Читать интересную книгу Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 4 - Вальтер Скотт

   —      Дженни, — сказала юная леди, — если он умрет, я умру вместе с ним; сейчас не время вспоминать об опасностях и трудностях; я накину на себя плед, мы проникнем туда, где они его сторожат... Я паду к ногам часового и буду молить его — ведь и у него есть душа, и ему надо не забывать о ее спасении.

   —      Сохрани боже, — прервала мисс Эдит Дженни,— сохрани боже, чтобы наша юная леди валялась в ногах у солдата Тома и говорила с ним о спасении его души, — бедный мальчик и сам не знает, есть ли она у него, хотя порой и клянется ею; нет, этому не бывать, мисс Эдит, слышите, не бывать! Но будь что будет, я никогда не оставлю дела, где замешана истинная любовь; раз вам нужно встретиться с молодым Милнвудом, хотя я не думаю, что от этого будет польза, — ведь вашим сердцам только прибавится горечи,— я готова рискнуть и постараюсь улестить Тома; но вы должны дать мне полную волю и не проронить ни словечка; Хеллидей сторожит Милнвуда в восточном крыле нашего замка.

   —      Иди принеси мне плед, — приказала Эдит,— дай мне только свидеться с ним, и я найду средство избавить его от опасности. Поспеши, если не хочешь утратить мою любовь.

   Дженни выбежала из комнаты и вскоре вернулась с пледом, в который мисс Эдит закуталась так, чтобы спрятать лицо и скрыть свой стройный девический стан.

   В конце семнадцатого и в начале следующего столетия носить плед описанным образом было в моде среди шотландских дам, и достопочтенные пастыри пресвитерианской церкви, опасаясь, что подобная мода может благоприятствовать любовным интригам, добились от Ассамблеи нескольких актов, осуждающих ношение пледа. Но мода, как обычно, не подчинилась велениям власти, и, пока плед не был предан забвению, женщины всех сословий продолжали при случае прибегать к его помощи, пользуясь им как мантильей или вуалью.[35] Итак, закутавшись в плед и скрыв в его складках лицо, Эдит, опираясь на руку своей преданной горничной, торопливыми и нетвердыми шагами направилась к месту заключения Мортона.

   Это была тесная комнатка в одной из замковых башен, выходившая в просторную галерею, по которой взад и вперед шагал часовой: сержант Босуэл, щепетильно соблюдая данное слово, а может быть, и испытывая некоторое сочувствие к своему пленнику, в котором его подкупали молодость и благородное поведение, не пожелал оскорбить его, поместив с ним вместе солдата. Итак, Хеллидей с карабином в руках прохаживался по галерее, утешаясь время от времени глотком эля из огромного кувшина, стоявшего на столе в одном из углов галереи, и мурлыча в промежутках шотландскую любовную песенку:

         — Из Джонстона путь наш в веселый Данди...         Красотка моя, за меня выходи!

   Дженни Деннисон вторично предупредила свою госпожу, чтобы та предоставила ей свободу действий.

   —      Я знаю, как нужно обращаться с солдатом, — сказала она, — он парень грубый, но я знаю его насквозь; а вы — ни слова, ни одного слова.

   Руководствуясь своими особыми соображениями, она отворила дверь в галерею как раз в тот момент, когда часовой повернулся спиною ко входу, и, подхватив песенку, которую тот мурлыкал, кокетливо, тоном грубоватой, но в то же время беззлобной насмешки, пропела:

           —  Солдатской женою негоже мне стать,—           Друзья огорчатся, рассердится мать;           А лэрд или лорд подошли б для меня!           Твоею женою не сделаюсь я!

    —      Недурной вызов, ей-ей, черт подери! — вскричал часовой, круто повернувшись кругом. — И еще от двоих разом! Да не так-то легко отхлестать солдата его собственным поясом! — И он запел, продолжая с того места, на котором остановилась девушка:

           —  Придется, красотка, меня полюбить           И ужин и ложе со мной разделить,           Под бой барабана мы пустимся в путь,           Моею женою, красавица, будь.

Поди ко мне, милочка, и поцелуй меня за мою песенку.

    —      И не подумаю, мистер Хеллидей, — ответила Дженни, выражая тоном и взглядом нужную степень негодования, — и еще, уверяю вас, вам больше меня не видать, пока вы не научитесь вежливости. Я пришла сюда со своею приятельницей совсем не затем, чтобы выслушивать такой вздор, и вам должно быть стыдно за себя, да, да, стыдитесь!

    —      Гм! А за каким вздором, миссис Деннисон, вы сюда пришли, в таком случае?

    —      У моей родственницы есть одно личное дело к вашему узнику, молодому мистеру Гарри Мортону, и я сопровождаю ее, чтобы присутствовать при их разговоре.

    —      Черта с два, — заявил часовой. — А позвольте спросить, миссис Деннисон, как же ваша родственница, да и вы сами, предполагаете проникнуть к нему? Вы, пожалуй, чересчур пухленькая, чтобы пролезть в замочную скважину, а о том, чтобы отворить дверь, нечего и толковать.

