в огонь.
«Вот так, вот так и вот так! на твою гриву я бросаю новые останки; вылить всю мою память одним махом! – Вот так, вот так и вот так – вниз, вниз, вниз; теперь всё сделано, и всё – пепел! Впредь бросьте Пьера, не имеющего отцовства и прошлого; и с этих пор будущее – один чистый лист для всего; поэтому дважды лишенный наследства Пьер не сдерживает свою способность быть вездесущим! – он вправе творить своё собственное своеволие и вообразить для себя какой угодно конец!»
IV
На закате того же дня Люси лежала в своей комнате. Раздался стук в дверь, и открывшую её Марту встретило самоуверенное и решительное лицо г-жи Глендиннинг.
«Как чувствует себя твоя молодая госпожа, Марта? Могу я войти?»
Но, не дожидаясь ответа, она на одном дыхании прошла мимо девушки и решительно вошла в комнату.
Она села у кровати и увидела открытый взгляд, но сомкнутые и бледные губы Люси. Одно мгновенье она пристально и с любопытством смотрела, затем быстро перевела ошеломленный взгляд на Марту, как будто ища оправдание для некой трепещущей мысли.
«Мисс Люси» – сказала Марта – «это… вас… это – г-жа Глендиннинг. Поговорите с ней, мисс Люси»
Как будто оставленная в последней беспомощной позе из-за некоего истощившего и согнувшего её горя, Люси лежала в постели не в обычном положении, а наполовину поперёк, со стопкой подушек, поддерживавшей её бесцветное тело, прикрытое только одной простыней, как будто нагрузка на её сердце была столь велика, что белое тело не могло выдержать даже лишнего перышка. И подобно тому как у любой белоснежной мраморной статуи драпировка цепляется за её конечности, так и оказавшееся здесь плотное, тонкое, очерчивающее тело полотно окутывало Люси.
«Это – г-жа Глендиннинг. Вы будете говорить с нею, мисс Люси?»
Тонкие губы пошевелились и на мгновение задрожали, затем снова стали неподвижны, и усилившаяся бледность покрыла её.
Марта принесла взбадривающее средство и, когда всё стало как прежде, она подала леди знак, что уходит, и шёпотом сказала: «Она ни с кем не будет говорить; она не говорит со мной. Доктор только что уехал – с утра он был здесь пять раз – и говорит, что она должна быть в полном покое» – Затем, указывая на поднос, добавила, – «Вы видите то, что он оставил – простое восстанавливающее. Покой теперь – её лучшее лекарство, говорит он. Тихо, тихо, тихо! О, сладкая тишина, когда вы теперь придёте?»
«Г-жа Тартэн может написать?» – прошептала леди. Марта кивнула.
Затем леди поднялась, чтобы оставить комнату, сказав, что раз в два часа она будет посылать узнать, как поживает Люси.
«Но где, где её тётя, Марта?» – воскликнула она, почтительно остановившись в дверях и с внезапным удивлением оглядывая комнату, – «конечно, конечно, г-жа Лэниллин…»
«Бедная, бедная старая леди», – сквозь слезы прошептала Марта, – «она заразилась горем от милой Люси; она спешила сюда, мельком увидела её в этой кровати и упала как мёртвая на пол. У доктора теперь два пациента, леди», – глядя на кровать и внимательно наблюдая за грудью Люси, чтобы заметить, если та начнёт вздыматься; «Увы! Увы! о, змея! змея! – что смогла ужалить столь нежную грудь! огонь был бы слишком холодным для него – проклятый!»
«Твой собственный язык поганит твой же рот!» – вскричала г-жа Глендиннинг наполовину подавленным шепотом. – «Не тебе, наемной служанке, поносить моего сына, будь он даже Люцифером, варящимся в Аду! Поменяй свои манеры, дерзкая девчонка!»
И она покинула палату, раздвинувшуюся от её несокрушимой гордости, оставив Марту, ошеломлённую той злобой, что обнаружилась под внешней красотой.
Книга XIII
Они покидают луга
I
Настал уже полный сумрак, когда Пьер приехал к сельскому дому Алверов в фургоне, принадлежащем «Черному лебедю». Он встретил свою сестру, надевшую шаль и капот, на крыльце.
