была бы ещё жива, а потом… — Она запнулась. Покачала головой. — Ты же женщина. У тебя есть дети?
Я пожала плечами.
— Если были, — продолжала королева. — Тогда ты должна понимать, каково это: видеть тело своего первенца, любимого мальчика, ради которого я убила бы, стёрла эту паршивую Лянь с лица земли и бросила вызов богам. Видеть и понимать, что внутри сидит совершенно другой человек.
Я понимала. Наверное, это примерно так же больно, как понять, что мать обманула тебя. Что в её теле сидит какая-то злобная стерва, которая лишь притворялась доброй и заботливой. А на самом деле всё это время она желала тебе смерти.
— Как будто это был мой выбор! — пробормотала я и снова получила пощёчину.
— Молчи, — прошептала королева. — Ради всего святого, молчи.
Я и правда замолчала, а государыня отошла к императору, наклонилась, погладила его по щеке.
— Он был почти хорош, когда бывал в себе… Жаль, он не увидит, как я разнесу его любимую империю по камням… Ну а ты, — она повернулась ко мне, — конечно, умрёшь. Но проливать королевскую кровь нельзя, или твой преемник тоже будет в опасности. Что же мне делать?..
— Преемник? — не выдержала я.
— О да. Твой сын.
— Кто? Откуда?
Королева улыбнулась.
— Все знают, что Йоко провела с тобой ночь. Два дня назад? Когда она внезапно объявит, что беременна, никто не усомнится, что отец ты. А через положенное время у неё родится сын.
… Она станет императрицей-матерью, а её ребёнок — императором, при котором, конечно, будут регенты…
Я зажмурилась на мгновение.
— Она же умная девушка. Как вы уговорили её на эту авантюру?
— Уговорили? — удивилась королева. — Зачем её уговаривать? Помнишь, Угэдэя, кочевника?
Я вспомнила «интересного» мужчина на семейном обеде и то, как смотрел на него император.
— Угэдэй шаман, — продолжала королева. — Он умеет убеждать Шепчущих. Твоя Йоко ничего не будет подозревать до последнего. Она даже будет уверена, что ты жив — знаешь, чтобы родила спокойно. А потом… Кому она потом нужна? А ребёнок — ребёнок будет поистине царских кровей. Йоко — пр — нцесса, хоть отец и был свергнут, и ты…
— Господи, замолчите, — прошептала я. — Хватит.
— Хватит, — повторила королева. — Согласна. Тебя это не должно беспокоить. Тебе это и знать не нужно. Тебя, самозванка, запрут здесь, без воды и еды, а к концу месяца вынесут твой труп. Я похороню сына с почестями, — тихо добавила она. — Когда тебя в его теле уже не будет. Бедный Ичи…
Бедный! Запихнул меня сюда — и разбирайся с его чокнутой семейкой!
— Идите вон отсюда, — попросила я. — Не хочу вас больше видеть.
Она удивлённо посмотрела на меня.
— А как же мольбы и просьбы о пощаде?
— Пошла вон!
На этот раз королева не обиделась. Она хмыкнула, посмотрела на меня, потом отвернулась и действительно исчезла за дверью.
Вместо неё в темницу заглянул Ванхи. Подхватил императора и как-то странно, плотоядно облизнулся.
— Чем она тебя купила? — спросила я напоследок. — Сколько ты стоишь, Ванхи?
Он улыбнулся.
— Дорого, господин. Она пообещала отдать мне всех Шепчущих.
— На кой они тебе?
— А ты ещё не поняла, девочка? — протявкал вдруг евнух изменившимся голосом. Очертания его тела поплыли, превращаясь в упитанного… вроде бы енота — не сильна я в зоологии.
Но когда-то Ванхи долго втолковывал мне тонкости местной мифологии.
— Тануки? — устало удивилась я. — Ты ли это?
— Славно я тебя провёл, а? — оскалился енот. — Славно… — Он щёлкнул когтистыми пальцами, и в углу темницы появился стол с письменными принадлежностями. — Допиши свои записки, девочка. Они интересные, мне нравятся…
Он снова потянул носом, облизнулся, и я подумала, что он сожрёт императора. Только бы не здесь.
— Уйди, ради всего святого, — попросила я.
— Как прикажете, ваше высочество, — улыбнулся Ванхи и дверь за ним закрылась.
Похоронно звякнул замок.
Я свернулась на полу в клубок и попыталась забыться.
Теперь я и правда заканчиваю эти записки. Делать-то всё равно нечего — и лучше бы со всем этим и правда покончить, потому что я вот-вот сорвусь, напьюсь туши и помру… несколько грязнее, чем хочет королева. Вряд ли она желает увидеть своего сына всего в… Ну, вы поняли. Тушь — это же вам не специальный яд, который убивает легко, словно ты заснул.
Что ж, поводя итог… Я всё-таки вылетела из игры, причём только из-за собственной глупости.
И мне не жаль. Правда. Зачем жалеть жизнь на лезвие ножа? Это была интересная жизнь, но с меня хватит.
Мне жаль только тех, кто погиб из-за меня. Так глупо, так… ни за что? Разве можно терять жизнь из-за такой, как я?
Как же здесь тихо… Мне постоянно чудится журчание воды, конечно, но это галлюцинации, я понимаю. Я пыталась достать до окошек под потолком, но, во-первых, они не больше вентиляционных отверстий, а во-вторых, они слишком высоко. И ничего, кроме низенького столика для письма в моей камере нет.
Я всерьёз подумываю повеситься на одном из серебряных крюков. Будет тяжело, неудобно, да и я ослабла настолько, что с трудом держу кисть — вряд ли смогу завязать крепкий узел.
Но когда станет хуже — я это сделаю. Смерть от жажды пугает меня больше.
В дверь я уже стучала — толку-то… Думаю, даже если я обезумею и попытаюсь разбить голову о стену, никто не явится на шум.
…Что ж, вот и конец моей истории. Как бы то ни было, она была интересной. Если бы не боль, я бы просто представила, что это посмертье или длинный, но очень реалистичный сон. Легла бы и умерла. Но смерть — это всегда боль.
Ладно. Держать себя в руках — по-другому я жить не умею.
Чёртова кисть, не могу удержать… Пора заканчивать.
Итак, Ванхи, раз ты единственный, кто это читает — пора прощаться. Если для тебя это вдруг важно: я тебя не виню. Я понимаю: здесь покупают и продают абсолютно всё, ты сам намекал, что купленная верность — вовсе не верность. А я хотела тебя купить, не знала только, чем.