в Ботаническом саду в Москве, когда снимал «белочку» Севу среди растений. Именно там обкаталась технология, что будет применена при создании не только фильма про инопланетянина-убийцу, но и многосерийки про остров.
К вечеру всё было снято, и я объявил общий сбор.
— Товарищи, разрешите поздравить Вас с окончанием съёмок.
— Ура! — воскликнули люди, захлопав в ладоши.
Величайший режиссёр всех времён и народов выдержал небольшую паузу, давая коллективу насладится моментом и, почесав затылок, продолжил:
— Но работа с картиной на этом ещё не закончена. Она переходит на этап монтажа и переозвучки большей части сцен. Вообще, по плану сейчас нам нужно было бы начинать снимать новый фильм, а монтажом заняться позже, но так как мы опередили любые мыслимые сроки раз в пять, то, чтобы не терять время даром, будем монтировать и переозвучивать не дома, а здесь — то есть в студии, что находится на барже «Ласточка». А это значит, что как минимум на неделю мы переселяемся отсюда на пароход, где будем жить и работать, перемещаясь между пароходом и морской баржей на катере. И произойдёт это переселение завтра.
Раздалось расстроенное:
«У-у-у!!»
Оно собственно было и понятно, ведь никому не хотелось уезжать из Рая.
Я поднял руку и продолжил:
— Но уедут отсюда не все. Съёмочная группа и бригада строителей во главе с Яковом Евсеевичем Корнеевым останутся тут и займутся поиском необходимых видов пейзажа, согласованием найденных мест с администрацией города и оборудованием будущих съёмочных площадок.
На этот раз раздалось множество радостных голосов.
— Ура!
И это тоже было понятно, ибо Рай есть Рай и в нём пожить лишнюю недельку-другую хочется всем и каждому.
После этого отошёл чуть в сторону, тем самым уступая место спикера товарищу Лебедеву.
Тот, в общем, ничего нового не сказал. Так же как и я, поздравил, так же как и я, поблагодарил, а кроме того, напомнил о дисциплине и ответственности перед страной.
В завершении мидовец пожелал всем дальнейших успехов и сообщил, что завтра подъём не в семь, а в шесть. В семь будет завтрак, а в восемь за нами приедут автобусы.
— Ну что, Васин, тебя, значит, можно поздравить с промежуточным результатом, — по окончании собрания обратился ко мне Лебедев.
— Можно, — сказал я, в очередной раз за сегодня почесав волосы на голове.
— Ну, тогда поздравляю и хочу спросить: Чего ты чешешься-то? Голову не мыл?
— Мыл.
— Тогда чего? Вши, что ль, завелись?
— Нет у меня никаких вшей. Во всяком случае, медики педикулеза не обнаружили.
— Тогда что — аллергия?
— Если только на жару, — поморщился я и сообщил: — Вообще, если честно, меня волосы уже начали бесить. Пожалуй, пойду сейчас в город и постригусь.
— Постригись, — кивнул тот, но чуть подумав, добавил: — Э-э, погоди. Ты что, стричься собрался?
— А я о чём только что говорил?
— Э-э, ну да… Но, может, не надо?
— Это почему?
— Ты, наверное, знаешь, я к таким, как у тебя, причёскам отношусь скептически, но ведь ты не только режиссёр, но ещё и певец.
— И что?
— Так причёска это же твой товарный знак — это марка. Если ты пострижёшься, тебя никто узнавать не будет.
— Да я петь-то собственно больше и не собираюсь, — ответил я. — Так что по фигу.
— Как это? Вообще?
–Если про «по фигу», то вообще, а если про пение, то… надоело мне петь. Не хочу. Не нравится мне на сцене скакать. Так что с исполнением я завязываю. Во всяком случае — пока. Ну а если соберусь, то к тому времени волосы уже отрастут.
— Раз так, то стригись, наверное, только… — неуверенно произнёс собеседник.
— Только не говорите, что этот вопрос нужно решать с Москвой.
— Вообще-то, наверное, нужно. Ты фигура Союзного масштаба и решения по тебе уже давно принимаются на высшем уровне.
— Отрастут, — махнул я рукой, и собрался было пойти и обкорнаться прямо сейчас, пока Москва мне не запретила, но остановился, вспомнив о том, что не снял ещё клип, который собирался.
«Блин, а ведь там я должен быть не стриженный, а с причёской», — вздохнул я и, посмотрев на море, почесал себе шевелюру.
— Что, передумал? — увидев мои колебания, спросил мидовец.
— Нет. Просто отложил, — пояснил я и спросил: — А когда у вас связь с «Центром»?
— Завтра. А что ты хотел?
— Тексты песен им передать. Чтоб они отцензурировали.
— Пиши их сейчас. Завтра днём будет радиосвязь. Я их передам и, думаю, к вечеру мы получим ответ, — сказал Лебедев, а затем уточнил: — Текстов несколько?
— Да, — кивнул я. — Один для меня, два для американок. Тот, что для меня, уже цензуру прошёл. И именно для того клипа у вас в сейфе на корабле лежит килограммовая золотая цепь, полукилограммовый золотой браслет и три огромных перстня.
Да, чтобы получить этот реквизит мне пришлось пободаться. Ну ни в какую никто из больших начальников не хотел разрешать мне скупить полтора килограмма золота и сделать из них необходимый атрибут.
Чиновники всех министерств и ведомств категорически заявляли, что такого барства ни в каких советских клипах никогда не было и быть не может.
На это я говорил, что клип будет не советским.
А они отвечали, что им всё равно.
А уж когда посчитали стоимость золота, то вообще перестали со мной говорить, а лишь крутили пальцем у виска.
Я плюнул на них, сам посчитал стоимость. Оказалось, что сейчас стоимость золота 583-й пробы — 24 рубля 80 копеек за грамм. А золото 999-ой пробы — 42 рубля 88 копеек за грамм. Я не был мажором, поэтому посчитал, что 999 проба — это будет не только чрезмерно расточительным, но и крайне вызывающим. Негоже советскому комсомольцу козырять такими высокими пробами. А потому решил не выделяться из народа и купить два килограмма золота низшей — 583-ей пробы. После небольших подсчётов становилось очевидным, что для этого мне понадобится 49 600 рублей. Вполне возможно, что моя идея обойдётся дороже, ведь без помощи административного ресурса скупать золото мне предстоит в изделиях в магазинах. А это, скорее всего, лишние затраты.
«Ну да ничего — искусство требует жертв, — решил я. — Скуплю, найду ювелира, он сделает работу,