Нам известна уже из рассказанного выше оборотная сторона медали и кто такие были лица, принявшие приглашение старого капитана, оказавшегося, несмотря на свою осторожность, слишком доверчивым. Впрочем, кто мог бы распознать правду среди всех сплетений лжи, предательства и измены, непроницаемою сетью окутавших в описываемую эпоху эту несчастную страну.
Капитан нахмурился было, увидав на палубе шестнадцать посторонних гребцов, но потом, сообразив, что едва ли с такими силами, да еще и днем, можно решиться на попытку овладеть корветом и, по-видимому, без оружия вступить в бой с двумястами пятьюдесятью матросами, успокоился и с самым любезным, сияющим видом принял донью Менчию и ее спутников.
Он показал гостям корвет и провел затем в свою каюту. Там их уже ожидал великолепный завтрак. За стол сели пятеро: мнимая донья Менчиа, два ее кузена, капитан Родригес и его помощник, такой же, как и он, старый моряк, опытный и отважный.
Завтрак начался самым сердечным и радушным образом: капитан выразил сожаление, что отец доньи Менчии не смог прибыть с дочерью. Далее завязался самый оживленный разговор.
В это время дверь приотворилась, и вестовой по знаку капитана подошел к нему и сказал на ухо несколько слов. Капитан, извинившись перед собеседниками, тихо передал несколько распоряжений, и вестовой на цыпочках удалился.
— Сеньорита, — обратился капитан к мнимой донье Менчии, — вы не боитесь моря?
— Я? — последовал удивленный ответ. — Что за вопрос, капитан?
— А то, что если вы не покинете корабль немедленно — что, должен прибавить, меня в высшей степени огорчит, — то вам придется совершить довольно продолжительную прогулку в открытое море.
— Я — дочь моряка, мои двоюродные братья — моряки, дорогой капитан, прогулка в открытое море доставит мне только удовольствие, а в настоящее время она особенно привлекательна — она так чудно дополнит ваше милое гостеприимство.
— Вот и прекрасно, — весело заметил капитан, — вы истинная героиня, донья Менчиа, вас ничто не страшит.
— По крайней мере, очень немногое, — проговорила донья Менчиа, но от ее собеседника ускользнула странная интонация, прозвучавшая в ее голосе.
— А позвольте вас спросить, капитан, — обратился к нему дон Серафин, — вы желаете просто доставить нам увеселительную прогулку по морю или причины более важные заставляют вас покинуть стоянку и поднять паруса?
— Voto a Dios! He буду скрывать от вас, — отвечал капитан с изысканной любезностью, — дело вот в чем: уже дней пятнадцать я гоняюсь за одним увертливым бригом, который кажется мне чрезвычайно подозрительным. Его оснастка и военный вид заставляют меня думать, что это североамериканский корсар, который ищет возможность выгрузить оружие, а может быть, и людей на подмогу техасцам.
— И вы предполагаете, — возразил дон Кристобаль, — что какой-либо корсар, зная, что вы крейсируете здесь, может осмелиться прорвать блокаду и войти в Гальвестонский залив?
— Именно. Эти адские порождения, корсары, не боятся ничего. Да, наконец, сказать по правде, я и сам проделывал вещи и посмелее этой во время войны за освобождение.
— Так что нам придется, быть может, присутствовать при морской битве? — спросила мнимая донья Менчиа и таким естественным движением положила руку на бурно заколыхавшуюся от волнения грудь, так испуганно обвела присутствующих расширившимися глазами, что даже у дона Серафина и у дона Кристобаля пробежало сомнение — переодетый мужчина или женщина их странный товарищ?
— О нет, успокойтесь, сеньорита, надеюсь, что дело не зайдет так далеко. Я потерял этот бриг из виду уже два дня тому назад. Теперь он вновь появился с очевидным намерением послать к берегу шлюпку. Я приказал поднять паруса, и мы так быстро пойдем на него, что или нагоним, или заставим как можно быстрее уйти в море. Разве он осмелится на самом деле помериться с нами силами и принять бой!
— Ах, как это чудесно, — вдруг смеясь и хлопая в ладоши, воскликнула донья Менчиа, — это будет истинное удовольствие — прогулка по морю, погоня и, может быть, взятие в плен корабля. Это чудесно! Как вы милы, дорогой капитан!
В то время, как в каюте капитана происходил этот разговор, корвет вышел из бухты, поднял паруса, попутный ветер надул их, и он плавно понесся наперерез уже входившему в пролив бригу капитана Джонсона.
Резкий ветер стал врываться в раскрытые окна каюты и играть занавесками; весь корпус корвета начал мерно раскачиваться на волнах, и наши собеседники узнали по этому, что они в открытом море.
— Ах! — вдруг спросил дон Кристобаль. — А что сталось с нашим баркасом?
— Его причалили к буйку, мы возьмем его опять, как только вернемся назад на стоянку в бухту, — ответил капитан.
— А-а! Ну так, — заметил смеясь дон Серафин, — если корсар будет иметь смелость вступить с нами в бой, то наши шестнадцать гребцов в вашем распоряжении.
— Благодарю вас, но думаю, что их помощь не понадобится.
— Кто знает? Нельзя предвидеть события. Наши матросы храбры, и в случае надобности они не станут сидеть без дела.
Только один из сидевших за столом хранил немое молчание в продолжение всего завтрака, погруженный в еду и питье, и внимательно прислушивался к тому, что говорилось вокруг. Это был помощник капитана. Как только он почувствовал, что якоря поднимаются, так тотчас же встал, поклонился и поднялся на палубу.
— Какой молчаливый у вас помощник, — заметила донья Менчиа, — он раскрывал рот для того только, чтобы есть и пить.
— Это правда, сеньорита, но уж извините его, прошу вас, это — старый моряк, плохо знакомый со светскими обычаями. Он чувствует себя, вероятно, не в своей тарелке в вашем обществе, но не много таких людей, которые бы знали так хорошо свое дело и оставались бы такими хладнокровными и неустрашимыми в минуты опасности.
В это время наверху прогремел выстрел, и корвет вздрогнул.
— Ах! — с ужасом вскрикнула донья Менчиа. — Что это значит?
— Это, сеньорита, мы подняли наш флаг и дали холостой выстрел, приглашая бриг показать свои национальные цвета.
— А что, можно подняться наверх? Не страшно? — с любопытством спросила донья Менчиа.
— Нисколько.
— О! Ну тогда, если вы позволите, мы пойдем наверх, посмотрим, что там делается.
— Я к вашим услугам, сеньорита.
Завтрак был окончен, и капитан с гостями поднялись на шканцы.
Для людей, не знакомых с морем, корабль представляет всегда привлекательное зрелище; тем более оно привлекательно и восхитительно, когда корабль идет в открытое море. Таков именно был в описываемую минуту корвет «Либертад».
Довольно крепкий ветер надувал правильно поставленные паруса, корвет легко рассекал волны. На палубе весь экипаж стоял неподвижно, в полном молчании, приготовившись к маневрам: артиллеристы заняли места у орудий, марсовые расположились на марсах. На юте Рамирес собрал шестнадцать своих гребцов, и они, храня полное спокойствие, внимательно следили за всеми действиями мексиканцев.