и маленьким праздником, неожиданно свалившимся на наши головы.
Чтобы сесть немного посвободнее, перекинул одну ногу через лавку, опираясь локтем о столешницу. Таким образом оказавшись вполоборота к залу, начал разглядывать собравшихся в корчме людей. Вокруг стоящего прямо за нами стола четверо, судя по доносившимся до нас диалогам кузнецов, обсуждали как-то связанное с кузнечным делом приспособление. Самый старый и седой из них, с длинной, почти по пояс бородой и слегка растрёпанными, топорщащимися в стороны волосами, похожий то ли на помешавшегося Гендальфа, то ли на отпустившего бороду Эйнштейна, громко втолковывал приятелям о своём проекте. При этом свои слова он подкреплял наглядными изображениями, вычерчивая что-то на освобожденном участке стола обмакиваемой в вино костью.
Левее них, у самого помоста с продолжавшими наяривать музыкантами, трое дошедших до кондиции весельчаков дружно хлопали в ладоши, в такт мелодии, и даже пытались подпевать безбожно фальшивя.
За следующим столом расположилась пятёрка молодцов, в данный момент пустивших по кругу деревянную, объёмную и глубокую чашу. Каждый из них произносил какие-то слова, пил из чаши через край, после чего передавал следующему и всё повторялось. Насколько я помню, подобной действо называлось братина, также называли и посудину из которой по очереди пили собравшиеся. Суть этого ритуала тоже можно понять из названия. Его участники таким образом братались, подчёркивая свою общность, единство и преданность друг другу.
Что происходило за остальными столами понять было сложнее, мешало расстояние и шум, создаваемый двумя с лишним десятками человек, находящимися в зале.
Вместо отлучившегося Медведя, место за стойкой занял его помощник, оказавшийся полной противоположностью могучего хозяина корчмы. Светловолосый парнишка, субтильного телосложения, но улыбчивый и живой, с возложенными на него обязанностями справлялся не хуже Медведя. Обслуживал посетителей, весело переругивался со скрытым где то в глубине хозяйственных помещений поваром и перешучивался с разносящей еду и напитки улыбчивой девчушкой.
От созерцания весело проводящих время людей, приятно потяжелевшего желудка и пива, разлившегося по телу безмятежностью и теплой негой, на душе было необыкновенно хорошо, и даже неприятное чувство от пустоты, клубившейся на месте потерянного прошлого, беспокоило меньше обычного.
— Пустой, ты того, не зыркай по сторонам шибко — то. — вдруг негромко произнёс Демьян.
— Да я и не зыркаю, так просто гляжу. — ответил с улыбкой, не обратив внимания на озабоченность, звучавшую в его голосе.
— И оне вона глядят!
— Кто они? — спросил уже без улыбки вновь оглядывая зал.
— Да не зыркай ты! Вона тама у стены сидят двое и други трое зашли вона. Ещчё энти вона братину допивают счас, тожить с ими. Одне зашли, когда я тебе об Комаре досказывал. Други за ими попозжее.
— И что им от нас надо?
— Незнай чегой. Токмо неспроста оне тута собралися, по нашу душу, по нашу!
— К выходу пробиваться надо. — произнёс я, уже окончательно собравшись.
— Не, тама мож тожить ждут нас. А мы без оружья.
— Если ты про сундук, то я его ножом вскрою за минуту.
— Оне тожить без оружья тута, Ивашка ихо оружье такоже как у всех, в сундук под столом запер. Да и оне сидят покамест, приглядываюца к нам. Да и в корчме не должны напасть — то. Медведя все в городище знают. Эх, не в добрый час оне с дядькой Прохором ушли — то! Ох не в добрый!
— Тогда дождёмся их возвращения.
— Погодим.
Глава 24
Погодить пришлось недолго. Прошло не больше десяти минут, наполненных тревогой и ожиданием, по прошествии которых зал в очередной раз пополнился новыми лицами. Довольно необычными лицами, кстати говоря. Хотя на эту необычность внимание я обратил почему-то в последнюю очередь.
Было новоприбывших четверо. Один, высокий и статный, одетый богато и вызывающе, даже издали светящийся важностью и чувством собственного превосходства, трое других смотрелись на порядок проще, в одинаковых длинных кольчугах и нетипичных для этих мест шлемах закрытого типа, наверняка являлись охраной этого важного. Но главной необычностью были не шлемы и не скрытые под ними лица, а надетые поверх кольчуг накидки белого цвета с большим чёрным крестом посредине. Знакомые такие кресты. Знакомые в основном по картинкам из учебника истории и фильмам о крестовых походах.
"Это что за хрень?!» — вспыхнуло у меня в голове. Откуда здесь крестоносцы?! Или здесь в Улей попадают не только с территории древней Руси?! Хотя, в тринадцатом веке были ведь и на Русь нашествия крестовиков, тот же Ливонский орден… Хотя, нет, не о том я думаю. Какого хрена эти самые крестоносцы делают тут, в корчме, посреди города, который я считал населённым исключительно русскими?
Но этот вопрос можно отложить на потом. Неприятным сюрпризом оказался тот факт, что новоприбывшие тоже заявились, как чуть раньше выразился Демьян "по нашу душу". Это стало понятно, после того, как "важный" заговорил с одной из групп подозрительных типов, что прибыла самой последней и ошивалась у входа.
— Это ещё кто такие? — ошарашенно спросил у Демьяна. Вопрос при этом задал на автомате, не ожидая ответа, просто чтобы сказать хоть что-нибудь. При этом через плечо, осторожно поглядывал на вошедших и пытался как-то уместить в голове этот театр абсурда, возникший посреди реальности. Умещать получалось плохо.
— Годун энто, власть над отребьем тутошним держит. — неожиданно ответил Демьян.
— Крестоносцы на Красном торжище власть имеют? — спросил с ещё большим удивлением.
— Каки крестоносы то?! А, ты про одёжу. Дак энто Годунова придурь, сам с энтакими крестами ходит и охрану заставлят носить.
Лишь после слов Демьяна разглядел крест и у важного. Только в отличие от охраны, у него символ воинов господних был вышит прямо на одежде. К тому же на груди Годуна красовался висевший на цепочке медальон, тоже выполненный в виде креста. На ум почему-то сразу же пришёл эпизод из фильма про Ивана Васильевича, снятого Э. Рязановым по пьесе М. Булгакова с пропавшим у посла орденом. И ещё памятная фраза оттуда же: "У Шпака магнитофон, у посла медальон… " Хотя у нашего любителя чужеродных символов медальон был на порядок скромнее, чем в фильме — простой металлический крест, судя по сероватому отблеску серебрянный, совсем без украшений.
— Энто, значица, тожить все его люди. Худо дело! — произнёс Демьян, хмурясь.
Я не стал переспрашивать, каких людей он имел в виду. И так понятно, что все те, кого успели приметить раньше, оказались тут совсем не случайно. Они и подходили по очереди, небольшими группами, под видом обычных посетителей корчмы, рассаживались за разные столы, ели и пили, чтобы не привлекать внимания и дожидались прибытия