Артем тащился – на седьмой этаж, черт возьми! – и неудобный супермаркетовский пакет, в котором болталась бутылка виски, все время бил его в коленку, и Хасанов то и дело перехватывал его. Ему не хотелось разбить драгоценную бутылку на подступах к дому!
Первый день на работе прошел исключительно успешно – по крайней мере ему хотелось так думать.
Утром, собираясь в свой новый офис, он трусил так, что даже галстук не смог завязать – все выходила ерунда какая-то, – и галстук пришлось отменить. Кто их знает, этих проклятых журналистов с их проклятыми штучками! Как-то они его встретят.
Ему давно хотелось приобрести журнал, и он его купил, отчасти, чтобы потешить самолюбие, отчасти потому, что журналистская работа всегда представлялась ему какой-то особенной и непохожей на все остальные работы, и только купивши, он вдруг задумался о том, как именно станет им руководить.
Руководить журналистами он не умел.
Хасанов понимал, конечно, что скорее всего ими будет руководить главный редактор, а не он сам, но с первого дня следовало сделать вид, что он тертый калач и никакими их штучками его не проймешь. Он так и сделал.
Ему понравилась соседка, оказавшаяся его подчиненной. Она ему и раньше нравилась, когда попадалась во дворе или на лестнице, и он даже подумывал, не предпринять ли некоторые пассы в ее сторону, а потом вдруг обнаружил, что у нее имеется приходящий муж.
Артем Хасанов никогда не связывался с замужними – не потому, что был чрезвычайно щепетилен, а потому, что с ними больше проблем. С ними и с их мужьями, будь они неладны.
Пассы пришлось отменить, а соседка с ходу ему нахамила.
Он любил таких, боевых и активных, нравились они ему!..
Артем тащился по лестнице, оберегая свою бутылку от возможных неожиданностей, и раздумывал, не отказаться ли ему от своих принципов относительно незамужних, и не завести ли романчик, который очень скрасил бы его новую работу, когда на площадке очередного взятого штурмом этажа вдруг обнаружил настежь распахнутую дверь.
Он знал, что это дверь именно той соседки, и в первую секунду ему стало смешно. Вот думал он про романчик, а тут – нате вам, и дверь открыта, как по волшебству – заходи, мол, чего ты там раздумываешь про свои принципы!
За дверью было темно, свет не горел, и Артем насторожился. В их доме всегда все было спокойно, как в Багдаде из фильма про Аладдина, никто «в нетрезвом виде» не забывал дверь нараспашку, да и про жуликов и грабителей ничего не было слышно.
Артем постоял на площадке. В конце концов, мало ли что, и распахнутая дверь – совсем не его проблемы, и вмешиваться в чужую жизнь он не собирался, и может, они просто так позабыли ее запереть, а свет погасили, потому что у них любовь на кухонном столе или где там еще может быть любовь…
Он пристроил пакет на чистый пол и почесал бровь.
Нет, все-таки надо узнать, что там происходит. Артем Хасанов не любил положений, которые были бы ему до конца неясны, и знал, что, если не выяснит, в чем дело, будет мучиться весь вечер, и даже бутылка не поможет.
– Але! – сказал он в дверной проем. – Але, у вас дверь открыта!
Никто не отозвался, и, пожав плечами, Артем протиснулся в темноту прихожей и сказал погромче:
– Ребята, вы что? Заснули? Когда засыпаете, дверь надо на замок закрывать, але!
Опять никто не отозвался, и, вдруг сильно встревожившись, он вытащил телефон.
Звонить? Куда?..
Рукой, в которой был зажат мобильный, он стал шарить по стене, где, по его представлениям о жизни, должен быть выключатель, и нашел не сразу. Тот оказался гораздо ниже, чем Артем искал.
Отыскав, онлажал на плоскую пластмассовую штуковину и зажмурился, потому что яркий свет неожиданно сильно ударил по глазам, быстро привыкшим к темноте.
Потом Артем открыл глаза и присвистнул.
Все было перевернуто вверх дном. Как будто несколько лихих махновцев орудовали тут много часов, чтобы придать апартаментам теперешний вид. Такое Артем видел только в кино.
– Есть кто живой?!
Здравый смысл нашептывал ему, что нужно немедленно выйти, спуститься к дежурному и вызвать милицию, пожарных, МЧС и «Скорую помощь», или кого там вызывают в таких случаях, но если бы Артем Хасанов всегда слушался своего здравого смысла, он никогда бы не стал тем, кем стал!
– Хозяева! Что тут такое!?
Он повернул за угол и опять зашарил по стене, надеясь нащупать выключатель. В дальней стене квадратной комнаты, очевидно, кухни, синело темное окно, на полу громоздились неровные кучи битой посуды и каких-то коробок, а выключатель никак не находился.
Короткие волосы на затылке шевельнулись – ему показалось, что на полу кто-то лежит, – и когда вспыхнул свет, озноб продрал его до самых костей.
На полу лежала женщина.
Она лежала, уткнувшись лицом в ворох полотенец и каких-то тряпок, так мертво и так безнадежно, что Артему на секунду стало нехорошо.
В одной руке у него был телефон, а в другой пакет, который он зачем-то потащил с собой. Один он оставил на площадке, а второй так и тащил, идиот!
Он швырнул пакет на пол – в нем что-то сильно брякнуло, Артем удивился, что это может быть такое, но от резкого звука у него будто просветлело в голове.
Артем нажал кнопки и быстро сказал в трубку, как только ответили:
– Вызывайте милицию, срочно! Адрес… Здесь… мертвый человек, – и не стал слушать, что заверещали в ответ.
Потом отшвырнул телефон в сторону, подошел и обеими руками перевернул тело.
Дмитрий ушел, и Лизе сразу все расхотелось – готовить, есть, суетиться. Ей даже в ванну расхотелось, хотя о ней она мечтала с самого обеда. О целой ванне горячей воды, в которой быстро отойдут замерзшие ноги и очень захочется спать, и можно будет долго лежать, задремывая и просыпаясь. А потом кое-как вытереться, напялить старый халат, дотащиться до дивана, натянуть плед, нашарить пульт от телевизора и сладко уснуть под его мерцание и невнятное бормотание про погоду и политику.
Все это сейчас показалось ей совершенно бессмысленным.
Она посидела в кухне, рассматривая свои ноги в тонких носочках с поджатыми от холода большими пальцами, а потом все-таки поплелась в ванную.
Открыла воду, села на край ванны и стала стягивать водолазку. Вода лилась, закручивалась под мощной струей.
Зачем он ушел? Идиот, ее же еще и обвиняющий в феминизме!.. Была бы она феминисткой, разве разрешила бы ему так безнадежно уйти по своим «мужским делам» и оставить ее дожидаться – как в каменном веке, где мужчины охотились, а женщины отсиживались в темных пещерах, полных насекомых и копошащихся младенцев!
У Лизы были вполне определенные представления о каменном веке, полученные в средней советской школе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});