Хотя никакое завтра может не наступить.
Или сказать ему словами, как он просил когда-то, что она его любит, и жить без него не сумеет, и что он изменил ее мир – как в романе в стихах?
Ну, на худой конец, – в прозе!..
– Дима…
– Что?
Лиза перевела дыхание и ничего такого не сказала. Не смогла. Струсила.
– Дим, нам, наверное, надо вернуться. Вадим может быть опасен.
– Нет. Не может.
– Да откуда ты знаешь?! – заорала она. – С чего ты взял?!
– Лиза, – сказал он спокойно, – сейчас мы доедем до дома и все обсудим. Я… я только прошу тебя оставаться в стороне. Ты не должна мне мешать, потому что это очень важно. То есть, если сегодня нас не… убьют, – он слегка запнулся на этом слове, – значит, уже никогда не убьют. И мы будем жить долго и счастливо.
– И умрем в один день? – спросила она дрожащим голосом.
– Я надеюсь, – серьезно ответил он. В свете приборного щитка его лицо казалось странно бледным и постаревшим. – Я бы очень не хотел оставаться тут в одиночестве. Без тебя. Так что договоримся на берегу. Сегодня ты будешь меня слушаться.
– А мы правда умрем в один день? Он хмуро глянул на нее.
«Кажется, я его раздражаю. Вот до чего дошло».
– Правда. Но хотелось бы… как-то это отсрочить.
– Что? – тупо спросила Лиза.
– Нашу смерть, – объяснил Белоключевский серьезно. – Которая должна наступить в один день. Будешь меня слушаться?
– Дима, если бы я тебя слушалась, ты бы весь сегодняшний день пролежал в ванне. Мертвый. И не только мертвый, но еще и обгоревший. Ты хоть это понимаешь?
– Да, – согласился Белоключевский. – Понимаю. Я еще сто раз скажу тебе спасибо, но сейчас мне надо довести дело до конца.
– Ты опять говоришь, как хренов Шерлок Холмс!
– Я не могу сказать по-другому! – крикнул он. – Я ничего не могу тебе объяснить, потому что сам еще не все понимаю!
– Объясни то, что понимаешь!
– И этого не могу, потому что у меня нет никаких доказательств и… подтверждений! Все будет вечером.
– Хорошо. Хорошо. – Лиза сложила руки на коленях и уставилась вперед, в метель. – Скажи мне, кто убил Свету.
– Я не знаю.
– Как она оказалась в гараже?
– Я тебе уже говорил. Ты привезла ее в своей машине. Никаких других вариантов нет.
– Каким способом ее убили?
– Не знаю.
– И зачем?! Зачем ее убили?!
– Это самое главное, чего я не знаю. Но повторяю еще раз. Лиза, тот, кто пытался убить нас, не имеет никакого отношения к смерти твоей сотрудницы. Ее он точно не убивал. Хотя очень странно, что все сошлось в одной точке.
– В какой?
– В твоей конторе.
– При чем здесь моя контора?!
– Я думаю, что как раз именно контора ни при чем.
– Дима!
Он притормозил и помигал, съезжая со МКАД в сторону Рощина. Вот и пост ГАИ, с которого бабушка вернула шестнадцатилетнего Белоключевского, когда он ехал покорять сердце Даши или Маши, сейчас уже точно не вспомнить.
Теперь уже близко, рукой подать.
– Я отведу тебя домой, – сказал Белоключевский каким-то странным тоном, ранее Лизой не слыханным.
Из этого тона следовало все, что она когда-то читала о нем в газетах и видела по телевизору.
Он олигарх, богач, умница и делец, каких свет не рождал.
Его сделки с самыми знаменитыми нефтяными корпорациями то сотрясали, то, наоборот, успокаивали мировые фондовые биржи. «Шелл» давал кредиты российским предпринимателям только под поручительство Белоключевского, а «Де Бирс» долго интриговал, чтобы именно он подписал контракт на добычу якутских алмазов, и остался ни с чем – победить олигарха на уровне интриг было невозможно. Он то сдерживал, то отпускал цены на нефть и позволял ОПЕК думать, что это именно ОПЕК диктует цены. Американский президент встречался с ним во время официального визита в Россию. Их было всего трое, русских, допущенных до «первого» американца – Тимофей Кольцов, Ахмет Баширов и Дмитрий Белоключевский, и ни один из них потом не сделал ни одного заявления для прессы. Каждый в свое время вяло промямлил, что встреча прошла в деловой, но дружественной обстановке, и только.
Его стиль жизни пытались копировать бизнесменчики помельче и поуже, потому что именно он и был тем, что называется «гордостью отечества», – молод, хорошо образован, очень богат, деловит и умен. Его благополучно миновали малиновые пиджаки и зауженные брюки из блестящей ткани, а также перстни с бриллиантами и рубашки с воротником-стойкой. Он одевался в Лондоне и был консервативен от макушки до шнурков на ботинках. Он охотно общался с прессой, казался совершенно открытым и доступным, но почему-то всегда чудилось, что он смеется над журналистами и над теми, для кого предназначены его интервью. За этот его тон, которому невозможно научиться, за легкую насмешку в черных прищуренных глазах те самые бизнесменчики готовы были отдать полжизни. Но угнаться за ним было невозможно. Твидовые пиджаки, гольф и «Мэйбах», подаренный жене вместо банального «Мерседеса», как будто стеной отделяли его от всех остальных «самых богатых». Его шашни с самыми сказочными красотками мира обсуждались серьезными и именитыми журналистами в их серьезных и знаменитых программах – тоже абсолютно серьезно. Репортажи с его свадьбы – очевидно, номер два, если третьей женой должна стать Лиза! – занимали первые полосы всех глянцевых журналов. Репортеры и особенно репортерши взахлеб описывали наряд невесты, оценивали количество и стоимость каратов, а также количество и стоимость гостей. До покупки футбольных клубов и теннисистов с мировым именем он никогда не снисходил, но однажды купил на аукционе в Лондоне и подарил Русскому музею коллекцию картин стоимостью в несколько миллионов фунтов стерлингов.
А потом его посадили и разорили. Причем разоряли, именно когда сидел, – останься он на свободе, ничего с ним поделать было бы нельзя, только убить, а убить его тогда все-таки не решились.
Лиза как-то обо всем этом подзабыла и вспомнила только теперь, когда он сказал этим самым тоном «я отведу тебя домой».
– Я отведу тебя домой, и ты останешься там, что бы ни случилось. Сначала я все осмотрю, потом запру тебя и ключ заберу с собой. А потом я за тобой приду. Поняла?
– Дима, я не хочу оставаться одна! Я боюсь одна!
– Нет. Это ненадолго. Потом я приду и заберу тебя. Машина свернула в лес – как раз в том месте, где, если пойти направо, придешь в лесничество, к Кузьмичу.
– Ты не знаешь, как зовут нынешнего лесника? – вдруг спросил Белоключевский, которому это показалось очень важным.
– Знаю, – уверенно ответила Лиза, – Кузьмич. То есть это отчество у него такое, а как его зовут, я не знаю. Он нам в прошлом году елку привозил. Ему лет сто, наверное, может, сто пятьдесят. А что?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});