«Сейчас уже всё готово, Изабель? Где Делли? Я вижу две совсем маленьких и незаметных сумки. Это крошечный багаж, в котором уложен скарб непризнанных людей! Фургон ждет, Изабель. Уже всё готово? и ничего не оставлено?»
«Ничего, Пьер; в результате – ничего – но я не буду думать об этом; все предопределено»
«Делли! где она? Давай займёмся ею», – сказал Пьер, ловя руку Изабель и быстро оборачиваясь. Как только он наполовину вывел её из слабо освещенного входа и затем отпустил её, дотронувшись до засова внутренней двери, Изабель остановила его, как будто удерживая и упреждая его действия относительно Делли; но внезапно она сделала шаг и мгновенно с нетерпением указала на его правую руку, оказавшуюся почти полусогнутой.
«Это пустяки. Я не ранен; легкий ожог – простейший и случайный ожог этим утром. Но что это?» – добавил он, подняв свою руку повыше, – «дым! сажа! это произошло из-за движения в темноте; при солнечном свете я увидел бы его. Но я не запачкал тебя, Изабель?»
Изабель подняла руку и показала пятно. – «Но оно от тебя, брат мой, а я готова заразиться от тебя хоть чумой, чтобы она не разделила нас. Почисти свою руку; позволь мне самой»
«Делли! Делли!» – прокричал Пьер – «почему я не могу прийти к ней, или, может, привести её силой?»
Приложив палец к своей губе, Изабель аккуратно открыла дверь и показала интересующую его особу, сидевшую на стуле, закутавшуюся и повернувшуюся спиной.
«Не говори с нею, мой брат», – прошептала Изабель, – «и пока ещё не пытайся увидеть её лицо. Это уже проходит, ждать недолго, я верю. Ну, мы пойдем теперь? Поддержи Делли, но не говори с нею. Я предлагаю всем попрощаться; старики находятся вон в той комнате сзади; я довольна, что они приняли решение не выходить, уделив внимание нашему дальнейшему движению. Поедем сейчас, как можно быстрее, Пьер; это – время суток, которое я не люблю; пусть оно пройдёт быстрее»
Вскоре все трое вошли в гостиницу. Зажегши огни, Пьер проследовал вперед и наверх и проводил обеих своих компаньонок в одну из двух наиболее удаленных комнат в номере, состоящем из трех смежных помещений, подготовленных для всех.
«Взгляните», – обратился он к немой и всё ещё отвернувшейся фигуре Делли, – «взгляните, это – ваша комната, мисс Алвер; Изабель рассказала вам всё; вы знаете о нашем пока ещё тайном браке; она теперь останется с вами, пока я не вернусь после небольшого дела внизу на улице. Завтра, как вы знаете, мы выступаем очень рано. Я могу не увидеть вас сегодня снова, поэтому будьте тверды и немного приободритесь, мисс Алвер, и спокойной ночи. Всё будет хорошо»
II
Следующим утром, на рассвете, в четыре часа, четыре быстрых лошади перевоплотились в четырех нетерпеливых лошадей, которые трясли своими сбруями под окнами гостиницы. Три фигуры появились в прохладном тумане и заняли свои места в повозке.
Когда старый хозяин с молчаливым и подавленным видом пожал руку Пьеру, самовлюбленный кучер уже сидел на своей коробке, вращением устанавливая четыре узды между пальцами своих перчаток из оленьей кожи, а обычная немногочисленная компания из восхищенных конюхов и других ранних зрителей собралась у подъезда, тогда, – по мнению его компаньонов – целиком стремясь сократить какую-либо тщетную задержку в таком мучительном кризисе, Пьер резким криком велел кучеру ехать. Через мгновение четыре молодых вскормленных лугами лошади рванулись вперед своими собственными благородными корпусами, и четыре послушных колеса стали описывать собой полные круги, в то время как позади, выписывая широкие завитки своим кнутом, ликующий кучер уже казался бравым героем, ставящим свою показную прощальную роспись в воздушной пустоте. И вот, в туманном рассвете – и с вызывающим треском этого длинного и свистящего кнута, троица навсегда исчезла со сладких полей Оседланных Лугов.
Старый низкорослый хозяин какое-то время пристально смотрел вслед кучеру, а затем, вернувшись в гостиницу, погладил свою