    —      Да тут и толковать нечего, нужно сделать,— отпарировала настойчивая девица.

    —     Держи карман шире, милая Дженни. — И солдат снова принялся ходить взад и вперед по галерее, мурлыча себе под нос:

              —  Когда в колодец поглядишь,                  Дженет, Дженет,              Себя в колодце разглядишь,                  Красотка Дженет.

    —     Так вы не желаете нас впустить, мистер Хеллидей? Ну что ж! Ладно, пусть так. Будьте здоровы. Больше вы меня не увидите, и этой славной вещицы — тоже, — сказала Дженни, показывая солдату блестящий серебряный доллар.

    —     Дай ему золотой, дай золотой, Дженни, — прошептала, замирая от волнения, юная леди.

    —     С таких, как он, хватит и серебра, раз ему нипочем глазки хорошенькой девушки,— ответила горничная. — И, кроме того, что еще хуже, он может подумать, что тут что-то не то, что тут побольше, чем родственница. Господи боже! Не так уж много у нас серебра, чтобы швыряться золотом. — Прошептав это своей госпоже, она громко оказала: — Не хочет моя родня дожидаться, мистер Хеллидей; ну так вот, как вам угодно, а не то — будьте здоровы.

    —     Погодите чуточку, погодите, — оживился солдат, — попридержите лошадку, Дженни, и давайте столкуемся. Если я впущу вашу родственницу к моему арестанту, вы останетесь здесь и повеселите меня, пока она не выйдет оттуда, и тогда, знаете, никто из нас не будет в накладе.

    —     И тогда сам дьявол погонится за мной по пятам,— ответила Дженни. — Неужто вы думаете, что моя родственница и я заодно хотим потерять наше доброе имя; чтобы такие шалопаи, как вы, а в придачу и ваш арестант, пошли чесать языками. Нет уж, мы хотим, чтобы игра шла в открытую. Да, да, господа, прошу поглядеть, какая разница между обещаниями некоторых и исполнением их обещаний! Вы все наговаривали на бедного Кадди, что он такой да сякой; а попроси я его о чем хочешь, и мне бы не пришлось напоминать ему дважды о том же, даже если бы ему грозила за это веревка.

   —      Будь он проклят, ваш Кадди! — обозлился драгун.— Ему и так не уйти от веревки, могу поручиться. Я видел его сегодня в Милнвуде вместе с этой пуританскою сукой, его мамашей, и когда бы я знал, что он залезает в мою тарелку, то приволок бы его сюда, привязав к хвосту моей лошади; у меня было достаточно оснований, чтобы не отвечать за такое дело.

   —      Ладно, ладно, смотрите, да хорошенько, как бы Кадди не всадил в вас меткую пулю после того, что вы выгоните его в болота, вслед за многими порядочными людьми. Он здорово бьет по цели и был третьим, когда стрелял в попугая; и потом он так же верен своим обещаниям, как верны его глаз и рука, хотя он не бахвалится, как иные ваши знакомые. Но это уже мое дело... Идем, дорогая, идем-ка отсюда.

   —      Погодите, Дженни, будь я проклят, если, посулив что-нибудь, тяну дольше других, — сказал солдат, начиная, видимо, колебаться. — Где сержант?

   —      Пьет и накачивается, — ответила Дженни,— вместе с управителем и Джоном Гьюдьилом.

   —      Значит, этот не в счет; а где остальные ребята? — продолжал Хеллидей.

   —      Хлещут медными жбанами вместе с птичником, егерем и еще кое-кем из прислуги.

   —      Много ли у них эля?

   —      Шесть галлонов, налитых верхом, — ответила девушка.

   —      Ну, тогда все в порядке, красавица, — сказал часовой, смягчаясь, — выходит, до смены можно не беспокоиться; чего доброго, они и запоздают маленько; так вот, если вы обещаете, что еще раз придете сюда, и одна...

   —      Может приду, а может, и нет, — перебила солдата Дженни, — а если доллар будет у вас в руках, что вам до всего остального?

   —      Будь я проклят, если возьму его, — заявил Хеллидей и тут же взял доллар. — Это все-таки дело опасное; если Клеверхауз услышит про то, что я сделал, он поставит для меня кобылку ростом с ваш Тиллитудлем. Только в полку всякий берет, где может, и Босуэл со своей королевскою кровью подает хороший пример. Положиться на вас, чертенок вы этакий, значит, как говорится, попусту ноги бить и порох тратить, тогда как этот голубчик, — продолжал он, разглядывая монету,— куда бы ему ни попасть, всюду будет хорош. Проходите, двери для вас открыты, но смотрите! Не хныкать и не молиться с молодым вигом и, лишь только я крикну у двери,— не мешкать, как если бы горнист протрубил: «На коней — марш вперед!»