В ту ночь, после того, как он и Ли нашли на стоянке Кристину, разбитую ко всем чертям, осевшую на спущенных шинах… в ту ночь, когда в гараже Дарнелла уже никого не было… он включил радио в офисе Уилла и поймал волну WDIL… Уилл доверял ему, почему бы и нет? Он помогал переправлять сигареты в другие штаты и два раза отвозил какие-то свертки в автомагазин, где парень в старом «челленджере-додже» менял их на почти такие же, немного меньшие. Эрни предполагал, что дело было связано с кокаином, но не был уверен.
В этих поездках Эрни пользовался автомобилем Уилла Дарнелла, «империалом» 1966 года. В его багажнике было двойное дно. Эрни оно не волновало.
Более важным ему казалось то, что теперь у него были ключи от гаража. Он мог прийти, когда все уже ушли. Как в ту ночь. Тогда он включил WDIL… и потом… потом…
Каким-то образом поранил себе спину.
Что он делал, когда поранил ее?
Действительно ли он хотел знать об этом? Скорее, нет. Пожалуй, иногда он вообще не хотел возиться со своей машиной. Иногда он чувствовал, что ему лучше… ну, отвезти ее на свалку. Не то чтобы он мог так поступить. Просто иной раз (например, проснувшись вчера ночью) он чувствовал, что если бы избавился от нее, то был бы… счастливее.
Радиоприемник начал ловить какие-то помехи, но волна не ушла. «Марвелетс» пели «Сделайте одолжение, мистер почтальон».
А затем чей-то голос сказал ему на ухо:
— Арнольд Каннингейм?
Он выключил радио и повернул голову. Невысокий щеголеватый человек наклонился к окну Кристины. У него были темно-карие глаза и чистая белая кожа — пришел с холода, догадался Эрни.
— Да?
— Рудольф Дженкинс. Полиция штата, отдел по расследованиям.
Дженкинс протянул руку в открытое окно. Эрни посмотрел на нее. Итак, его отец был прав.
Он обаятельно улыбнулся, крепко пожал руку и произнес:
— Не стреляйте, шериф, я сдаюсь. Тот улыбнулся в ответ, однако глаза его продолжали изучать машину со скрупулезностью, которая не понравилась Эрни. Совсем не понравилась.
— Вот так штука! В местной полиции мне говорили, что парни, которые поработали над твоей жестянкой, превратили ее в решето. По-моему, она так не выглядит.
Эрни пожал плечами и выбрался из машины. Заканчивалась пятница, гараж уже наполовину опустел, и на двадцатой стоянке они были предоставлены самим себе.
— Она была не так плоха, как выглядела, — сказал он. Эрни подумалось, что этот коротышка полицейский с довольной ухмылкой на лице весьма сообразителен. Он положил руку на крышку Кристины и сразу почувствовал себя лучше. Он справится с полицейским, умен тот или нет. В конце концов, о чем ему было беспокоиться. — У нее не было серьезных повреждений.
— Неужели? Я так понял, что кузов был продырявлен основательно. Должно быть, ты гений жестяных работ, Эрни. — Он обезоруживающе засмеялся, но его взгляд продолжал скользить по машине, изредка переключаясь на лицо Эрни, которому это нравилось все меньше и меньше.
— Увы, нет. Просто мне повезло. Я поискал новые части для кузова «плимута» и нашел их в Рагглисе. Вот на этом боку я поменял всю заднюю дверцу. Видите, краска немного отличается? — Он похлопал ладонью по дверце.
— Извини, Эрни, — проговорил Дженкинс. — Наверное, с помощью микроскопа я смог бы сказать точнее, но на первый взгляд она ничем не отличается от остальных.
Он тоже похлопал по дверце. Эрни нахмурился.
— Бездна работы, — сказал Дженкинс. Он не спеша обошел машину и остановился возле ее переда. — Бездна работы, Эрни. Тебя нужно поздравить.
— Спасибо. — Он понаблюдал за тем, как Дженкинс рассматривал фары, решетку и капот, пытаясь обнаружить на них какие-нибудь вмятины, а может быть, пятна крови или клочки волос. Эрни внезапно понял, что тот искал следы Шатуна Уэлча. — Что конкретно я могу сделать для вас, детектив Дженкинс?
Дженкинс улыбнулся.
— Парень, не будь так официален! Зови меня Руди, хорошо?
— Конечно. Что я могу сделать для вас, Руди?
— Знаешь, все это довольно забавно. — Дженкинс рассеянно посмотрел на левую переднюю фару Кристины. Присев на корточки, провел пальцем по блестящему металлическому обручу, а потом встал. — У нас есть доклады о том, как была искорежена твоя машина…
— Эй, они вовсе не искорежили ее, — перебил его Эрни. Он начал чувствовать себя так, словно шел по канату, натянутому над пропастью, и снова дотронулся до Кристины. Ее твердость и ее реальность еще раз придали ему уверенности. — Они пытались, да, но у них ничего не получилось.
— Ладно. Наверное, я не совсем владею современной терминологией, — Дженкинс засмеялся. — Во всяком случае, когда я прочитал их, то как ты думаешь, что я сказал? Где фотографии? Вот что я сказал. Я решил, что их попросту забыли приложить, и позвонил в Либертивилл. И тогда оказалось, что фотографий не было.
— Еще бы, — сказал Эрни. — У ребят моего возраста, как вы знаете, никогда не бывает полноправной страховки. Она стишком дорого стоит. Если бы у меня была страховка от повреждений, я бы наснимал сколько угодно фотографий. Но без нее — зачем? Для семейного альбома?
— Конечно, они тебе ни к чему, — согласился Дженкинс, рассматривая крылья машины. — Но знаешь, что мне кажется еще более забавным? Ты даже не сообщил о преступлении. — Он поднял на Эрни вопросительный взгляд и пристально уставился на него — а затем натянуто рассмеялся:
— Даже не сообщил! «Вот так сукин сын, — сказал я. — Кто же тогда сообщил?» Отец парня, так мне сказали.
Дженкинс покачал головой.
— Эрни, я ничего не понимаю и не возражаю, если ты мне кое-что объяснишь. Парень из кожи лезет вон, чтобы починить старый автомобиль, потом, когда его цена возрастает до двух или пяти тысяч долларов, приходят другие ребята и разбивают его ко всем чертям…
— Я же сказал…
Руди Дженкинс поднял руку и обезоруживающе улыбнулся. В какую-то долю секунды Эрни думал, что он собирается сказать: «Мир», — как делал Дэннис, когда ситуация становилась слишком тяжелой.
— Повреждают. Извини.
— Ничего, — сказал Эрни.
— Во всяком случае, по словам твоей подружки, один из преступников… ну, испачкал приборную панель. Я бы полагал, что ты должен был бы сойти с ума от ярости. Или хотя бы сообщить об этом.
Улыбка вдруг сползла с его лица, и теперь он смотрел на Эрни строгим, даже суровым взглядом.
Холодные серые глаза Эрни встретились с его карими глазами.
— Мистер Руди, — наконец сказал он. — Могу я сказать вам одну вещь?
— Конечно, сынок.
— Когда мне было полтора года, я расцарапал вилкой антикварное бюро, в котором моя мама держала деньги. Разумеется, я этого не помню, но моя мама говорит, что тогда у нее было желание продержать меня в пеленках еще года два. — Эрни усмехнулся. — Правда, она не совсем точно исполнила свое намерение…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});