«Обсешн» принесла не слишком большой успех. Вторая группа, найденная Ровеной, «Стиммер»[14], оказалась удачливее.
Постепенно сотрудники стали заполнять офис, и «Лютер» растворился в жужжании компьютерных принтеров, грохоте стереосистем. Ровена на одном этаже установила телефоны и факсы, создала отдел рекламы. Роксана Пердита работала на городском радио, а «Атомик масс» в «Метал энд Си-эйч-эр».
Никогда Ровена не чувствовала себя такой живой и энергичной.
Урок для нее не прошел даром — она позаботилась о хорошем бухгалтере, умелом администраторе, вообще о талантливых сотрудниках, и к концу года «Лютер» стал процветающим, развивающимся концерном. Джош Оберман наконец задумался — как бы выбросить на рынок побольше дисков и организовать собственную систему распространения.
Ровена все еще была одержима Майклом, но медленно и болезненно, как это случается без подпитки, надежды ее стали умирать. Просто она сразу не могла бросить его, да и он не собирался ее отпускать. Он никогда бы не признался, но Ровена для него стала гораздо большим, чем просто друг, просто женщина для постели.
Майклу было необходимо ее обожание как воздух, он получал колоссальное удовольствие от ее ума. Одна часть его натуры — та, которая все еще помнила пренебрежение родителей, обман первой подруги, неудовлетворенность от того, что жена больше интересуется детьми, чем им самим, — упивалась объектом слепой, безрассудной, безоглядной любви.
Он не был намеренно жестоким человеком. Майкл совершенно искренне говорил Ровене (во всяком случае, так ему казалось), чтобы она завела себе других любовников. Чтобы быть счастливой, найти подходящего мужчину. Но он знал ее слишком хорошо и понимал: никто не сравнится с ним, во всяком случае, из тех, с кем Ровена заставляла себя встречаться через силу, чтобы доказать что-то — себе и ему.
Ровена нравилась многим мужчинам, но оставалась совершенно равнодушной к ним, она их попросту не замечала. Кребс целиком заполнял ее мечты и ее жизнь.
Это была истинная любовь. И это былo ужасно.
— У меня для тебя новости, — сказала помощница Мэри Кэш, улыбаясь Топаз и подавая кофе. — Ну, в общем, это слухи, конечно.
— Самый надежный источник, — кивнула Топаз. Она действительно так думала, и не только потому, что Мэри — замечательный менеджер, эта девушка вращается в самом центре секретарской мафии.
— Говорят, ребята наверху собираются купить спортивный журнал.
— Правда? — спросила Топаз.
— Да, и когда найдут подходящий, станут подбирать людей…
— …и начнут подыскивать подходящего человека в члены правления.
— Правильно.
Топаз почувствовала выброс адреналина в кровь. Она никогда еще не испытывала такого возбуждения после смерти Натана.
— И что еще важно, — добавила Мэри, довольная интересом ее босса, — тот, кто мне об этом рассказал, говорил лично с Линдой сегодня утром.
Линда — секретарша Джо Голдштейна.
— Ага… — задумчиво протянула Топаз.
— Вы сегодня идете на игру «Метс»? — лукаво спросила Мэри. — Это вам не помешает?
— Да, мы идем, — сказала Топаз. — Но знаешь что, если и помешает, то держись!
И они расхохотались.
— Ты уверена? — настойчиво спрашивал Джо Линду.
— Мэри Кэш. Я клянусь.
— О'кей. Спасибо.
Джо снял палец с кнопки вызова секретарши и уставился в окно. Очень живописный вид открывался с сорок третьего этажа небоскреба — и Гудзон, и длинные ленты дорог, на которых поблескивали маленькие машины. Потрясающий город Нью-Йорк. Ну во всяком случае, Джо воспринимал его именно так — как выигрыш, как подарок, как награду. Нью-Йорк — средоточие средств массовой информации, и только два типа людей правят здесь: шишки из прессы и уолл-стритовская толпа. Но если бы у него был выбор, он бы вообще-то отдал предпочтение телевидению.
Но Джо не мог пожаловаться на скорость своего продвижения.
Правление «Америкэн мэгэзинз», а ему еще нет и тридцати пяти!
В Манхэттене стоял яркий осенний день. Солнце пронизывало прохладный воздух. Оно не грело, но делало воздух сухим, заставляло блестеть все, на что падали его лучи в теплом уютном кабинете.
Он действительно искренне надеялся, что Топаз не будет претендовать на этот пост. Но он и не уступил бы. Никому бы не уступил.
— Ты часто видишься с Дэвидом? — спросила Ровена Барбару, зажав трубку между ухом и плечом, продолжая изучать цифры по продаже «Биттер спайс».
— Не очень, — призналась Барбара.
Дэвид Хэммонд, глава отдела в «Фанхаус рекордс» в Англии, связь с ним продолжалась у Барбары уже много лет.
— Он нашел себе какую-то девчонку из Центральной Европы и, оказывается, встречался и с ней, и со мной…
Ровена поморщилась:
— Наверное, это очень обидно.
— Да, конечно. Но ты же знаешь, я переспала как-то с одним парнем два года назад, когда мы с Дэвидом разбежались, и теперь он все время напоминает мне, будто это то же самое. Последнее время они с Эльвирой постоянно появляются на людях.
— И продолжает спать с тобой?
— Да, — вздохнула Барбара. — Конечно, ужасно неприятно, но я сексуально к нему очень привязана. И потом я люблю его, несмотря на то, что он такая сволочь. Чего женщина не делает, до чего только не опускается, если действительно влюблена.
— Да, — сказала Ровена, подумав о Майкле.
— Головой прекрасно понимаешь — не тот человек. Но не так все легко, как пишут в журналах: если ты видишь, что это подонок, тебе легче излечиться от страсти к нему. Ерунда!
— Да, нами управляет сердце.
— Всякий раз.
— Профессиональный риск — быть женщиной, — усмехнулась Ровена.
— А как вообще дела, если отвлечься от этой темы?
— Если отвлечься — хорошо, — засмеялась Ровена. — Я строю, укрепляюсь, ничего яркого. Оберман ищет пути — хочет заключить сделку по фонограмме, а это требует особенных усилий.
— И ты будешь заниматься фонограммами?
— Совершенно верно.
— Очень интересно. Что ж, ты сможешь подняться по лестнице выше…
— Соображаешь, дорогая.
— Хорошая замена, — согласилась Топаз, — может, у нас появится шанс на этот раз.
— Я бы не поставил, — покачал головой Джо, откусывая сразу треть хот-дога. Проглотив, добавил: — Бросок, что надо. Попадание. Запомни, у этих парней меньше всех попаданий во всей лиге.
— Спасибо за пояснение, — сказала Топаз, глядя на него. Она не любила тех, кто терпит поражение. — Мне нравится спорт.
Джо продолжал пристально смотреть на поле.